Страница 74 из 81
— Не провалишься?
— Бог не выдаст, свинья не съест. Дозволь?
— С Богом! — понял задумку Скитника Дмитрий Александрович.
Лазута Егорыч тронул повод коня и спустился на лед. И князья, и ратники, и крестоносцы замерли. Сейчас лед треснет, надломится, и воин с конем рухнут в воду. А Лазута Егорыч неторопливо выехал уже на середину Кеголы.
«Князь Дмитрий выслал ко мне посланника, чтобы запросить от Ливонского Ордена мир. Но посланник, если не утонет, получит твердый отказ», — самодовольно подумал великий магистр.
Но смельчак почему-то слез с коня и принялся долбить лед копьем. Ему, всего скорее, потребовалась лунка.
— Что он делает? — спросил Отто Руденштейн командора Вернера. (Первый рыцарь Ордена, согласно давно принятому обычаю, на время походов и битв должен находиться вблизи великого магистра).
— Рыбки достать захотел, — хохотнул один из рыцарей. — Русичей голод одолел.
— Не до смеха, Карл, — одернул рыцаря Вернер. — Думаю, этот человек проверяет толщу льда.
— Глупо. Мы уже проверяли Кеголу.
Лазута Егорыч пробил, наконец, лунку, смерил толщу льда копьем, затем ловко вскинулся в седло, проехался до вражеского берега и вернулся к большому воеводе.
— Сейчас он доложит своему князю, что по такому льду его дружинам в доспехах не пройти, — насмешливо произнес Отто. — Но меня удивляет сам Дмитрий. Неужели он думает напасть на наше войско? Он что — умом тронулся?.. Сейчас этот конник остудит его пыл.
— Ну что? — остро и напряженно вглядываясь в лицо Скитника, спросил воевода.
— Наше войско, почитай, вдвое легче ливонского. Уверен, лед выдержит, князь.
У Дмитрия Александровича — камень с плеч. С каким нетерпением ждал он положительных слов Скитника!
— Спасибо тебе, Лазута Егорыч… Быть битве! Воеводы — ко мне!
Когда Дмитрия Александровича тесно обступили военачальники, большой воевода, решительно и твердо высказал:
— Идем через реку на крестоносцев!
— Мы не думали биться с рыцарями в открытом поле. Надо собираться в полки, — молвил псковский воевода Довмонт.
— А кому и с кем в полках стоять? — спросил новгородский князь Юрий Андреевич.
— Я уже подумал об этом. Псковичи с Довмонтом встанут по правую руку. Я с переяславцами, ростовцами и дружиной князя Святослава также встану по правую руку, но повыше Довмонта. Князь Михаил с тверичами — по левую руку. А новгородцам, кои не раз сталкивались с крестоносцами, быть в челе железному полку. Не подведи, Юрий Андреевич. Новгородцы, еще со времен Александра Невского, лучше всех знают повадки рыцарей. Вначале будет тяжело, но бейтесь изо всех сил, а затем мы ударим левыми и правами полками…
Великому магистру прискучило сидеть на своем бронированном коне. Ему было хорошо видно, как русские воеводы сбились в кучу. Все они были в дорогих, сверкающих на солнце доспехах, лишь один ни чем не выделялся, облаченный в доспех рядового воина. По-видимому, это был один из мечников большого воеводы. Но который же он? В Переяславле его видел командор Валенрод. Может, он разглядит?
— Ты не узнаешь, господин фогт Вернер, князя Дмитрия?
— В доспехах трудно различить, великий магистр. Одно могу сказать, что Дмитрий — высокого роста, но таким выделяется лишь какой-то простой воин. Всего скорее это его телохранитель.
— Воеводы о чем-то совещаются, а вернее, грызутся, — с насмешкой произнес Руденштейн. — Мне надоело ждать, когда они покажут нам спину… Наконец-то, господин Вернер? Воеводы покакали к своим дружинам. Сейчас русские уберутся прочь.
Но через некоторое время, язвительно улыбающееся лицо Отто Руденштейна круто изменилось: оно стало изумленным: загудели боевые трубы, забили тулумбасы[161] и русские войска начали выстраиваться в полки.
— Князь Дмитрий надумал перейти Кеголу?!
— Да, великий магистр, — повеселевшим голосом отозвался командор. — Русские считают, что лед выдержит их дружины.
— Очередная глупость. Десяток рыцарей уже пробовали перейти Кеголу и едва не утонули.
Еще вчера Отто Руденштей послал на реку десяток конных крестоносцев, но те не успели проехать и несколько шагов, как лед гулко и страшно затрещал, и рыцари начали проваливаться в воду, едва успев выскочить на отлогий берег.
