Страница 11 из 14
Она задумчиво посмотрела на доморощенного художника и нежно улыбнулась.
– А у вас получается! Есть в этом что-то такое… – Она задумалась. – Свежее и неизбитое.
Леша Божко вздрогнул и покраснел. Надо бы поблагодарить, но язык словно распух и не шевелился. Он с трудом сглотнул вязкую слюну, кивнул и нарочитым басом прогудел:
– Ну спасибо! Это очень приятно!
Дама звонко рассмеялась, слегка откинув прекрасную голову с легкими золотистыми волосами, и, прищурив глаз, спросила:
– А еще у вас что-нибудь есть?
Леша окончательно растерялся, покраснел словно рак и замычал что-то невразумительное – типа, есть, но мало. Но если надо, так я ж могу и еще!
Дама беспечно махнула рукой:
– Да ладно! Не переживайте вы так!
Он так оторопел, что подумал, а не издевка ли это? Шляется тут без всякого дела и пристает со всякими глупостями! А он уши развесил. Но Дама достала из шикарной красной лакированной сумочки бумажку:
– Здесь мой телефон! Будет нужно – звоните!
Обворожительно улыбнувшись, махнула рукой и быстро пошла по аллее.
Алексей Божко растерянно повертел бумажку в руке: «Дана Валерьевна» было написано там.
Он сложил мольберт, убрал кисти и краски и в тяжелой задумчивости направился к дому. Что это значит: «Будет нужно – звоните»?
Нужно – что? Нет, это все же какой-то бред! Видение. Дана. Дана, повторял он. Имя и то какое, а? Раньше он и не слышал. Ночью, намучившись от бессонницы и неясной тревоги, он неожиданно осмелел и решил, что позвонит этой Дане. В конце концов, будь что будет. Ну не съест же она его по телефону! В крайнем случае – пошлет куда подальше. А уж к этому он привычный. Еле дождался утра. В восемь взялся за телефонную трубку, но взглянул на часы и вовремя остановился. Сообразил – такие фифы наверняка спят до обеда. Но к полудню нервишки окончательно сдали, и он позвонил.
Голос в трубке был бодр и деловит:
– Алексей? А, тот, из Сокольников? Художник с мольбертом? Да, разумеется, помню! Я же еще не в маразме! Что вы там мямлите, Алексей? Вас плохо слышно! Послушайте, а вы можете сегодня подъехать ко мне? Ну, скажем, часов в восемь вечера?
Он что-то буркнул в ответ.
– Да? – Ему показалось, что она обрадовалась. – Ну тогда записывайте адрес! Это в самом центре, у Покровских ворот.
Он положил трубку и медленно опустился на стул.
Что все это означало, он не понимал совершенно. Однако сердце подсказывало – ничего плохого и страшного. А что будет дальше… Так дальше мы и узнаем. В конце концов, это – столица! Это – Москва! А здесь случаются разные чудеса. И он в них все еще верит. Алексей долго брился и разглядывал себя в зеркале. Поворачивал голову вправо и влево, растягивал в улыбке рот, сводил к переносью брови, сужал глаза, распахивал их и – размышлял. Он знал, что красавчик. Так его называли еще в школе. Лешка Красавчик – почти кличка. Он стеснялся своих густых и длинных ресниц, больших синих глаз. Пухлого, словно девичьего, рта. Белой и нежной кожи, волнистых и темных кудрей.
Парни относились к нему с пренебрежением. А как еще можно относиться к красавчику? Он был совсем не деревенский, этот Лешка Божко. Даже мать вздыхала, искоса глядя на сына. Удивлялась – и в кого он такой? Но когда Лешка решил уехать из села, за брючину не держала – понимала, здесь такому не место. Не приспособлен ее Лешка для грубой деревенской жизни. Может, в городе повезет.
К визиту к Прекрасной Даме готовился тщательно – постирал и погладил единственную приличную голубую рубашку – знал, что голубое к лицу. Отгладил стрелки на единственных брюках, долго и яростно натирал гуталином ботинки.
По дороге задумался, остановившись у цветочного магазина – идти налегке? Вроде бы неудобно. Подумал и решился на три гвоздики алого цвета. Ровно в восемь он позвонил в богато обитую дверь. Хозяйка открыла почти сразу – красивая, душистая, воздушная. Фея из сказки. Увидев его, неловко сжимающего скромный букетик, рассмеялась.
