Страница 56 из 81
— А что ныне с раздорами? — спросил тогда князь Дмитрий. — Слышал я, что Ливония сбивается в один кулак.
— Ты прав, князь. Перед угрозой нашествия русского войска немцы прекратили всякие свары. Здесь вовсю постарался великий магистр Отто Руденштейн. Он сумел утихомирить не только попов, но и города. Немцы — народ особый. Когда они почувствуют злополучие, идущее со стороны неприятеля, то забывают о собственных бедах и тотчас начинают собирать могучее войско. Бюргеры[123] не жалеют для рыцарей ни хлеба, ни денег, и даже каждый город выставляет ополченцев. Так что ныне Ливонский Орден как никогда силен.
— Но и мы не лыком шиты, — произнес Дмитрий Александрович. — Впервые, после татарского вторжения, нам удалось собрать тридцать тысяч ратников. Коль крестоносцы не напугаются, злая будет сеча… А ты как мыслишь, Довмонт?
— Сеча будет злая, да вот только…пойдет ли на нее великий магистр, — почему-то задумчиво произнес псковский князь.
Слова полководца Довмонта оказались для князя Дмитрия неожиданными.
— У тебя есть какие-то предположения?
— Отто Руденштейн отлично понимает, что даже в случае своей победы, он потеряет огромное количество крестоносцев. Такая победа ему не нужна. Орден его заметно ослабнет, и тогда ему уже не быть ведущей силой в Ливонии. Едва ли такого захочет великий магистр.
— Выходит, он может и уклониться от битвы?
— Может. Магистр не только достойный противник, но и весьма умный, расчетливый человек. Зря он в битву не кинется.
Разговор князя Дмитрия с Довмонтом произошел еще неделю назад. Сейчас же войско шло по литовским землям.
Глава 2
КОНЬ КНЯЗЯ ДМИТРИЯ
Под князем рысил аргамак[124]. Это был удивительный, необыкновенной породы конь, коему завидовали, ехавшие обок с воеводой, сыновья Ярослава Ярославича. Бросались в глаза стройные, точеные, очень сильные ноги, широкая грудь, упругий стан и мускулистая шея. Гладкая шелковистая шерсть, отливающая синеватым блеском, была черной как смола.
Автандил (так звали коня) был молод. Его подарили князю восточные купцы, приехавшие с Терека.
— То помесь аргамака с кабардинской лошадью, — пояснили купцы. — Но получился он вылитый кабардинец. Красавец — конь! А зовут его Автандилом, в честь нашего князя..
Дмитрий Александрович как увидел «кабардинца», так весь и загорелся. Он, с детства большой любителей скакунов, сразу отметил: конь редкостный, такому цены нет.
— Я, купцы, отдам вам за Автандила столько золотых гривен, сколько запросите.
Но купцы чинно ответили:
— Конь не продается. Это скромный подарок нашего кабардинского князя. Горцы хотят жить в вечном мире с вашим народом.
Дмитрий Александрович поклонился в пояс и степенно произнес:
— Я с большой благодарностью принимаю столь знатный подарок вашего князя и, ведая помыслы наших удельных князей, хочу твердо заверить, что Русь никогда не станет врагом кабардинцев. Мы намерены жить в вечной дружбе. Вы же, купцы, в моем княжестве, можете торговать вольно и без всяких пошлин.
Купцы ответили князю низким (восточным) поклоном и предупредили:
— Автандил пойман в диком табуне. Он своевольный и гордый. Его долго укрощал один из лучших наших джигитов, Георгий, который и прибыл с нами.
Князь Дмитрий глянул на молодого, сухотелого кабардинца в темно-синем чекмене и с кинжалом на поясе. Тот придерживал за узду коня, который пританцовывал на месте. Глаза кабардинца, как показалось Дмитрию, были грустными.
— Переживаешь, джигит? Нелегко, поди, с конем расставаться?
Толмач перевел слова Георгия:
— Конь для джигита — роднее человека. Человек может предать, конь — никогда. Нет лучшего друга.
— Хорошо сказал, джигит, — похвально произнес Дмитрий Александрович, продолжая с восхищением посматривать на коня. — Я награжу тебя, Георгий. Перед тем, как выехать домой, мой конюший покажет тебе княжеский табун. Выбирай самого лучшего скакуна. Думаю, и у меня найдутся прекрасные кони.
Джигита охватила буйная радость. Он самозабвенно любил лошадей и горестно думал, что вернется домой на телеге купцов, а теперь он приедет к горцам на превосходном коне. Он знал, что у русских князей есть отменные скакуны.
