Акротирский шпион

Дней десять спустя в «Ледра Палас» поселился капитан Французской Республики по фамилии Жако. Это был статный красавец, среднего роста, с седоватыми волосами, которые ниспадали ему на щеки бакенбардами в виде небольших котлет. Ходил он в пилотке набекрень и в красивом офицерском мундире французских парашютистов, а грудь его украшала разноцветная орденская лента. Все это было ему к лицу.

Для своего воинского звания Жако казался несколько молодым — очевидно звание было внеочередным; и вряд ли причиной этого было что-то другое, чем его необыкновенная храбрость. Это был на удивление показной герой. Я не на миг не сомневался — заведи с ним только разговор — и он сразу же начнет рассказывать о своих приключениях во вьетнамских джунглях, об обороне лесной крепости Дьен Бьен Фу или об отважных десантниках на вертолетах в раскаленных тропическим солнцем горах Атласа.

Этот офицер, необыкновенный уже сам по себе, сразу обратил мое внимание тем, что, увидевши в вестибюле гостиницы Гелен, с самодовольной улыбкой знатока женщин повернулся в ее сторону и несколько секунд с захватом смотрел ей вслед. Между прочим, об этом мелочном случае я скоро совсем забыл. Даже его имя услышал только спустя.

Приблизительно в те же дни — это было, наверно, тринадцатого или четырнадцатого сентября — Вальполь обратился к нам третий и последний раз с приглашением поехать с ним в Акротири.

— Бог любит троицу, мисс Ругон, — сказал он как-то за обедом. — А вас, лейтенант, — обратился он ко мне, — я хотел бы попросить в этот раз одеть гражданский костюм. Тогда мы избежим возможных неприятных инцидентов. На всякий случай я вооружил своих рабочих слезоточивыми гранатами.

Гелен прыснула со смеха. Невзирая на свой горький опыт, мы снова согласились поехать. Гелен — просто от скуки, а я — потому что не хотел отпускать ее одну с Вальполем. В то время у нее было мало работы, т. к. в эти дни казалось, что Суэцкий конфликт удастся полюбовно уладить с помощью посредника — австралийского премьер-министра Роберта Гордона Мензиса. Мензис и Насер вели переговоры в Каире, и если вообще существовала какая-то возможность для иностранных корреспондентов перехватить ту или иную политическую новость из первоисточников, то только там. Гелен ждала от своей редакции телеграмму с приказом выехать в Египет. Такая перспектива огорчала меня.

Контрразведка штаба воздушных сил сообщила, что заключение лондонских экспертов, наконец, получено. Специалисты признали этот обломок настоящим: это был так называемый плоский барельеф ранней греческой эпохи — примерно седьмого столетия до нашей эры. Эксперты также допускали полную вероятность выявления таких изделий на Кипре.

В понедельник, семнадцатого сентября, после приятной автомобильной прогулки, которая длилась около часа, мы снова приехали на тот холм, у подножия которого в этот раз была достаточно глубокая, умело раскопанная и обшитая досками траншея. Вальполь немедленно опустился на дно и позвал нас к себе.

В траншее дышалось легче, так как тут была тень и прохлада. Вальполь с любовью показывал нам наслоения земли разных периодов и черепки керамических изделий, которые еще, наполовину раскопанные, лежат в земле; затем долго рассказывал об отличиях коринфских и халкидских ваз, об керамике с глазурью и без, об черных и красных фигурках на вазах — о таких вещах, о которых я уже давно успел забыть. Он увлекся своим рассказом и задержал нас в своей яме значительно дольше, чем мы этого хотели.

Наконец, указав на несколько черепков, которые он нежно держал в руках, я спросил:

— Мистер Вальполь, к какой эпохе они могут принадлежать?

Немного подумав, он ответил:

— Если я не ошибаюсь, мы имеем дело с памятками среднего периода греческой колонизации. Скорее всего, это образцы седьмого столетия до нашей эры.

Пока турки начали осторожно снимать новый слой земли, мы топтались около вершины холма. Гелен жадно смотрела вниз на зеленоватую голубизну озера, а Вальполь поглядывал через озеро в сторону аэродрома. На его широкой груди, как и в прошлый раз, висел бинокль. Вдруг он прижмурил брови, поднес к глазам бинокль, быстро навел его фокус и, с удивлением вскрикнув, опустил его.

