Страница 42 из 81
Невский был слишком мудрым политиком, чтобы не понимать корыстолюбие римского папы и различных королей.
После кончины Александра Ярославича, Иноземный двор заметно опустел. Малолетний Дмитрий у послов интереса не вызывал, а вот купцы наезжали нередко. Иноземный двор (в народе — «Немецкий») стоял неподалеку от торговой площади и был окружен крепким, дубовым тыном. Двор представлял собой три просторных избы с высокими подклетами, теплыми сенями, повалушами и горенками. Есть где было и товар складировать и купцам разместиться.
Через два дня пребывания в Переяславле к Вернеру Валенроду зашел незнакомый человек в черной монашеской рясе и представился на чистом немецком языке:
— Бруно Конрад.
Имя соотечественника ничего Вернеру не говорило. Он молчаливо кивнул и жестом указал Конраду на высокое кресло.
Валенрод не любил предисловий, поэтому спросил напрямик:
— Кто ты, и почему здесь оказался?
Бруно не был лично знаком с Вернером, но хорошо знал его понаслышке.
— Я — доверенное лицо великого магистра Отто Руденштейна.
— Точнее, Бруно. Мне известно, что у магистра десятки доверенных лиц.
Конрад некоторое время молчал. Худощавое, аскетическое лицо его с властными глазами выглядело загадочным и суровым.
— Буду, откровенен, — наконец заговорил Бруно. — Перед тобой член тайного общества «Карающий меч».
Вернер с нескрываемым удивлением посмотрел на Конрада: в его комнате сидел… убийца. Тайное братство «Карающего меча» создал еще (с благословения римского папы) бывший великий магистр Герман фон Зальц. Оно состояло всего из 33 человек и предназначалось для душегубств самых неугодных Ордену противников. Этих зловещих «братьев» мало кто знал в лицо. «Люди яда и кинжала» старались быть незаметными, и несли свою службу с такой осторожностью, что об их деятельности знал один магистр.
— Я пришел за твоей помощью, Вернер.
— Но прежде ответь мне на второй вопрос.
— Отвечу, Валенрод. Еще десять дней назад я приехал в этот город под видом католического монаха, чтобы рассказать местному епископу и князю Дмитрию о православной вере, которая начинает пускать корни и в наших землях. Ливонские рыцари взяли в плен немало русских людей и дозволили им строить свои церкви. Такая церковь, как тебе известно, Вернер, появилась и в столице Ордена, Мариенбурге.
— Но это единственная православная церковь в Ливонии, и появилась она совсем недавно. Я видел, как десяток пленных ведут в храм под охраной кнехтов.[90]
Лицо Конрада оставалось бесстрастным.
— Ты обличаешь меня в заведомой лжи? Но так задумано великим магистром. Пусть пойдет слух, что крестоносцы с большим уважением относятся к православной вере. С этой целью я и прибыл в Переяславль. И епископу Елизару, и князю Дмитрию понравился мой рассказ. По душе пришлась им и просьба русских христиан прислать в церкви благочестивых священников.
Валенрод усмехнулся:
— Всё, что ты мне рассказываешь, Конрад, — подоплека для посещения Переяславля. Братство «Карающего меча» никогда не занималось богоугодными делами. Не думаю, что князь Дмитрий настолько наивен, чтобы поверить твоим россказням. Поездка твоя, монах-инквизитор, заключается совсем в другом.
Глаза Конрада стали враждебными и хищными. Он не думал, что Вернер догадается, кто он на самом деле.
— В чем же? — желчно спросил монах.
— Великий магистр недавно обронил на совете рыцарей несколько слов, что князь Дмитрий неугоден Ордену, и что он уже принял меры, чтобы переяславский князь не вышел из стен своего города. Ты, Конрад, и есть тот человек инквизиции[91], который должен выполнить приказ Отто Руденштейна.
— На всё воля божья, — с язвительной ухмылкой отозвался монах. — В наших занятиях не обходится без подготовительного труда, но иногда и он не приносит плодов. Князь Дмитрий хоть и принял меня, но вместе с ним неотлучно находился его ближний боярин.
— И тебе не удалось влить в чарку князя яд?
— Ты прав, Вернер, и теперь я вынужден обратиться за твоей помощью.
Валенрод ответил без раздумий, ответил резко:
— Я никогда не помогал, и не буду помогать братству «Карающего меча» и инквизиторам. Я не убийца, а рыцарь, который уничтожает своих врагов лишь в битвах, либо в честных рыцарских поединках.
Лицо Конрада и вовсе исказилось злой гримасой.
— Не забывай, Вернер, что я выполняю приказ самого великого магистра, и каждый рыцарь мне должен оказывать всяческую поддержку.