— Спасибо, князь, — низко поклонившись, тепло произнес Георгий. — О твоем щедром подарке будут рассказывать не только мои сыновья, но и мои внуки и правнуки. Горцы никогда не забывают добрых поступков.
Князь Дмитрий подошел к Автандилу и хотел, было, ласково потрепать ладонью по гриве, но конь, удерживаемый за узду джигитом, будто ударенный плеткой, тотчас резко отпрянул в сторону.
— С норовом. Люблю таких, — одобрительно молвил Дмитрий Александрович.
— Я сожалею, князь, но Автандил признает только меня. Приручить его будет непросто.
— Ничего, — улыбнулся Дмитрий Александрович. — Как-нибудь управлюсь.
Конь и в самом деле оказался сноровистым. Всю неделю князь не подходил к Автандилу (был занят неотложными делами), а затем он послал к кабардинской лошади своего мечника Волошку Севрюка, кой слыл отличным наездником и не раз уже укрощал молодых, непокорных коней.
Волошка явился к Дмитрию Александровичу с окровавленным лицом.
— Прости, князь, но я ничего не могу поделать с этим Автандилом.
— Скидывает?
— Скидывает. Я едва не сломал себе руки и ноги. Буйный конь!
— Ну что ж, тем лучше, Волошка. Обуздать такого коня — немалая честь. Надо попробовать.
Но мечник замотал головой и с откровенным испугом посмотрел на Дмитрия Александровича.
— А может, не надо, князь? Конь-то и впрямь бешеный. Не приведи Господь, насмерть расшибет. Он и впрямь никого не подпускает. Зверь-конь!
— Тем лучше, Волошка, тем лучше! — вновь затвердил своё князь.
Дмитрия Александровича охватил задор. Он тотчас позвал к себе постельничего, дабы облачиться в другую одежду.
Князь сбежал с красного крыльца в одной белой льняной рубахе, кожаных портках и мягких сафьяновых сапогах.
— А плеть? Плеть забыл, княже! — ковыляя за Дмитрием Александровичем, закричал Волошка.
— На бешеного коня с плетью не ходят! — не поворачивая головы, отозвался князь.
Мечник Севрюк (родом был из Новгород-Северской земли, почему и прозвали «Севрюком»), прихрамывая, плелся за Дмитрием Александровичем и недовольно бурчал:
— Ну и пошто лезет? Так-то и башку потерять недолго. Сам через недельку обуздаю. А ныне нечего и лезть. Спаси и сохрани его, милостивый Господи!
На дворе стоял красные день. Большое, ласковое солнце освещало своим июльским радужным светом нарядные княжеские терема на Ярилиной горе. Тишь и благодать обуяла землю.
Два молодых, дюжих гридня, держась за узду, с трудом (Автандил упирался, брыкался, зло бил копытам) вывели из обширной деревянной конюшни непослушного жеребца.
— А может, мы сами как-нибудь, князь. Конь-то совсем дикий, — сторожко кашлянув в русую бородку, молвил один из гридней.
— Отродясь таких непокорных коней не видывал, — вторил другой гридень. — Волошке не удалось, так мы с Якушкой испытаем.
— Сам! — решительно молвил князь и добавил. — А теперь помолчите. Один я буду с конем изъясняться.
Дмитрий Александрович остановился напротив головы жеребца и в упор уставился в его фиолетовые глаза.
— Ну, здравствуй, Автандил, — спокойно начал разговор князь. — Привыкай к моему голосу. Ты хорошо послужил своему джигиту, а отныне мне будешь служить. Славно служить, Автандил. Без хозяина тебе никак нельзя. Ты будешь мне верным другом.
Сказав эти слова, Дмитрий Александрович неторопко обошел коня, а затем вставил ногу в стремя.
— Гридни, прочь от коня!
Гридни, с трепетом глянув на князя, отскочили в стороны, а Дмитрий Александрович легко и пружинисто взметнул свое сильное, упругое тело в седло.
Автандил взбунтовался. Он тотчас завис немыслимой свечой, взбрыкнул мощным крупом, но князь, с необычайным трудом, усидел в седле. Конь завис свечой в другой, в третий раз, но стальные шенкеля диктовали жеребцу неустрашимую волю человека.
123
Бюргер — горожанин в Германии и в некоторых других странах.
124
Аргамак — старинное название восточных породистых верховых лошадей.