Огненное сердце

Лещинник находился неподалёку от знакомой криницы, а за ней и полянка с ручьём, где можно порезвиться на молодой кобылке и напоить её водой. От летнего яркого разнотравья и запахов леса мне впервые за несколько дней захотелось улыбнуться. Жаркое солнце припекало макушку, и под моей плотной каштановой косой шея и ворот быстро взмокли. Лошадь оказалась умнее: завидев, что временная хозяйка ползает на корточках по поляне, она быстренько припустила к речке. с удовольствием поддевая пегой мордой воду и отфыркиваясь. И я уже отчаянно завидовала ей, собираясь присоединиться после того, как полностью набью мешочек, когда из леса на поляну выехали трое лессканцев… Одного из них я узнала сразу!

Первой мыслью было спрятаться. Потом убежать. В итоге я осталась сидеть на корточках, усердно дёргая всю траву подряд. Если им в голову придут недобрые мысли, им это дорого станет!

воевода спешился первым и повёл своего вороного жеребца к маленькой речке. Мокрый, усталый, злой. Они тихонько переговаривались меж собой и будто не замечали меня. Повода убегать у меня пока не было. Но когда он подошёл ближе, меня словно накрыло холодным потоком! Мощная смуглая шея и открытые крепкие плечи были исполосованы в кровь, точно иголками. Сердце мое забилось часто-часто.

— Привет, несговорчивая, — улыбнулся он добродушно. — Как себя чувствуешь?

— Как женщина, у которой украли вёдра! — укоризненно взглянула на него, подозрительно приглядываясь к ранам.

Жан смущённо фыркнул, но взгляда не отвёл и промолчал, глядя с высоты своего удивительного роста. Даже спину распрямила невольно…

А у него ведь красивые глаза. Выразительные, серые, с чёрными ресницами. Только взгляд мутный, болезненный… и ранки на смуглых плечах воспалились. Правда, он наглец лохматый, и вёдра я ему ещё долго не забуду…

Я покосилась на просеку, откуда они пришли. Ореги там полно, и если неслись на лошадях… Вот дураки! Они что, не знали, что орега ядовитая сейчас?

— Что у тебя с руками? — равнодушно спросила я, набирая пригоршню воды для кобылы.

— Зайца гоняли, — нехотя откликнулся он. — Через ореговое урочище ушёл, зараза треклятая…

Точно дураки. Ради какого-то зайца! Даром что лессканцы, неместные, наших лесов не знают…

Потом, словно очнувшись, воевода виновато нахмурился и отвел взгляд.

— Извини, грубовато вышло, а ты ведь девушка...

Махнув рукой, я нахмурилась. Наши мужики и похлеще ругались, так что меня это не заботило.

— Орега в этом месяце ядовита, раны надо срочно промыть и обработать, — объявила я. — У меня травки есть. Если всё быстро и правильно сделать, то болезнь пройдёт стороной!

— Ерунда, — отмахнулся Жан. — Пройдёт.

Он ещё и улыбнуться попытался, чудовище нечёсаное! А у самого взгляд на моём лице с трудом собирается!

Подошёл капитан Ойтхоген - тот, что с изуродованным лицом. И куда уж можно хуже выглядеть, но и шрамированное лицо тоже было испещрено мелкими воспалёнными ссадинами! О, Родан, ну что за мужчины? Как дети!

— Не пройдёт. Жар будет, — мрачно констатировал Ойтхоген. — Верно я говорю?

— И не только жар, — кивнула я, почему-то мстительно выговаривая воеводе. — У вас обоих ранки от жары уже воспалились, ещё немного и будет совсем плохо. Зайцев, как и службу, вы точно увидите ещё не скоро! Зачем вообще через урочище скакали? Неужели не знали, что орега в это время года ядовита? Тоже мне, лучшие воины Лесскана, гроза местных зайцев! Они и то умнее вас!

Я сложила руки на груди, обиженно пыхтя под нос. И ведь действительно обидно было за них! Жан удивлённо смотрел на меня, словно впервые видел.

— Гляди, а ты ей нравишься, — хохотнул капитан. — Как разволновалась–то!

Наглый выпад я проигнорировала.

— Много ты в охоте понимаешь! — всё же обиделся на меня воевода. — Подумаешь, увлеклись немного… А я смотрю, ты травы собирала? Знахарка?

— Нет, я старейшине Беорну помогаю. Но с этим могу справиться, если быстренько воды вскипятите и несколько чистых тряпок дадите. А если не дадите, то вам же хуже!

