Страница 12 из 16
Окружное гражданское управление, в свою очередь, распадалось: 1) на окружной суд, 2) окружное сыскное начальство, 3) словесный мировой суд (рассматривал только мелкие уголовные и гражданские дела. – Прим. ред.) и 4) окружную прокуратуру в лице окружного стряпчего (адвоката и нотариуса. – Прим. ред.). Существенное значение в деле казачьего управления имели собственно окружные суды и в особенности сыскные начальства. В состав первых входили судья и два заседателя – один от чиновников и один от казаков. Так как в заседатели выбирались обыкновенно лица станичными сходами, то в этом отношении, следовательно, в положении 1842 года было допущено нечто вроде участия куренной или станичной общины в войсковом управлении. Но это было именно только нечто. В силу положения, попавшие в заседатели от казаков лица могли участвовать в решениях тех только дел, которые касались станицы и казаков. Заседатели, следовательно, являлись в таких случаях лишь защитниками интересов рядового казачества; но такая защита могла быть игрушкой в руках всесильного пана, который заседал во всех казачьих учреждениях и ворочал всем, конечно, не в обиду и не в убыток себе.
Наконец, станичные учреждения составляли собственно органы казачьего самоуправления. Это были станичный сход или «сбор» и станичное правление, в которых выражалась юридически автономная деятельность станицы или, вернее, станичного общества.
Нужно заметить, что некоторые статьи положения 1842 года о Черноморском войске были приравнены к однохарактерным статьям положения от 26 мая 1835 года о Донском войске, и так как последнее было издано раньше первого, то в известных случаях черноморские казаки должны были руководиться им. Так, в области собственно станичного управления Черноморское войско должно было придерживаться главы XVI «Наказа гражданскому управлению войска Донского» и «Отдельных правил к наказу гражданского управления», а также главы положения о порядке станичных выборов. Это, конечно, не означало, что станичное самоуправление черноморцев было переменено на иной лад. Нет, на указанных пунктах и у черноморцев, и у донцов было много общего, к которому они пришли путем самостоятельной жизни и развития.
Согласно обоим казачьим положениям – и черноморскому, и донскому, каждая станица, в лице полноправных общинников, представляла собой отдельное станичное общество, на котором лежали хозяйственные распорядки, касавшиеся всей станицы. Вместе с тем станичному обществу была оставлена часть прав старинного казачьего круга или рады. Так, общество на полном сборе могло судить и наказывать своих членов «за маловажные проступки», «за бродяжество» и пр. В частности, автономные функции станичной общины были разделены между двумя органами – станичным сбором и станичным правлением.
Как гласит параграф 115 упомянутых «Отдельных правил к наказу гражданского управления», станичный сбор должен был руководиться «в суждении и решении общественных дел» тем общим основанием, «чтобы общественная собственность со стороны всякого незаконного притязания оставалась совершенно неприкосновенною; чтобы польза общая всегда была предпочитаема частной; чтобы все обыватели довольствовались выгодами уравнительно и никто из них не присвоял непринадлежащего ему; чтобы не был упущен из виду ни один источник, могущий приносить станице доход, а по расходам была соблюдена строгая хозяйственность и отчетность; чтобы меры взыскательности служили к неослабному сохранению и утверждению древних обычаев, доброй нравственности по общежитию и в семействах, благочестия, чинопочитания и уважения к старшим, и всегдашней готовности к исполнению обязанностей службы; чтобы телесное наказание определялось по одним ясным и никакому сомнению не подверженным доводам; чтобы престарелые, дряхлые и больные, не имеющие покрова, обретали пристанище и успокоение, а сироты обеспечивались в своем достоянии; чтобы искоренялось пристанодержательство подозрительных людей (т. е. предоставление крова в станице подозрительным личностям. – Прим. ред.), бродяжество нищих и прочее». Самые же подлежавшие обсуждению станичного сбора предметы подразделялись на две категории: по одним из них, каковы распоряжения по земельному довольствию, назначение опекунов, определения меры телесного наказания и т. п., постановления могли производиться не менее как 2/3 голосов всех домохозяев; по другим, какими были разбор ссор и драк, дела о буйстве и непослушании в нетрезвом виде и пр., постановления могли производиться и неполным сбором.
