Страница 60 из 81
Днем он пытался согреться оловянной кружкой кипятка, которую приносил ему со скудной пищей новый надсмотрщик Карлус, а ночью зарывался в груду жухлой соломы, изгаженную мышами, но теплей от этого не становилось.
Васютка очень исхудал, а однажды стылой ночью его охватил лютый озноб, и к утру его объял такой недуг, что он не мог подняться со своего «ложа».
Надсмотрщик Карлус, войдя в узилище с жидкой похлебкой, глянул на Васютку и покачал головой. Узник был явно болен. Пылающее лицо покрылось липким потом, русич бредил и глухо стонал.
Карлус потряс узника за плечо, но тот даже не смог глаз открыть. Его била мелкая дрожь.
Надсмотрщик постоял, подумал и пошел к фогту Вернеру. Выслушав Карлуса, командор произнес:
— Ступай к Кетлеру. Пусть он переведет пленного в другое помещение, разведет камин и пришлет к купцу лекаря Иогана.
Пожилой лекарь, невысокий, лысоватый немец в коричневом камзоле, явился к пленнику с порошками, настоями и отварами, зная о твердом приказе фогта Вернера — исцелить русского купца во чтобы-то ни стало.
У Васютки оказалось не обычное простудное заболевание, он застудил легкие. Лекарь возился с ним добрые две недели, пока узник не почувствовал заметное облегчение.
— Слава тебе, дева Мария! — размашисто перекрестился Иоган. — Ожил, наконец. А я-то уж побаивался — подниму ли тебя. Хворь твоя оказалась тяжкая.
— Спасибо тебе, лекарь, — сидя на мягком ложе, поблагодарил Иогана Васютка.
— Свою молодость благодари, а то бы тебе не встать. А теперь внимательно выслушай меня, русич. Если хочешь быть окончательно здоровым, то еще две недели продолжай пить мои настои. Тебе их будет приносит Карлус. И не пропускай ни одного дня!
— Постараюсь, Иоган… Скажи мне, какой ныне идет месяц?
— А ты разве не знаешь?
— Кетлер мне никогда не говорил. Судил по снегу, кой видел за оконцем. Думаю, ныне уже идет лютый студень.
— Я не знаю, что означает твой «студень», но на дворе сейчас месяц-генварь, пятое число.
— Зимник? — удивился Васютка. — Долго же я у вас загостился.
— На всё воля Господня, — развел руками лекарь. — И еще хочу тебе сказать, русич. Настои будут исцелять твою хворь, но ими сыт не будешь. Тело твое мне напоминает скелет, обтянутый кожей. Тебе, русич, нужно хорошо питаться, иначе ты можешь попасть в сети другой болезни.
— А вот здесь воля твоя невыполнима, Иоган, — усмехнулся Васютка. — Ты забыл, что я пленник, а пленника кормят хуже, чем скотину.
Лекарь подошел к камину, подбросил два коротких, сухих полешка и, многозначительно посмотрев на пленника, произнес:
— Я доложу твои слова фогту. И если ты ему нужен, то господин командор сделает так, что ты поправишься и телом. Мыслю, так и будет. Не зря же он приказал избавить тебя от недуга. Рыцарь Вернер Валенрод ничего напрасно не совершает.
В тот же день, на ужин, Васютке подали жареную курицу и чару сладкого красного вина. Купец головой крутанул. Ну и ну! Иоган оказался прав. Он нужен Вернеру. Но зачем? С какой целью он держит его в своем замке?
Однажды он попытался попросить Кетлера доставить его к командору, но тот лишь злобно рассмеялся и всячески оскорбил пленника. Не сделать ли такую просьбу новому надзирателю Карлусу? Он совсем другой человек — более добрый и уравновешенный, ни разу не обругал его грязным словом.
— Послушай, Карлус, — начал Васютка на другое утро, когда надзиратель принес ему на медном подносе пищу и кубок вина. — Не сможешь ли ты оказать мне большую услугу?
— Смотря какую, русич, — неопределенно отозвался надзиратель.
— Мне бы хотелось переговорить с хозяином замка. Ты способен доложить о мой просьбе Вернеру?
— Это невозможно, русич. Напрямую я не вхож в палаты фогта.
— А как же ты доложил о моем недуге и пище?
— Через господина Кетлера. Всё делается через него. Только он решает такие дела.
Худое лицо Васютки помрачнело. Паук (как прозвал он Кетлера) и словом не обмолвится о просьбе пленника. Уж чересчур злобный он человек, чтобы устроить встречу с Вернером.