— Сейчас мы увидим вторую Иордань[162], — посмеиваясь, произнес магистр.
Командор Вернер конечно знал, что доспехи русских воинов гораздо легче ливонских, но он был не уверен, что Кегола выдержит многотысячное войско. Мелкими же группами перебегать реку было бесполезно: их тотчас сомнут конные рыцари. Даже если допустить, что всё дружины переберутся на берег, то и в этом случае их ждет жесточайшее поражение. На что же надеются русичи? На случайную удачу? Но это смешно. Уж слишком велико преимущество Ливонского Ордена. Разгром дружин очевиден, и все-таки они решили переходить опасную Кеголу. Диковинный все же этот русский народ!
Когда все дружины были построены в полки, князь Дмитрий въехал на своем Автандиле в гущу переяславских и ростовских воинов, коих он должен повести за собой, снял с головы шелом и громко произнес:
— Сегодня, други мои верные, наступил решающий час. Немецкие рыцари оказались коварны и вероломны. Они разорвали мирное соглашение и тем самым предали Христа, чей крест они целовали в своей лживой клятве, пытаясь учинить нам ловушку. Но мы-то, православные люди, хорошо ведаем, что тот, кто предает Христа, будет им же и наказан, наказан мечами наших воинов. И ничего страшного нет, что клятвопреступников оказалось больше нас. Бог не в силе, а в правде. От Бога отказаться — к сатане пристать. Так в народе говорят. А посему никогда не будет того, чтоб сатана одолел Господа. Я верю в вас, други мои! Пора покончить с ливонскими набегами на святую Русь. Пора показать нашу русскую силу. С именем Бога мы разобьем сатанинских братьев. Отважно бил их Александр Невский со своими славными воинами, и мы будем немцев изрядно бить! Бить во имя пресвятой Руси!
— Побьем, Дмитрий Александрыч! — горячо грянули дружины.
— Буде немцу по Руси шастать!
— С нами Бог!
Князь Дмитрий смотрел на волевые, непоколебимые лица ратников, и по телу его пробежала та приподнятая, горячая волна, что вносит в душу стойкую уверенность.
— Спасибо, други! — большой воевода благодарно склонил голову перед дружинниками, затем надел шелом и вернулся к новгородцам, кои должны первыми начать вылазку.
Князь Дмитрий и новгородцам сказал напутственные слова, и те прониклись ими, отозвались также решительно и дружно:
— Со щитом будем, воевода!
— Побьем ливонца!
Князь Дмитрий, еще раз глянув на противоположный берег, усеянный крестоносцами, взмахнул рукой:
— С Богом, новгородцы! Впере-ед!
Весь передний полк, с развернутыми стягами, рысью двинулся на Кеголу.
«Только бы лед выдержал», — перекрестился Лазута Скитник.
Рядом с отцом сидели на конях Егор и Никита. Лица их сосредоточенные и напряженные, а по телу пробегает нервный озноб. Когда-то они участвовали в малой сече, разбив в Ростове Великом сотню татар на Ордынском дворе. Но здесь-то не сотня врагов, а несметные полчища, облаченные в такую непробиваемую броню, кою, сказывают, ни стрела, ни меч, ни копье не берут. Попробуй, одолей такую силищу!.. Но страха в сердцах почему-то не было.
— Прошли таки, — удовлетворенно молвил Лазута Егорыч.
— Прошли, батя, — кивнул Никита.
— Сейчас в «свинью» врежутся, — сказал Егор. — Ух, какой звон и рёв пошел! Пора бы и нам с переяславцами выступать. Уж скорее бы!
Лазута Егорыч пытливо глянул на сыновей. Оба нетерпеливые, жаждущие кинуться в сечу. Добро, что не ведают страха. Но в них говорит молодость. Молодой на битву, а старость на думу. А подумать есть о чем. Ливонцы преднамеренно вышли в открытое поле. Вокруг — ни лесов, ни скрытых лощин, ни увалов[163]. Неожиданный удар каких-нибудь из полков напрасен: всё обозримо на многие версты. И другая напасть: крестоносцев, почитай, втрое больше. Перевес противника огромен. Другой бы большой воевода отвел войска, но князь Дмитрий не дрогнул. Он поверил в силу русских воинов и пошел на могучего врага. Похвально, зело похвально, князь Дмитрий! Но битву еще надо выиграть.
161
Тулумбасы — на Руси старинное название музыкальных инструментов — литавры и барабаны.
162
Иордань — название проруби в водоеме, сделанной к христианскому празднику Крещения для совершения обряда водосвятия.
163
Увал — вытянутая в длину возвышенность с пологими склонами.