Страница 3 из 18
- Яиц-то, сколь севодни снесли? ... А ты всёль поглядела-то, чай под дальню жердину не лазила? ... Молока-то што так мало, неужто выдула столько? ... Ну, ты и прорва, на тебя не напасёшси, коровы скоро мало будет таку кормить. Хоть бы о матери подумала, я ить не ела ишшо... Куды нарядили-то? ... На клевер? И чево это он тебя туды опять ставит? ... Ох и дурищща ты, всё не знаю, да не знаю, больше и сказать-то ничиво не выучилась. Ты хоть для себя постарайси, колода непутёвая, не всё ж мне об тебе думать. Который раз говорю, не зевай дура, дождёшси вот так у окна сидючи, уведёт кака-нибудь молодка Мишку-то... Эх, да кто ж тебя возмёт таку, до самой смерти моей, видать, на шее висеть будешь, халда бестолковая... Ты тама это, как на обед-то придёшь, на сараюшку слазь, крыша тама течёт. Чай сама видала, а сделать-то не догадашься, всё тебе указуй. Когда своей-то головой жить начнёшь? Да дранки принеси, гвозди-то есть...
3
Михаил Белый вернулся в родную деревню в позапрошлом году, после десятилетнего отсутствия. Отслужив армию, он, как и большинство его деревенских сверстников, поехал не домой, а по комсомольской путёвке в Сибирь, на строительство крупнейшей по тому времени ГЭС. Работал там, по слухам, Михаил ударно, выбился в бригадиры, там же женился, но почему-то быстро развёлся, и вот ... вернулся. Случай беспрецедентный, ведь из деревни, кто так же срывался искать лучшую долю, никто ещё насовсем не возвращался. Другое дело в отпуска, погостить у родителей, порассказать о большой жизни, похвастаться - таких было немало. Михаил же о своём пребывании в Сибири рассказывать почему-то не любил, потому в деревне о том периоде его жизни знали в основном по слухам, рождающим домыслы.
По возвращении, не проработал Михаил в родном колхозе и года, как его и тут выдвинули в бригадиры. Он не был рвачом-карьеристом, да для таковых Зубариха не слишком-то привлекательная стартовая площадка. Просто с бригадирами в этой бригаде (то есть в Зубарихе, которая и являлась одной из бригад колхоза "Ленинский путь", объединявшим с десяток больших и маленьких деревень и сёл) с некоторых пор не везло...
Хоть и в стороне от дорог и в отдалении от центральной усадьбы располагалась деревенька, а вот поди ж ты, именно зубарихинец, сорокачетырёхлетний Сергей Иванович Пылаев выбился в замы председателя колхоза. То ли сумел как-то вовремя подсуетиться Сергей Иванович, то ли просто повезло ему, призванному в войска НКВД, прослужить всю войну вдали от передовой, и единственной "боевой операцией", в которой ему довелось участвовать, стало выселение чеченцев. Где-то всё-таки отличился в те годы Сергей Пылаев, и хоть вернулся домой почти без наград-побрякушек, но зато с наградой куда более весомой - партбилетом в кармане. А если к тому же добавить целые руки и ноги, не подорванное здоровье, то можно смело сказать - по настоящему повезло в сравнении с ровесниками Сергею Ивановичу. Наличие партбилета, тогда у единственного в деревне, и предопределило столь успешную карьеру Пылаева.
И вот, с тех самых пор, когда бригадой несколько лет лихо и шумно рулил Пылаев, благополучно ушедший затем на повышение, кого ни ставили на бригаду, никто больше двух-трёх лет на этой властной вершине местного масштаба удержаться не мог. И в окрестных деревнях и в самом Воздвиженском колхозные кормчие тоже были не без греха. Да и кто ж удержится, не попользуется за счёт колхоза, раз до властишки добрался? В конце-концов, не Нагульновы с Давыдовыми сидели в правлениях девяноста девяти процентов советских колхозов, а обыкновенные люди, у коих имелись, и семьи, и прочие родичи со всеми вытекающими отсюда последствиями, да и по части выпивки, были они обыкновенные русские люди. Но зубарихинские бригадиры даже на этом "фоне" выделялись, стараясь поскорее "нахапать" на всю оставшуюся жизнь, либо на тот же срок напиться дармовой водки (её регулярно ставили за различные мелкие услуги рядовые колхозники и особенно пенсионеры), или то и другое вместе. И, конечно, появившийся вдруг в деревне малопьющий, обстоятельный Михаил, к тому же с опытом бригадирства на "Ударной Стройке Коммунизма", пришёлся как нельзя кстати.
