Страница 9 из 17
– Геронда, что нужно делать, когда говорят что-то против Церкви или против монашества и т. д.?
– Начнём с того, что если кто-то плохо говорит, например, о тебе как о личности, это не страшно. Подумай: Христа, Который был Христом, поносили, и Он не отвечал, а чего достоин я, грешник? Если бы хотели оскорбить лично меня, то это меня бы совсем не беспокоило. Но когда меня оскорбляют как монаха, то оскорбляют и весь институт монашества, потому что я как монах от него неотрывен. В этом случае я не должен молчать. В таких случаях надо дать оскорбителям немного выговориться, а потом сказать им пару слов. Однажды в автобусе одна женщина ругала священников. Я дал ей выговориться, а когда она остановилась, сказал: «У нас много претензий к священникам, но ведь их не на парашютах же Бог с неба сбросил. Они люди с человеческими немощами. Но скажи мне вот что: такая мать, как ты, накрашенная и с ногтями, как у ястреба, какого ребёнка родит и как его воспитает? И каким он станет потом священником или монахом, если станет?» Помню, в другой раз, когда я ехал на авто́бусе из Афин в Янину, один человек всю дорогу осуждал митрополита, который тогда чего-то там натворил. Я сказал ему одно-два слова, а потом молился. Он продолжал своё. Когда мы приехали в Янину и вышли, я отозвал его в сторонку и говорю: «Ты знаешь, кто я такой?» – «Нет», – отвечает он. «А что же ты тогда, – говорю, – сидишь и говоришь такие вещи? Может быть, я во много раз хуже того, кого ты поносишь, а может, я – святой?! Как же ты сидишь передо мной и несёшь такое, что я даже о мирянах представить себе не могу того, чтобы они подобное творили? Постарайся-ка исправиться, потому что иначе ты можешь крепко получить по мозгам от Бога! Для твоей же пользы, конечно». Смотрю, начал он дрожать. Но и до других тоже дошло, как я понял по тому переполоху, который возник.
Иной раз видишь, как оскорбляют святое, а окружающие молчат. Однажды, выезжая со Святой Горы, я встретил на корабле одного несчастного, убежавшего из психиатрической больницы на Святую Гору. Он без остановки кричал и ругал всех: сильных мира сего, правительство, врачей… «Столько лет, – кричал он, – меня мучили электрошоком и таблетками. А вам хорошо! Всё, что хочешь, у вас есть, машины у вас есть! А меня в двенадцать лет мама отправила на один остров, и с тех пор уже двадцать пять лет – из дурдома в дурдом!» Он ругал все партии, а потом начал хулить Христа и Божию Матерь. Я встаю и говорю: «Заканчивай! Неужели здесь нет ни одного представителя власти?» Вижу: заволновался его спутник, скорее всего, полицейский, и маленько его укротил. Этот несчастный, крича и хуля, выговорил всю свою беду. И мне стало за него больно. Потом он подошёл, поцеловал мне руку, и я его тоже поцеловал. Он был прав. Все мы – кто больше, кто меньше – ответственны за это. И я тоже был причиной хулы этого несчастного. Будь я духовен, я соделал бы его здравым.
Как же разочарованы были фарасиоты[41], когда при обмене[42] они плыли на корабле в Грецию! Два моряка ругались между собой и хулили Христа и Божию Матерь. Фарасиотам это очень не понравилось. Греки, христиане – и хулят Христа и Матерь Божию! Они схватили богохульников и бросили их в море. К счастью, те умели плавать и спаслись. Даже если оскорбляют какого-то человека, мы обязаны его защитить, а тем паче Христа! Ко мне в каливу пришёл однажды один мальчик – он хромал, но личико его сияло. «Здесь, – думаю, – дело непросто, раз так сияет Божественная благодать!» Спрашиваю: «Как поживаешь?» И он рассказал, что с ним случилось. Один зверюга, ростом под потолок, хулил Христа и Матерь Божию, и этот мальчик бросился на него, чтобы его остановить. Зверюга повалил его наземь, истоптал, покалечил ему ноги, и после этого бедняжка захромал. Исповедник! А что перенесли исповедники, мученики!
– Геронда, в армии некоторым благоговейным юношам трудно с теми, кто ругается. Что им делать?