Жан снисходительно улыбнулся.

— Мавер, сделай, у тебя всё есть, — вяло кивнул он.

Похоже, из всех троих Жану больше досталось иголок и яда. Остальные ещё были бодрыми.

— Идём, — потянула в сторону криницы, ухватив лессканского воеводу за тёплую сухую ладонь.

— Вот так бы сразу! — тихо засмеялся, — а то «не пойду, во–от ещё», — передразнил.

Отвечать я не стала. Яд ореги быстро впитывается в тело, и чем быстрее я смою её сок с израненной кожи, чем быстрее волью в него лечебного отвара, тем быстрее патлатый лессканец перестанет нести околесицу! К тому же, рука его была и впрямь горячей.

Капитан последовал за нами, свалив приготовление воды на третьего участника. Ойтхогену я показала, что делать, и он благополучно умылся сам, чего не скажешь о Жане, на которого он кидал встревоженные взгляды. Впрочем, нужно было ещё развести огонь и вскипятить воду, поэтому я отправила его заниматься делом, снабдив нужными травами и передав указания для третьего спутника.

У криницы я заставила воеводу хорошенько омыть не только руки и шею, но и лицо. Конечно, Жан не очень-то и сопротивлялся, когда раздевался по пояс, но я старалась не думать о том, что Аника мне самой шею намылит за прикосновение к священному мужскому телу. Кстати, о мыле… Через минуту я вернулась с куском лечебного мыла, которое брала на всякий случай для себя, и пучком травы. Жан с сомнением посмотрел на то, как я готовлю смесь для мытья, но возражений не последовало.

— Ты так и не сказала, как тебя зовут, — поморщился он, вздрагивая от прикосновения к ранам.

— Драккати. А ты — воевода Жан. Верно?

Он снисходительно улыбнулся.

— В целом — да.

И снова вздрогнул, шумно выдохнув, я как раз вытащила из–под кожи две застрявшие иглы.

— Волосы твои уберу, у тебя ещё на шее иголка торчит, — предупредила я.

Но тяжёлую, приятную на ощупь копну волос Жан перекинул сам.

— Главное, не убей. Это будет печальное известие для слишком многих, чтобы после этого тебя оставили в живых.

— Если не доверяешь мне, — обиделась я, — зачем согласился? Мог бы и к Беорну обратиться! Может ты и пришлый, но в помощи у нас не отказывают!

— А может, — повернулся он ко мне, — нежные женские руки мне приятнее старческого ворчания?

Сидя на камне, он взглянул на меня снизу вверх мутными глазами и несмело обхватил мои колени. Я напряглась и уже приготовилась дать отпор, но тут поняла, что ему просто так легче держать равновесие. Тяжёлый, горячий… Мы встретились взглядами снова, когда я замерла в привычной борьбе с собственным страхом, наследием прошлого. Жан все понял и руки убрал сам. Я ругала себя последними словами! Могла ведь просто дать лекарства, объяснить, что к чему, и уйти, не рискуя собой, оставаясь на далёкой поляне наедине с тремя огромными мужиками!

— Почему у меня чувство, будто ты меня боишься? — Жан наклонил голову вбок, чтобы мне было удобнее, и начал помогать.

— Если бы ты жил в общине, то знал бы… что я не прикасаюсь к мужчинам. Это против моих правил. Мне вообще давно следовало уйти.

— Неприятно? — Он поймал мою руку. — Драккати, не бойся. Мне действительно была нужна помощь, и я благодарен тебе…

— Пусти!

Он отпустил.

— Я никогда не причиню тебе зла. Если понадобится моя помощь, просто скажи.

Закрыв глаза и сжав кулаки, я превозмогла себя.

— Давай ты просто больше не будешь меня трогать, а я долечу твою спину? И так потом перед Бьорном оправдываться, что с тобой тут наедине…

— Как скажешь!

Всю процедуру Жан стоически терпел, за что был вознаграждён снятием жара. Когда мы вернулись к костру, всё уже было готово для следующего этапа с собранной целебной травкой. Немного дала выпить отвара каждому, да и перевязка не заняла много времени. Спустя несколько минут я уже могла смело отправляться по своим делам.

Орехов в тот день я так и не собрала, за что получила выговор. Но уж лучше выговор, чем оправдываться перед целой общиной и Аникой в том числе! Завтра соберу, ничего страшного не случится.