Страница 16 из 32
– Подарок кобольдов из сада Ядэ, – пояснила Нандалее.
Ее умение прочесть каждую его мысль пугало.
Сняв платье с плеча, она приложила Эмерелль к левой груди.
Элеборн в смущении отвернулся к окну.
– Почему ты так робок? Нет ничего такого в том, чтобы смотреть на меня, пока я кормлю дочь грудью. Там, где я выросла, все женщины делали это на глазах у всего племени.
Эльф откашлялся, продолжая смотреть в окно.
– А там, где вырос я, мне никогда не доводилось видеть женщину с оголенной грудью. – Эльфу вдруг стало крайне неприятно, и он почувствовал, что краснеет.
Нандалее отлично умела смущать его. Это удавалось ей еще во времена учебы в Белом чертоге. Эльф представил себе, как она усмехается ему в спину. Элеборн посмотрел на стену слева от себя. Там висели ее лук и проклятый меч Смертоносный, двуручник с долгой историей, полной трагедий. Никто и никогда не владел этим убийственным клинком так долго, как она.
– Я часто вспоминаю нашу первую ночь, – произнесла Нандалее.
Вот, опять она делает то же самое! Щеки его покраснели еще сильнее. Все было совсем не так, как звучало, когда она говорила об этом. В принципе, его нельзя было назвать неопытным в обращении с дамами, но Нандалее просто не была дамой.
– Ты что, покраснел?
– По пути сюда я слишком долго был на солнце.
Она негромко рассмеялась:
– Ну конечно.
Нужно брать инициативу разговора в свои руки, иначе это будет продолжаться бесконечно.
– Кстати, что стало с твоей маленькой пташкой? Этой дерябой, которую ты нашла в нашу первую ночь.
– Ты имеешь в виду маленького друга, которого я высидела? – Внезапно голос Нандалее стал меланхоличным.
Вспомнив о тех событиях, Элеборн невольно улыбнулся. Да, она действительно высидела яйцо, которое они нашли вместе.
– Ты назвала его Пипом, верно?
– Да, так его и звали, – тихо отозвалась эльфийка.
Краем глаза гость увидел, что Нандалее отняла Эмерелль от груди и поправила платье.
– Он спас мне жизнь, мой Пип. Он привел ко мне Гонвалона, когда я потерялась. – Эльфийка вздохнула. – С тех пор столько всего произошло. Пип давно оставил меня. Нашел себе самочку дерябы и иногда прилетал на мой подоконник вместе со всем своим выводком, чтобы попросить хлебных крошек. Ты помнишь тот кислый хлеб из темной муки, который нам иногда давали?
Элеборн кивнул.
– Пип любил его, особенно когда хлеб становился твердым и рыхлым.
– Пожалуй, в этом он был одинок.
– Прошлой зимой он умер. Я почувствовала. Мир вдруг как будто опустел еще больше. – Она встала с постели и положила Эмерелль обратно в колыбельку. Малышка негромко засопела.
– Почему ты пришел, Элеборн? Это все одиночество?
Тот кивнул. Для нее он был словно открытая книга.
– Это чувство знакомо мне слишком хорошо. Чувство, что нет больше в мире места, куда можно пойти. Нет места, где тебе будут искренне рады. Ты уверен, что хочешь обрести здесь новую родину? Гонвалон мертв, потому что последовал сюда за мной.
– И все же я должен рискнуть. Ты не могла бы замолвить за меня словечко перед Темным?
– Нет! – решительно заявила Нандалее. – Как бы ты мне ни нравился, Элеборн, ты просишь слишком многого.
Резкость, с которой она это произнесла, удивила эльфа. Такого он не ожидал и теперь не знал, что сказать…
– Я не хочу быть ему обязанной.
Гость кивнул, хоть и не понимал, что происходит между ней и Темным. Драконники не могут быть в долгу перед драконами, они просто должны повиноваться им. Отказаться выполнять приказ небесного змея – это нечто немыслимое. Но разве Нандалее не пыталась всегда достичь невозможного?
– Если ты действительно хочешь остаться в саду Ядэ, могу лишь посоветовать пробудить любопытство в Темном. Но подумай как следует, чего именно ты хочешь. Это поразительно мрачное место, хотя и находится посреди раскаленной от солнца пустыни.