Но слова инквизитора ничуть не убедили Валенрода.
— В уставе Ордена крестоносцев ничего не сказано о братстве «Карающего меча».
— В уставе всего не напишешь, Вернер, тем более о самом сокровенном, что не обязательно знать всему Ордену. Мы, Вернер, предназначены для особой миссии, которая не признает слова «не буду». Либо ты беспрекословно выполняешь все негласные указания великого магистра, либо Орден уничтожит тебя, как смердящего пса.
Вернер вспылил: никогда в жизни никто не посмел его оскорбить — самого именитого рыцаря Ливонии, давно претендовавшего на титул великого магистра. Он, обычно уравновешенный, порывисто поднялся из кресла и, покрываясь красными пятнами, ступил к Конраду.
— Послушай ты, червь могильный. Не зарывайся! Тебе ли, человечишку подлого рода, угрожать знатному командору[92] и первому мечу Ордена?!
Конрад стиснул ладонями подлокотники кресла, лицо его ожесточилось. Вернер дерзко унизил его подлым званием (а он и в самом деле происходил из черни). Но этот надменный рыцарь, очевидно, не знает, что инквизиторы и члены «Карающего меча» никогда не прощают даже самым могущественным людям Ливонского Ордена, если те отказываются помочь тайному братству.
Конрад, конечно же, немало был наслышан о Вернере, но не думал, что тот настолько заносчив. И всё же Бруно, прошедший многолетнюю школу сурового и скрытого братства и не думал отступать от своего плана. Задавив в себе обиду и сотворив миролюбивое выражение лица, он спокойным голосом произнес:
— Мы оба погорячились, Вернер, но нельзя забывать, что мы представители одного Ордена, и это ко многому обязывает. Ты приехал сюда под видом богатого купца, и великий магистр никогда не забудет, если ты, будучи приглашенным к Дмитрию, сумеешь опустить в его чарку вот эту красную горошину, которая тотчас растворяется, и не только не имеет никакого вкуса, но и действует исподволь, в течение двух недель. Так что никто ничего не заподозрит. А через несколько дней ты уже будешь далеко от Переяславского княжества.
— Я знаю, что князь Дмитрий нередко встречается с иноземными купцами, чтобы расширить торговые связи. Возможно, и мне удастся побывать у него в гостях. Но ты напрасно стараешься, монах. Я не стану подручным в твоих гнусных делах. И на этом закончим беседу.
— Это твои последние слова, Вернер?
— Да!
— Ты делаешь непростительную ошибку, и будешь отвечать перед самим Отто Руденштейном.
— Я найду, что сказать великому магистру.
— В тебе говорит гордыня, Вернер. И всё же запомни мои слова, если захочешь продлить свою жизнь, — жестко произнес на прощание инквизитор и, шелестя черной шелковой рясой, вышел из комнаты.
Шагая по утоптанной тропинке Иноземного двора, Конрад зловеще думал:
«Ты Вернер — безмозглый человек, хоть и считаешь себя мудрецом. Неужели ты не догадался, зачем тебя послал в далекий Переяславль великий магистр. Крепость изведать? Чушь! Крестоносцы никогда не ходили и не пойдут вглубь Руси. Их забота — северо-западные земли. Опасность не в том, что князь Дмитрий сидит в Переяславле, а в том, что тот может возглавить русские дружины и пойти на Ливонию. Поэтому сведения о крепости для Отто Руденштейна ничего не стоят. Дело в другом. Вернер — любимец рыцарей, самый известный человек в Ливонии. Это прекрасно понимает великий магистр. Его возможные неудачи и, тем более, серьезное поражение в войне крестоносцы не потерпят. Они провозгласят великим магистром Вернера. Вот этого-то и боится Отто Руденштейн. Не случайно он отослал лучшего командора в Переяславль — доставить чертеж крепости. Дело крайне рискованное. Малейшая оплошность — и Вернеру конец. На это и надеется великий магистр. Ему не нужен серьезный соперник».
90
Кнехт — рядовой солдат.
91
Инквизиция — (от латинского — розыск), в католической церкви в 13–19 вв. судебно-полицейское учреждение для борьбы с ересями и наиболее опасными врагами католиков. Дела велись тайно с применением жестоких пыток. Еретики обычно приговаривались к сожжению на костре. В 16–17 вв. одно из основных орудий Контрреформации. Особенно свирепствовала Инквизиция в Испании. В 20 в. функции Инквизиции частично перешли к одной из конгрегаций римской курии.
92
Командор — одно из высших званий в средневековых духовно-рыцарских орденах, а также лицо, имевшее это звание.