Вопреки пессимистическим прогнозам молодой бригадир пока что довольно уверенно держал в руках бригадный штурвал. Конечно, во взаимоотношениях с мужской частью бригады полной идиллии быть не могло, зато его опорой стали женщины (более двух третей "личного состава"). Вежливый, обходительный - таким вся деревня помнила его с детства - он пользовался среди них неоспоримым авторитетом. Тому же способствовало и то, что не в пример своим предшественникам Михаил всегда был крайне деликатен при наряжении женщин на работу. Потому, назначая Тальку в помошницы двум не больно радивым в работе мужикам, он испытывал неловкость, отлично осознавая, что, скорее всего, именно на неё придётся основная нагрузка.
4
Мужики, сорокалетний грузный тугодум Егор Скворцов и тридцатисемилетний низкорослый, но шабутной замухрышка Васька Митин, не выказали восторга от известия, что им в помощницы нарядили Тальку. И дело было даже не в том, что на троих с ней не сообразить. Если приспичит они могли и вдвоём и даже поодиночке напиться. Это в городах было модно троить, а в Зубарихе всё проще и даже можно обойтись вообще без денег. Привезти, к примеру, втихаря с полвоза колхозного сена бабке Устинье Черновой, известной на всю окрестность самогонщице, да и в долг бабка не отказывала. А с Талькой не любили вместе работать зубарихинские мужики потому, что рядом с ней они вынуждены были стараться вовсю - отстать от бабы не позволяла мужская гордость, а поспеть за ней не так-то просто.
Скошенный клевер собрали в копны раньше срока - ему бы ещё пару-тройку деньков полежать, посохнуть. Но с правления торопили, со дня на день обещали ливни с грозами, да и без того видно как "парит" земля, всё темней и массивнее облачность. Копны грузили на телеги, укладывали плотно и широко. Пять-шесть копён составляли воз. Егора с Васькой, мужиками-работниками можно было считать лишь с некоторой натяжкой. Хоть и были они ещё далеко не старые, но кое-чего не додала им природа, и многое в этом плане усугублялось регулярным общением с низкокачественным "зелёным змием" производства бабки Устиньи.
Сначала, со свежими силами, по утреннему росистому холодку работа худо-бедно спорилась. Загрубелые ступни Тальки почти не чувствовали никакого дискомфорта от соприкосновения со свежескошенным клеверным полем, лишь изредка наиболее твёрдые и острые отростки доставляли некоторое беспокойство. Мужики работали обутыми, Егор в кирзовых сапогах, Васька в каких-то грубо сляпанных брезентовых ботинках.
- И как это тебе не колко?- неприязненно покосился на ноги Тальки Васька.
Талька молча продолжала орудовать вилами.
- Шкура наверное бычачья,- вновь подначил Митин, но получив в ответ всё то же безразлично-безмолвное манипулирование четырёхзубым орудием труда, сплюнул и в свою очередь остервенело вонзил в копну свои вилы.- Ну-ка держи, чево ты тама, чай уснул!? ... Утопчи, утопчи шибчей, нечева пустую телегу туды-сюды гонять,- закомандовал вдруг возчиком Васька, сам себя производя в неофициальные лидеры этой мини-бригады.
Талька подавала и подавала клевер, а потом, когда воз был нагружен и утоптан, подхватывала грабли и очёсывала его со всех сторон, пока мужики отдыхали, покуривая в сторонке. Час от часу становилось всё жарче, облачность, в отличие от предыдущих дней выдалась небольшой и солнце, не встречая препятствия, припекало всё сильнее. Мужики постепенно выдыхались, не выдерживая взятого с утра темпа. Васька уже не покрикивал на возчиков, уже без залихватских кряканий, с натугой подавал он клевер, цепляя вилами раз от разу всё меньше. Егор силой значительно превосходил Ваську, но до того он был неповоротлив и неловок, настолько медлителен, будто родился с тягучим киселём в жилах вместо крови. К тому же для него, чрезмерно рыхлого, жара являлась первейшим врагом: тёмный пот выступил сквозь его тёмную сатиновую рубаху, струясь по лбу, застилал глаза, тяжёлое, взахлёб дыхание, свидетельствовало, что и он на пределе. Они избегали смотреть на Тальку, которая работала как машина, без устали, монотонно, нанизывая сразу по четверти копны на вилы, а потом ещё вместо передышки очёсывала воз.