– Мое решение твердо. Я хочу остаться здесь. Ты ведь знаешь, я всегда был склонен к тому, чтобы поступать неразумно.
Она улыбнулась:
– Поэтому ты мне всегда и нравился, Элеборн. У тебя должно получиться вызвать любопытство Перворожденного. А еще во всем, что ты делаешь, тебе нужно проявлять уверенность в себе. Лучше всего начать так…
О битве за красоту в несовершенном мире
Прошло более трех часов с тех пор, как он почувствовал, что кто-то пришел в долину. Никто не доложил ему, несмотря на то что посетитель направился прямиком в Старый форт. Значит, его драконники сочли, что это не важно.
Но покоя в душе не было. Может быть, это все любопытство? Или страх, что он постепенно утрачивает контроль над происходящим? Дракон и сам не был уверен в испытываемых им чувствах. Он знал, что Золотой плетет интриги против него, пытается лишить его влияния в совете небесных змеев. Глупая затея, ведь он, Дыхание Ночи, всегда будет Перворожденным. Если только Золотой не задумал убить его…
Нужно быть начеку. Он считал, что его брат по гнезду вполне способен мечтать о подобном. Но решится ли он воплотить свои мечты в жизнь? Наверняка лишь в том случае, если будет уверен, что остальные небесные змеи стерпят убийство.
Желая узнать, что происходит, он принял облик эльфа и направился к Старому форту. И вот он стоял посреди изрезанного подковами скалистого плато перед крепостью его драконников. Широкие ворота были открыты и словно приглашали войти.
Он почувствовал состояние своих драконников. Они были удивлены. Что там творится-то?
Дыхание Ночи вошел под арку ворот. Темнота сгустилась. Он стал единым целым с тенью. Невидимым для двора. И с удивлением обнаружил, как из поилки напротив конюшен поднимается извивающаяся змея, сотканная из воды и света. Она извивалась под звуки невидимой флейты, потягивалась, меняла форму. Из покрытого чешуей тела вырастали крылья. Внезапно из воды над поилкой взлетели два голубя, забили крыльями и вдруг рассыпались в пену, под которой на миг зажглись две маленькие радуги, прежде чем брызги осыпались на каменную поилку.
Все его драконники собрались во дворе и наблюдали за спектаклем. Пришла даже Нандалее. Она принесла с собой Мелиандера и Эмерелль, они лежали на одеяле и завороженно смотрели на игру света и воды. Дыхание Ночи вспомнил, что его брат, Небесный, рассказывал об этом эльфе. Должно быть, это Элеборн. Взбалмошный вольнодумец, скорее художник, нежели воин, который, однако, взявшись за дело, никогда не отступал.
Из поилки поднялись два дельфина, сотканные из блестящей воды. Они поплыли в центр двора, к обоим детям. Темный зачарованно наблюдал за тем, как отреагируют малыши. Они же смотрели на происходящее широко открытыми глазами, не проявляя ни малейших признаков страха. Внезапно дельфины рассыпались и посреди мерцающих фонтанов света на них обоих обрушился мелкий дождик. Эмерелль рассмеялась. Мелиандер остался серьезен.
Темный хлопнул в ладоши. Радостное настроение, царившее во дворе, тут же исчезло. Все взгляды устремились к воротам.
Он вышел вперед, и вместе с ним во двор, заливая его, вошла тень.
– Удивительный спектакль, – звучным голосом произнес он. – Какая от него польза?
Незнакомец шагнул к нему. Не выказал страха, но поклонился уважительно.
– Я Элеборн, повелитель, состоял на службе у вашего брата, Небесного. Что до моего чародейства, то оно призвано делать мир красивее.
– Как нечто столь непостоянное может сделать мир красивее? То, что вы предлагаете, это просто несколько брызгающих фонтанов, немного света и звука. Возможно, это забавно, но недолговечно.
Дыхание Ночи поглядел на эльфа Незримым оком. Аура, окружавшая Элеборна, была ярко-золотой. Он горел тем, что делал, был убежден в этом целиком и полностью.
– Прошу, простите меня, первый среди могущественнейших, если я проявлю глупость и возражу вам. Однако взгляните на ситуацию глубже. Мои заклинания живут недолго, но я создаю мгновения, затрагивающие сердца моих зрителей. А тот, чьего сердца коснулась красота, меняется. И это остается на всю жизнь.