Длительно посмотрев на нахмурившееся, исхудалое, бледное лицо Васютки, надзиратель, пошевелив железной клюкой красные угли в камине, сочувственно произнес:
— Я понимаю, русич, что тебе очень хочется встретиться с хозяином замка. Тебе тяжело. В одиночной тюрьме не только можно умереть от болезни, но и сойти с ума.
— Я не боюсь никаких напастей. Пусть я погибну, но меня изо дня в день мучает лишь один вопрос: почему рыцарь Вернер держит меня в своем замке. Почему?!
Последнее слова Васютка даже выкрикнул, выкрикнул с яростью.
— Ну хорошо, русич. Я попытаюсь поговорить с Кетлером. А если из этого ничего не получится, я расскажу о твоей просьбе главному повару, который лично подает пищу фогту. Наберись терпения.
— Да спасет тебя Христос, Карлус.
Фогту донесли просьбу пленника. Это сделал Кетлер. Еще в сентябре месяце Вернер приказал своему доверенному лицу:
— Купца не баловать. Пусть узнает, что значит сидеть в тюрьме на скудной пище вместе с крысами.
— А если он сдохнет? — желчно, с садизмом на лице, спросил Кетлер.
— До этого не допускать. Если купец умрет, то ты понесешь суровое наказание.
Кетлер недоуменно хмыкнул:
— Я не понимаю тебя, господин командор.
— Тебе нечего и понимать. Я не намерен отчитываться перед своими слугами. Выполняй то, что тебе приказано.
Кетлер обидчиво фыркнул и вышел из палаты Валенрода. Свою злость он вымещал на пленнике. Он ненавидел русских людей, считая их дикими варварами, которые сравнимы лишь со скотиной.
Однажды ночью, когда узник спал, фогт тихо вошел в казамет и приказал Кетлеру осветить факелом лицо пленника. Оно было настолько худым и изнеможенным, что Вернер метнул суровый взгляд на своего доверенного слугу.
— Этого купца скоро унесут в могилу. Ты плохо выполняешь мой приказ, Кетлер. С завтрашнего дня я назначаю другого надзирателя.
— Но я видел в нем всего лишь пленника, хотя и не жаждал его гибели, — норовил оправдаться Кетлер.
— Помолчи! — повысил голос Валенрод. — А кто жестоко избил беззащитного купца?
Кетлер удивился: кто-то из стражников всё-таки доложил об избиении узника. Но кто? Этого никогда не узнаешь. Ясно одно: у фогта всюду имеются свои глаза и уши. Но почему-то Вернер ничего не сказал ему, Кетлеру. Странно.
Вышагивая в сопровождении телохранителя Бертольда Вестермана и слуг с факелами к парадной двери замка, Валенрод думал:
«Этот купец, сын известного посланника Лазуты Скитника, оказался крепким и выносливым человеком. Ни разу он не пожаловался на холод, нищенское питание и отвратительную камеру с мышами и крысами. Другой бы начал бить кулаками в железную дверь и просить улучшения своего невыносимого содержания. Купец всё перенес и вытерпел, что делает ему немало чести».
Командор преднамеренно проверял русича, чтобы убедиться — стоит ли игра свеч. За слабака и рохлю, никчемного сына, отец и ломаного гроша не даст. А вот за достойного сына посланник ничего не пожалеет. Ныне, как донесли лазутчики, Скитник находится в составе войска князя Дмитрия. Он, хоть и в годах, но силен, как медведь. Сказывают, бывший ямщик и кузнец князя Василька Константиновича, что мужественно погиб в битве с татарами на реке Сить. О его геройской гибели легенды дошли даже до немецкой земли.
Вернер Валенрод уважал неустрашимых ратоборцев. С такими интересно воевать, и тем почетней поразить бесстрашного воина копьем или мечом. Война же близится. Войска князя Дмитрия идут уже по землям Литвы и вскоре они вступят во владения датских крестоносцев.
Магистр Руденштейн тоже зря времени не теряет. Подписав «вечный» мир с Русью, он собирает всех ливонских рыцарей в Мариенбурге, готовя неожиданный удар (а если уж честно — предательский удар) князю Дмитрию в спину. Конечно, такую победу честные хронисты[137] не назовут блистательной, даже в угоду великому магистру, на что тот и надеется. Напрасно, Отто! Такую коварную победу не назовешь победой века. Разве что твои крючкотворцы-лизоблюды напишут о тебе как о великом полководце. Но история никогда не верит придворным лживым хронистам.
137
Хронисты — так назывались на Западе летописцы.