– Необходимо рассуждение и терпение. Бог поможет. Один радист, с которым мы вместе служили, бывший врач, был невер, богохульник. Каждый день он приходил в Отдел управления промывать мне мозги. Рассказывал мне теорию Дарвина и тому подобную дрянь – всё насквозь пропитанное богохульством. Но после одного случая он кое-что понял. Мы были вместе с ним на задании. Один большой мул был у нас нагружен рацией и носилками. На одном очень скользком спуске я держался за хвост мула, а врач тянул его за уздечку. И вот в какое-то мгновение носилки задевают мула по ушам, и он – раз! – сильно бьёт меня задними копытами, и я лечу. Вскоре я пришёл в себя и осознал, что иду! Помнил я только то, что успел крикнуть: «Владычице моя!» И больше ничего. Следы от подков были на мне, вот здесь – вся грудь была чёрная, так сильно мул меня ударил. Врач, когда увидел, что я иду, вытаращил глаза. Продолжаем путь. Чуть подальше врач подвернул ногу о камень, упал и не мог подняться. Тогда начал он кричать: «Владычице моя, Христос мой!» Он боялся, чтобы его не схватили враги: «Сейчас меня все оставят, всё, конец, и что же со мной будет, и кто же мне поможет!» – «Не волнуйся, – говорю, – я с тобой останусь. Если меня схватят, то и тебя схватят». Потом задумался бедолага: «Арсения[43] мул лягнул, и тому ничего не сделалось, а я чуть споткнулся и уже идти не могу!» Скоро он поднялся, но хромал, и я помогал ему идти. Остальные ушли вперёд. Он получил урок и после этого вразумился. Раньше каждый день богохульствовал, а в минуту опасности стал кричать: «Владычице моя, Владычице моя!» Сразу о Владычице вспомнил. А вот другой мотоциклистом был в армии, два раза ногу ломал и продолжал богохульствовать.
– Вы ему ничего не говорили, геронда?
– Что ему было говорить? Я и не говорил ничего, а он не переставая хулил Христа и Божию Матерь – нарочно, чтобы сделать мне больно. Я потом это понял и только молился. И вот ведь – если раньше и он, и другие сквернословили ни с того ни с сего, то потом, когда у них что-то не получалось и они хотели выругаться, кусали себе языки! Если человек бесстыдный сквернословит, богохульствует, то лучше сделать вид, что ты чем-то занят и не слышишь его, а самому молиться. Потому что, если он поймёт, что ты за ним следишь, он может сквернословить не переставая. И ты, таким образом, станешь причиной его одержимости нечистым духом. Однако, если сквернословит не бесстыдник, а человек, у которого есть совесть, и сквернословит он от дурной привычки, то ты можешь ему что-то сказать. Но если у него есть не только совесть, но хватает и эгоизма, то будь осторожен. Не говори с ним строго, но сколько можешь смиренно и с болью. Святой Исаак что говорит: «Обличи силою твоих добродетелей любопрящихся с тобою… и загради их уста кротостию и миром своих уст. Необузданных обличи своим добродетельным поведением, а чувственно бесстыдных сдержанностью своих очей»[44].
Глава третья. «Вся убо чи́ста чи́стым…»
Духовный человек «о́гнь пояда́яй е́сть»
Геронда, как можно сегодня жить в обществе правильно, по-христиански, не соблазняясь людьми, живущими вдали от Бога?
– А что соблазняться теми, кто не живёт близ Бога? Если в семье из шестерых или восьмерых братьев и сестёр одного или двоих увлёк бы сатана, разве соблазняла бы такая их греховная жизнь остальных?
– Нет, они бы за них болели, потому что это братья.
– Ну вот, видишь, зло находится внутри нас. У нас нет любви, потому мы не чувствуем всех людей своими братьями и соблазняемся их греховной жизнью. Все мы – одна большая семья и братья между собою, потому что все люди – это дети Бога. Если же мы действительно осознаем то, что мы братья со всеми людьми, то нам будет больно за тех, кто живёт во грехе. И тогда их греховная жизнь не соблазнит нас, но мы будем молиться за них.
41
Фарасио́ты – жители Фарас, большого селения в Каппадокии (Малая Азия, ныне территория Турции). Родина преподобного Арсения Каппадокийского и преподобного Паисия Святогорца. – Прим. пер.
42
Речь идёт об обмене населением 1924 года, в ходе которого греки из Малой Азии переселились в Грецию, а жившие в Греции турки возвратились в аурцию. – Прим. пер.
43
Мирское имя преподобного Паисия.
44
«Кротостью и спокойствием уст своих заграждай уста бесстыдству непокорных и заставляй его умолкнуть. Обличай невоздержных благородством жития твоего, а тех, у кого бесстыдны чувства, – воздержностью очей своих». См.: Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. Слово 56-е. Сергиев Посад, 2008. С. 340.