– Ох! А вы – джентльмен! – И, отсмеявшись, пригласила пройти.
Откровенно шарить по стенам глазами было неловко. Но он понял сразу – попал во дворец! Подобную роскошь случалось видеть в кино и однажды в театре – купил с рук контрамарку в Малый.
Сели за огромный овальный стол, покрытый бархатной скатертью. Хозяйка, Дана, уселась напротив и, подперши голову рукой, смотрела на него с легкой, почти незаметной усмешкой. Он так был смущен, что не знал, куда деть руки, и прятал глаза.
– А вы голодны, Алексей? – вдруг встрепенулась Дана.
Он отчаянно запротестовал:
– Нет, нет! Что вы!
– Ну тогда чай! – кивнула она и легко нырнула в недра квартиры.
Тут он огляделся. Тяжелая хрустальная люстра точь-в-точь как в театре. И как такая не падает? Картины по стенам, под ногами ковры. Да такие, что страшно ступить! Огромное зеркало в человеческий рост. Он мельком глянул на себя и ужаснулся: перед ним предстал неловкий провинциальный юноша, смешной и жалкий. А тем временем Прекрасная Дама накрыла чай.
Он с ужасом глянул на чашку – она была такой изящной и тонкой, что было боязно взять ее в руку. Но справился, взял. И чай был такой, что он поперхнулся, – крепкий, терпкий, ароматный. До сей поры он пил нечто больше похожее на заваренную тряпку или сено. А вот пирожное – маленькое, шоколадное, с прозрачным цукатом – взять постеснялся.
Потом хозяйка попросила его рассказать о себе. Он начал рассказывать про село, про мать, про то, как он любит рисовать – больше всего на свете. Как приехал в Москву. Ну и так далее. Дана смотрела на него с улыбкой и подбадривала взглядом. А он снова терялся и прятал глаза.
– Ну, – наконец спросила она, – и какие планы на жизнь?
Алексей, красный как рак, закашлялся и с тихим ужасом поднял на нее глаза.
– Да вот… не знаю. Хотелось бы рисовать, но только кому это нужно? Хотелось бы… устроить, чтобы как-то… работать нормально. Не знаю… – Он вконец расстроился и даже решил сбежать, чтобы прекратить это мучение.
Дана смотрела на него внимательно и наконец кивнула:
– Все так. Рисунки твои никому не нужны – это правда! Художников здесь завались. И пробиться трудно, если ты не гений, конечно! А ты, Леша, не гений, прости. А вот талант у тебя несомненно имеется! Да. У меня глаз наметан – не сомневайся.
Он молча кивнул.
– И что из этого следует? – хитро улыбнулась она.
Он пожал плечами и еле промямлил:
– А я почем знаю… Что я понимаю в вашей столичной жизни?
– А из этого следует, что надо найти что-нибудь такое… – Она задумалась и пощелкала пальцами. – Что еще не так занято, вот! Ты меня понял, Леша Божко?
Он сокрушенно покачал головой, хотя это признание далось ему нелегко. Но подумал: прикидываться не буду, буду таким, как есть. Выгонит – и слава богу! И вообще – зачем я пришел? Он не понимал, зачем эта красивая и определенно богатая женщина заговорила с ним. И уж совсем не понимал, зачем она пригласила его домой.
Понял позже – Прекрасная Дана скучала. В подругах она давно разочаровалась, в мужчинах тоже. Покойный муж – известный скрипач – был старше ее на двадцать два года. Человеком он был неплохим, но болезненным – гипертоник, сердечник и явный невротик. Сказывалась долгая жизнь в Большом, полная интриг и борьбы. Отпущено счастливой семейной жизни им было немного – всего-то семь лет. Правда, он оставил неплохое наследство.
Не прошло и двух лет, как у нее появился любовник, генерал от космических дел. Это был самый яркий и самый красивый период в ее жизни. Генерал вхож был на самые верха – выше некуда. К тому же был он человеком с богатым духовным миром – коллекционер, страстный меломан и театрал.
Генерал был женат, но от света ее не скрывал – пережив самого генералиссимуса, не боялся уже ничего.
К тому же его тихая и безропотная жена, отстрадавшая и привыкшая к его страстным и долгим романам, давно жила своей жизнью. Дети, внуки, огромная дача, сад, огород и прислуга – вот за ней глаз да глаз! Узнав от дочери про новую любовницу мужа, она махнула рукой: