Страница 58 из 61
- Это невозможно. Я жив только из-за родителей. Моя пара мертва, мой ребёнок мёртв, ничего уже не изменится, - с горечью ответил я.
- За этот месяц я изучил много книг, пытаясь понять, почему ты остался жив. И нашёл только одно объяснение. Ты сможешь вернуться к жизни, если отпустишь свою погибшую жену и дочь. В архивах нашёл упоминание о драконе, который был женат на ведьме. Она, как и твоя жена погибла. Но дракон остался жив. И спустя какое-то время встретил ещё одну женщину, которая стала его парой. Дракайну. Вполне возможно, что и у тебя есть второй шанс на счастье. Это невероятно, но я склонен верить, что это правда. Ведь ты и сам говорил, что связь с Веренеей у тебя слабая и еле заметная.
- Это неважно, - вскинулся я, - я любил её. Любил и люблю. Мне не нужна другая женщина. Мне не нужна никакая женщина! Моя семья погибла!
- Не злись, Будимир, - спокойно сказал Горыныч, - я понимаю, что сейчас ещё не время для таких разговоров. И не сомневаюсь, что ты любил своих девочек. Но подумай о том, что я сказал тебе. И выходи на работу. Если захочешь, уйдёшь в любое время.
Думать о словах Горыныча я не собирался. Они звучали, как безумие. У драконов только одна пара на всю жизнь, и я уверен, что он просто пытался меня поддержать и дать стимул к жизни. Мне это было не нужно. Но на работу я вышел. Мне выделили кабинет, где я занимался бумагами, составлением планов, консультировал группы. Но долго не смог задержаться там. В глазах каждого дракона я видел жалость. Они все старались не смотреть на меня. Это злило. И, в конце концов, не выдержав этого, я ушёл. И вернулся к тому образу жизни, в котором жил месяц после смерти Веренеи.
Весна сменилась летом, лето – осенью, а потом пришла зима. Меня, наконец, оставили в покое. Друзья прекратили попытки расшевелить меня, братья Веренеи перестали писать, только родители продолжали слать письма. Даже слуги старались как можно реже заглядывать в мои комнаты. В доме поселилась тишина. Густая, словно туман, она укутала его. И я жил этой тишиной. А Веренея сверлила меня с портрета укоризненным взглядом. К годовщине гибели моих девочек я вышел из дома. Впервые за много месяцев. Чтобы сделать место последнего сна жены уютнее для неё. Отгородил её могилку невысоким заборчиком, поставил рядом лавочку, чтобы было удобнее проводить с женой время, заказал статую женщины с младенцем на руках и посадил маленькую ёлочку у изголовья. Моя ведьмочка любила лес.
В ночь перед днём, когда погибла моя ведьмочка, мне стало плохо. Невыносимая боль выворачивала всё тело. Я будто заново переживал всё то, что чувствовал год назад. И видел жену, горящую в огне. Она что-то кричала, но я не слышал. Она словно злилась на меня и обвиняла в чём-то. И я знал, что винила меня за их смерть. От этого становилось только больнее. И под конец, глядя на неё, прочитал по губам то, что она повторяла без конца: "отпусти". До самого пробуждения она произносила это слово, но я даже не слышал её голоса.
Проснулся в холодном поту. Вся постель была влажной и смятой. Тело ломило, голова раскалывалась. Будто я заново умер вместе с женой. Весь этот день я провёл у её могилы. Смотрел в белую пелену снега, на статую, установленную накануне, и думал о сне. Уже вечером, когда солнце начало скрываться за вершинами гор, позолотив снежные шапки своими лучами, собрался домой. Обернулся и увидел мать Веренеи, которая стояла на вершине холма. Она развернулась, взметнув полу шубы, и скрылась из виду. Поморщился. Она ненавидела меня. Но я её понимал. И не злился. Мне нечего было сказать в своё оправдание.
Время снова летело вперёд. Снег таял, открывая тёмную мёрзлую землю лучам солнца. Вскоре появилась первая молодая сочная трава. А я решил сходить в то место, которое Веренея особенно любила в нашем доме. Сад. Прошёл год, наверное, все её любимые цветы уже давно завяли, моя ведьмочка никого не подпускала к своим клумбам. Сама делала всю грязную работу и ухаживала за своим маленьким уголком природы в каменных оковах.
Распахнул двери и вошёл. Деревья всё ещё радовали зеленью. Большинство цветов действительно исчезли, лишь пожелтевшие сгнившие листья и стебли лежали на земле, поросшей сорной травой. Практически всё, кроме двух клумб с белыми хризантемами. Это было странно и чудесно одновременно. Белый островок сада, словно уголок моей души, заполненной тёмной пустотой, в котором жили светлые воспоминания о жене. Но спустя десять минут я понял, что никаких чудес в этих цветах и их существовании не было. В сад вошла кухарка Лариса. Дородная женщина в возрасте, которая много лет работала на мою семью, она и ко мне всегда относилась, как к сыну. В её руках было небольшое ведёрко, до верхов заполненное водой.
- Ой, - вздрогнула она, когда увидела меня. - Здравствуй, Будимир. Я уж подумала, шо ты совсем позабыл об этом месте, - она прошла мимо меня и вылила в клумбы воды. Я молча наблюдал за женщиной. - Вярянейка дюже эти цвяты любила, - Лариса покачала головой и утёрла набежавшую слезу заляпанным передником. – Хорошо, хоть ты жив остался. А то б совсем в горе-то потонули. Не пячалься, хозяин. Жена-то твоя с душой светлай была. Не хотела бы, шоб ты тута аки привидение слонялся. Жить тобе надобно. Она-то там всё видит, и не радуется твоёму горю бесконечному. Я хоть глупа и стара, а в людях-то неплохо разбираюся. Отпусти ты жену свою, ведьмочку. Раз живой остался, значит, так надобно было, - женщина взглянула на меня, вздохнула и поплелась обратно. А я продолжал смотреть на белые цветы. Цветы, которые Веренея полюбила только из-за меня. Наверное, где-то в глубине души я был согласен со словами старушки, но менять что-то был не готов. Я просто не понимал, как жить дальше. Чем заниматься, а главное, ради кого жить? У меня просто не было мыслей по этому поводу.