Поэмы

XLОн входит в дом. Его встречаетОна сама, потупя взор.Вздох полновесный прерываетЕдва начатый разговор.О сцене утренней ни слова.Они друг другу чужды снова.Он о погоде говорит;Она «да-с, нет-с» – и замолчит.Измучен тайною досадой,Идет он дальше в кабинет…Но здесь спешить нам нужды нет,Притом спешить нигде не надо.Итак, позвольте отдохнуть,А там докончим как-нибудь.XLIЯ жить спешил в былые годы,Искал волнений и тревог,Законы мудрые природыЯ безрассудно пренебрег.Что ж вышло? Право, смех и жалость!Сковала душу мне усталость,А сожаленье день и ночьТвердит о прошлом. Чем помочь?Назад не возвратят усилья.Так в клетке молодой орел,Глядя на горы и на дол,Напрасно не подъемлет крылья —Кровавой пищи не клюет,Сидит, молчит и смерти ждет.XLIIУжель исчез ты, возраст милый,Когда все сердцу говорит,И бьется сердце с дивной силой,И мысль восторгами кипит?Не все ж томиться бесполезноОрлу за клеткою железной:Он свой воздушный прежний путьЕще найдет когда-нибудь,Туда, где снегом и туманомОдеты темные скалы,Где гнезда вьют одни орлы,Где тучи бродят караваном!Там можно крылья развернутьНа вольный и роскошный путь!XLIIIНо есть всему конец на свете,И даже выспренним мечтам.Ну, к делу. Гарин в кабинете.О чудеса! Хозяин самЕго встречает с восхищеньем,Сажает, потчует вареньем,Несет шампанского стакан.«Иуда!» – мыслит мой улан.Толпа гостей теснилась шумноВокруг зеленого стола;Игра уж дельная была,И банк притом благоразумный.Его держал сам казначейДля облегчения друзей.XLIVИ так как господин БобковскийВеликим делом занят сам,То здесь блестящий круг тамбовскийПозвольте мне представить вам.Во-первых, господин советник,Блюститель нравов, мирный сплетник,– — – — – — —– — – — – — —А вот уездный предводитель,Весь спрятан в галстук, фрак до пят,Дискант, усы и мутный взгляд.А вот, спокойствия рачитель,Сидит и сам исправник – ноОб нем уж я сказал давно.XLVВот, в полуфрачке, раздушенный,Времен новейших Митрофан,Нетесаный, недоученый,А уж безнравственный болван.Доверье полное имеяК игре и знанью казначея,Он понтирует, как велят, —И этой чести очень рад.Еще тут были… но довольно,Читатель милый, будет с вас.И так несвязный мой рассказ,Перу покорствуя невольноИ своенравию чернил,Бог знает чем я испестрил.XLVIПошла игра. Один, бледнея,Рвал карты, вскрикивал; другой,Поверить проигрыш не смея,Сидел с поникшей головой.Иные, при удачной талье,Стаканы шумно наливалиИ чокались. Но банкометБыл нем и мрачен. Хладный потПо гладкой лысине струился.Он все проигрывал дотла.В ушах его «дана», «взяла»Так и звучали. Он взбесился —И проиграл свой старый домИ все, что в нем или при нем.XLVIIОн проиграл коляску, дрожки,Трех лошадей, два хомута,Всю мебель, женины сережки,Короче – все, все дочиста.Отчаянья и злости полный,Сидел он бледный и безмолвный.Уж было за полночь. Треща,Одна погасла уж свеча.Свет утра синевато-бледныйВдоль по туманным небесамСкользил. Уж многим игрокамСон прогулять казалось вредно,Как вдруг, очнувшись, казначейВниманья просит у гостей.XLVIIIИ просит важно позволеньяЛишь талью прометнуть одну,Но с тем, чтоб отыграть именьеИль «проиграть уж и жену».О страх! о ужас! о злодейство!И как доныне казначействоЕще терпеть его могло!Всех будто варом обожгло.Улан один прехладнокровноК нему подходит. «Очень рад, —Он говорит, – пускай шумят,Мы дело кончим полюбовно,Но только, чур, не плутовать —Иначе вам несдобровать!»XLIXТеперь кружок понтеров праздныхВообразить прошу я вас,Цвета их лиц разнообразных,Блистанье их очков и глаз,Потом усастого героя,Который понтирует стоя;Против него меж двух свечейОгромный лоб, седых кудрейПокрытый редкими клочками,Улыбкой вытянутый ротИ две руки с колодой – вотИ вся картина перед вами,Когда прибавим вдалекеЖену на креслах в уголке.