Собственно станичное правление представляло собой «местную исполнительную власть, действовавшую на пространстве юрта каждой станицы». В состав станичного правления входили станичный атаман и двое судей, которые выбирались обществом на полном сборе и утверждались в своей должности войсковым атаманом на три года. Кроме того, при каждом станичном правлении полагалось по два писаря, но, по своему положению, они не принадлежали к составу станичной администрации, хотя в действительности и играли именно такую роль. Как исполнительному органу, станичному правлению должно было подчиняться «все народонаселение станицы».
С другой стороны, станичному правлению была присвоена в известных пределах и судебная власть. Ему предоставлено было право «неукоснительно производить словесные изыскания, рассматривать оные и полагать мнение свое об исправительных средствах: за неповиновение детей родителям и оскорбление их, за сварливость в семействе и с соседями, за леность, пьянство, буйство, распутство, обман всякого рода и кражу ниже (менее. – Прим. ред.) двадцати рублей, потраву чужого хлеба или сена, повреждение сада и прочие подобные проступки, не заключающиеся в себе важного преступления». Но в таких случаях, разобрав известное дело и записав кратко сущность его в журнале, станичное правление передавало его на суд станичного общества. В свою очередь станичное «общество, проверив обстоятельства дела, или соглашалось с мнением атамана и судей, или полагало свое решение». Таким образом, функции станичного суда распределялись между станичным сбором и станичным правлением, причем последнее играло роль предварительной следственной власти, а первый имел значение высшей судебной инстанции.
К тому времени, когда было издано положение 1842 года о Черноморском войске, войско это уже окончательно сложилось в сословном отношении. То, что было только в зародыше при заселении края, в это время стало вполне законченным фактом. Прежняя старшина превратилась в панов, в дворянское сословие. Рядом с этим сословием вышло из той же среды рядового казачества и казачье духовенство. Заняв определенное место в войске, оба сословия стали, разумеется, в известные отношения к серой массе. Принадлежность их к войску давала им права рядового казачества, а чиновное положение представляло преимущества привилегированных. В положение 1842 года в первый раз занесено одно из таких преимуществ дворянства. Помимо обычных казачьих прав на землю в количестве 30 дес., дворянскому сословию было предоставлено в пожизненное пользование 1500 дес. на генерала, по 400 дес. на штабс-офицера и по 200 дес. на обер-офицера. Это, понятно, должно было еще резче выделить офицеров и чиновников из массы рядового казачества.
Таким образом, куренная или станичная община была в сущности общиной всесословной. В состав ее входили вместе с рядовыми казаками и казачьи офицеры или чиновники, а местами даже духовенство. Лица из дворянского сословия нередко выбирались станичными атаманами, хотя, по весьма понятной причине, станичники и предпочитали им своего брата-казака. На сходах, в делах всей общины одинаково участвовали и казаки, и офицеры, и духовные лица казачьего происхождения. Последние играли нередко в станичном самоуправлении довольно почтенную роль. Казак-священник всегда был уважаемым лицом в станице. За немногими исключениями, масса сохранила об этих священниках добрые воспоминания, выделяя их из рядов остального, пришлого духовенства. Это было свое, «козаче», по выражению черноморцев, духовенство, ставшее таковым большею частью «по собственному призванию», по желанию общин и по ходатайствам их пред епархиальным начальством путем представления так называемых «одобрительных приговоров». Неудивительно, что такого рода духовные лица имели авторитетный голос по многим вопросам на станичных сходах, которые этими лицами обыкновенно обязательно посещались.