— Что там такое? — спросил я.

— Там? Ничего особенного, — ответил он. — Я имею ввиду не аэродром, мистер Андерсон. Видите — вон там, на берегу озера, старинный римский замок? По-моему там гнездится какая-то хищная птица — настоящее страшилище.

При этих словах, сказанных хоть и быстро, однако как-то вынуждено, у меня зародилось подозрение: наверно он хотел обмануть меня и отвлечь внимание от того, что на самом деле его удивило. Хотя руины замка были в том направлении, что и аэродром, Вальполь держал бинокль слишком высоко, чтобы увидеть замок. Гнездо хищника я заметил и раньше, да и для него оно, — наверно, не было чем-то новым.

— Разрешите взглянуть, — попросил я.

От того, что я увидел через объектив, у меня ускоренно забилось сердце. На переднем плане, где пять недель назад стояли реактивные бомбардировщики «Канберра», теперь плотно один около другого выстроились самолеты «Хантер». А за ними я различил по крайней мере две эскадрильи французских штурмовиков «Барудер»!..

— Что-то вроде похожее на беркута, — отозвался рядом Вальполь.

Не отвечая, я бдительно всматривался в летное поле Акротири. Пот лился с меня ручейками, щекотал спину. Самолет чрезвычайно густо был заполнен самолетами. Рядом с машинами марки «Барудер» стояли самые современные бомбардировщики «Вотур»; я даже не знал, что эта модель была уже на вооружении. Около них я рассмотрел французские реактивные истребители «Мистер-IV», а перед ангарами…

— Вы видите его? — спросил Вальполь. — Кажется это орлица. По-моему, вы слишком высоко подняли бинокль.

— Нет, нет, я ее вижу…

…А перед ангарами, где в прошлый раз стояли наши четырехмоторные «Беверли», я различил, наполовину прикрытые от меня английскими истребителями «Дельта», три… четыре… пять французских транспортных самолетов «Лангедок». У меня проскользнула мысль, что тот молодцеватый капитан-парашютист, который так нагло рассматривал Гелен, наверно, прилетел сюда на одной из этих транспортных машин.

— Ну, кто со мной купаться? — крикнула за спиной Гелен, и я понял, что в мыслях она имела только меня.

Я помчался переодеваться. Мне совсем не хотелось в это мгновение оставаться с Вальполем. За прошедшие недели наши взаимоотношения кое в чем изменились: теперь Гелен была больше моей знакомой, чем Вальполя, и он уже никак не мог мне помешать поплавать с ней.

Мы побежали через кедровые заросли и вместе прыгнули в воду. Она была холодной и такой чистой, что было видно дно. Галька на дне имела светло-голубой оттенок, деревья на берегу бросали в воду свою зеленоватую тень. Мы плавали, ныряли, ловили один другого, но я никак не мог выбросить из головы мысль о французских самолетах, которые стояли на летном поле Акротири и удивленное «О!» Вальполя, когда он увидел их. «Какое у него к ним дело, если он археолог? Неужели он разбирается в типах самолетов? Или, может, считает нас всех дураками?»

Когда мы спустя некоторое время грелись на солнце вблизи римского замка, я спросил Гелен:

— Как вы считаете, мисс Ругон, мистер Вальполь правда выдающийся ученый?

— Вам не стоит насмехаться над ним, — ответила она. — Кстати, вы можете называть меня просто по имени. Меня зовут Гелен.

Я еле удержался, чтобы не сказать: «Я знаю…»

— А меня — Роджер.

— Так вот, Роджер, я прошу относиться к моему приятелю Вальполю с полным уважением.

— К вашему приятелю? Да ему самое меньше пятьдесят лет.

— Сорок три, — сказала она. — Он не виноват в том, что выглядит старше. Также как и англичане не виноваты в том, что они недостаточно сообразительны.

Последнее замечание прозвучало для меня загадочно. Наверно ей, как и другим женщинам, нравилось говорить колкости и разжигать в мужчинах чувство ревности. Но что же поделаешь с такими женскими прихотями.