Зима мира

Билли был невысок и широкоплеч, как многие шахтеры, но в отличие от них – хорошо одет: в темно-синий костюм и чистую белую рубашку с красным галстуком. Ллойд заметил, что все они часто звали его по имени, словно чтобы подчеркнуть, что он – один из них, наделенный властью благодаря их голосам. Обращаясь к Ллойду, они частенько говорили «мальчик мой», давая понять, что студент университета – не такая уж важная птица. Но к дедушке они обращались «мистер Уильямс», вот к нему они испытывали настоящее почтение.

Через открытую заднюю дверь Ллойд видел гору шлака из шахты, вечно растущую и уже добравшуюся до дороги за домом.

Во время летних каникул Ллойд работал на низкооплачиваемой должности организатора в лагере для безработных шахтеров. Они планировали восстановить шахтерскую библиотеку. Ллойд обнаружил, что физическая работа – надо было шкурить, красить, сколачивать книжные полки – после чтения Шиллера на немецком и Мольера на французском – оказывает на него благотворное действие. Пикировки, которые устраивали шахтеры, доставляли ему удовольствие: от матери он унаследовал валлийское чувство юмора.

Все это было здорово, только вот к борьбе с фашизмом это не имело никакого отношения. Каждый раз он морщился, вспоминая, как они сидели, затаившись, в баптистской церкви, пока Малыш Фицгерберт с другими хулиганами распевали на улице и бросали в окна камни. Он жалел, что не вышел и не дал никому по шее. Это было бы глупо, но сейчас ему было бы легче. Он думал об этом каждый вечер, засыпая.

И еще он думал о Дейзи Пешковой в розовом шелковом платье с пышными рукавами.

На Майской неделе он еще раз встретился с Дейзи. Он был на концерте в церкви Королевского колледжа, потому что знакомый, живущий в соседней комнате в Эммануэле, играл там на виолончели. И среди слушателей была Дейзи, вместе с Вестхэмптонами. На ней была соломенная шляпка с загнутыми вверх полями, что делало ее похожей на озорную школьницу. После он ее разыскал и стал расспрашивать об Америке, в которой он никогда не бывал. Ему хотелось узнать о планах администрации Рузвельта относительно Великобритании, но все, о чем могла говорить Дейзи, – это о пикниках с теннисом, о матчах поло и яхт-клубах. Несмотря на это, она еще больше очаровала его. Ему нравилась ее веселая болтовня, тем более что в ней то и дело неожиданно проскакивали всплески язвительного остроумия. Когда он сказал: «Я не хочу оставлять ваших друзей надолго без вашего общества, мне лишь хотелось спросить о Новом курсе», она ответила: «Надо же, как вы умеете сказать девушке приятное!» Однако потом, прощаясь, она сказала: «Позвоните мне, когда будете в Лондоне, Мэйфэр, два-четыре-три-четыре».

Сегодня во второй половине дня он зашел к дедушке с бабушкой перекусить по дороге на станцию. У него было несколько дней, свободных от работы в лагере, и он собрался ненадолго съездить в Лондон. У него была смутная надежда случайно встретить там Дейзи, как будто Лондон был маленький городок вроде Эйбрауэна.

В лагере он отвечал за политическое образование и рассказал дедушке, что организовал серию лекций левых преподавателей из Кембриджа.

– Я им сказал, что это – прекрасная возможность оставить на время их «башню из слоновой кости» и пообщаться с рабочим классом, и им трудно было отказаться.

Дедушка взглянул на него своими светло-голубыми глазами и качнул длинным острым носом:

– Надеюсь, наши мальчики дадут им хоть какое-то представление о том, что такое настоящая жизнь.

– А Ленни тут поспорил с лектором-марксистом, – сказал Ллойд, указывая на сына Тома Гриффитса, который стоял в дверном проеме открытой задней двери и слушал. В шестнадцать лет у него уже пробивалась фамильная гриффитсовская черная бородка и щеки оставались темными, даже когда были чисто выбриты.

– Молодец, Лен, – сказал дедушка. Марксизм пользовался популярностью в Южном Уэльсе, который в шутку даже называли «Маленькой Москвой», но дедушка всегда был ярым противником коммунистов.

– Ленни, повтори дедушке, что ты ему сказал, – попросил Ллойд.

– В тысяча восемьсот семьдесят втором году лидер анархистов Михаил Бакунин предупреждал Карла Маркса, что коммунисты, получив власть, станут такими же угнетателями, как аристократы, место которых они займут. После того, что произошло в России, можете ли вы чистосердечно заявить, что Бакунин был не прав? – усмехнулся Ленни.

Дедушка захлопал. За его кухонным столом всегда были рады хорошему дискуссионному вопросу.

Бабушка налила Ллойду еще чаю. Кара Уильямс была седая, морщинистая, с согнутой спиной, как все женщины ее возраста в Эйбрауэне. Она спросила Ллойда:

– У тебя еще нет девушки, милый?

Ллойд увидел, что мужчины вокруг улыбаются и подмигивают ему, и покраснел.

– Нет, бабушка, я слишком занят учебой.

Но ему вспомнилось лицо Дейзи Пешковой, а вместе с ним и телефон: Мэйфэр, 2434.

– А как же Руби Картер? – спросила бабушка.

Мужчины засмеялись, а дядя Билли сказал:

– Попался, братец!

Явно им порассказала мама.

– Руби состоит в моей ячейке партии лейбористов, только и всего, – возразил Ллойд.

– Ну да, очень убедительно, – сказал Билли, и все снова засмеялись.

– Тебе, бабушка, не понравилось бы, если бы я ухаживал за Руби, – сказал Ллойд. – Ты бы сказала, что у нее слишком облегающая одежда.

– Тогда она тебе не очень подходит, – сказала бабушка. – Ты же теперь учишься в университете. У тебя должны быть более высокие запросы.

Ллойд подумал, что у бабушки снобизма не меньше, чем у Дейзи.

– Руби Картер – хорошая девушка, – сказал он. – Просто я не влюблен в нее.

– Ты должен жениться на образованной девушке – на учительнице или профессиональной медсестре.

Беда в том, что она права, подумал Ллойд. Ему нравилась Руби, но он никогда не полюбил бы ее. Она была достаточно симпатична и умна, и Ллойд, как любой мужчина, был неравнодушен к изящным формам – и все же он знал, что она ему не подходит. Что еще хуже, бабушка своим старым зорким глазом разглядела самую суть проблемы: у Руби был ограниченный кругозор. Она не вызывала у него восхищения. В отличие от Дейзи.

– Ну, хватит болтать о женщинах, – сказал дедушка. – Билли, расскажи-ка нам, какие новости в Испании.

– Плохие, – сказал Билли.

Вся Европа следила за происходящим в Испании. Там произошел военный переворот против левого правительства, выбранного в феврале. Генерала Франко, главу мятежников, поддерживали фашисты, консерваторы и католическая церковь. Новость потрясла континент, подобно землетрясению. После Германии и Италии – не окажется ли под пятой фашизма и Испания?

– Как вам наверняка известно, переворот был подготовлен из рук вон плохо и едва не провалился, – продолжал Билли. – Но на выручку мятежникам пришли Гитлер и Муссолини и спасли восставших, перебросив по воздуху в качестве подкрепления боевые части из Северной Африки.

– А правительство спаслось благодаря профсоюзам! – вставил Ленни.

– Это правда, – сказал Билли. – Правительство действовать не спешило, а профсоюзы стали организовывать рабочих и раздавать им оружие, захваченное в арсеналах, на кораблях, в оружейных магазинах – да везде, где можно было его найти.

– Ну наконец хоть кто-то сопротивляется, – сказал дедушка. – До сих пор фашисты творили что им заблагорассудится. В Рейнскую область и Абиссинию они просто вошли и расположились, где пожелали. Я скажу так: Господи, благослови народ Испании! У них хватило мужества сказать «нет».

Стоящие вокруг у стен заговорили, соглашаясь.

Ллойд снова вспомнил ту субботу в Кембридже. Он тоже дал фашистам творить, что им заблагорассудится. Его охватило отчаяние.

– Ну а могут они победить? – сказал дедушка. – Сейчас, похоже, дело за оружием, а?

– Именно, – сказал Билли. – Германия с Италией снабжают мятежников оружием и боеприпасами, самолетами да еще и летчиками в придачу. А законному правительству никто не помогает.

– А какого черта ему никто не помогает? – возмущенно воскликнул Ленни.