Однажды в Зубарихе

- А насчёт Тальки... Знаешь, и в самом деле, не надо её на Доску.

- Ну, почему же не надо-то? Работать за мужиков, это значит ей можно, а как на Доску, так слабоумная!- Михаил повысил голос.- Ты ж её с малых лет знаешь, какая же она слабоумная?

Странная конечно, но не дурней многих тут у нас.

- То так конечно, просто с чудиной она. Она какая-то в себе вся, не по сторонам, как все люди, а внутрь себя глядит, и что вокруг делается, жизни-то и не видит. Болезнь это Миш. У нас ведь тоже отец... ну ты знаешь, с чудиной, с другой правда. А уж как нам перед сторонними стыдно за него бывало. А уж мама, так больше всех мук приняла. Вон мать-то у нас какая, а отец?

А ты говоришь, хороший мужик... то, что не пьёт да не дерётся, то ещё не всё...

- Да брось ты Лиз. Как печати какие ставишь, нормальный, ненормальный, с чудиной ли, без ли. Да если присмотреться получше, поди в каждом кака чудина найдётся. Только вот почему-то водку или самогонку жрать на работе, это у нас чудиной не считается, или там, молоко разбавлять, дрова, сено воровать, а вот если работать как лошадь, или как твой отец детей всю жизнь жалеет, так это значит чудина,- возмущался Михаил

- Не знаю Миш, спорить не стану. Мать у нас тоже на работу злая, её же никто малохольной не считает. Нет, с Талькой тут другое. Баба она верно, первее всего бабой должна быть. Ты вон с Верой со своей развёлся, потому как семейного в ней ничего не было. Ну а Талька... ну какая она баба, ни то ни сё. Да и вид, лапы, плечищи, хорошо хоть молчит, если бы рычала, так и впрямь, медведица настоящая.

- Да уж, что есть, то есть,- Михаил усмехнулся припоминая.- Тут у меня стычка случилась с Васькой Митиным и Егором Скворцовым. Напились они на клевере, а я не сдержался, да и отвалтузил их маленько. Слышала небось?

- Слышала. Про то столько уж наговорили, не поймёшь, что врут, а что взаправду говорят. Только, думаю, врёт Мельничиха, что Талька на Ваську обниматься кинулась.

- Конечно врёт, что ты её не знаешь, метёт как помелом... Я и сам удивился, что встряла она, Талька-то. Понимаешь, мужики все рты поразинули, а она подсобила.

- Ой, Миш, а я ещё слышала, что вроде с вилами на тебя Васька-то пёр... Неужто?- с тревогой спросила Лиза.

- Не знаю Лиз, сам не видел, то ведь за спиной у меня было. Я ж Егора как раз валтузил. Какие-то вилы там валялись рядом, но точно не скажу. А расспрашивать, кто видел... знаешь, как-то неудобно.- Михаил на мгновение собрал морщины на своём широком лбу, что-то осмысливая, но тут же отмахнулся, как от наваждения.- Так вот, стал я Тальку-то от Васьки отдирать, поверишь, вот так за руку взял,- Михаил для наглядности взял Лизу за руку выше локтя,- а там не рука, камень, мускулы сплошняком, еле отодрал.

- Миш пусти, больно... Я ж тебе не Талька,- Лиза игриво с улыбкой высвободила руку.

- Прости, забылся,- Михаил виновато заглянул Лизе в глаза, и, убедившись, что она не сердится, продолжил.- Она с каких уж лет как мужик вкалывает и в поле и дома. Это ж какая тренировка, похлеще чем у спортсменов... Ты что руку-то трёшь, неужто всё ещё больно?

- А ты как думал. Привык, небось, тут с деревенскими, они-то чай все как кобылы. А я женщина нежная, городская. Во посмотри синячище какой будет, Лиза закатала рукав кофты.

- Ты гляди, и всамделе... Как же это меня угораздило? Тебе ж теперь и кофты без рукавов не одеть, мать-то, чай сразу углядит,- искренне сокрушался Михаил

- Без рукавов, без рукавов... Как мне в баню-то теперь, смотри сколь наставил?- Лиза с притворным недовольством подняла юбку, чуть приспустила лыжные брюки, и там, на глянцевой белизне бёдер, в местах не тронутых загаром показала темноватые отметины от пальцев Михаила.- После Тальки тебя вообще к мягким бабам подпускать нельзя,- в голосе Лизы послышалась ревность и Михаил это почувствовал.

- Ну, ты тоже скажешь, какая Талька, я вообще после Веры ни с кем, с тобой вот с первой.

- Так я тебе и поверила, небось все девки на деревни к твоим услугам?

- Да пошто они мне Лиз, малолетки эти, они ж дурочки ещё совсем. Ходят, вона, беретки синие оденут, все как одна, да ещё взяли моду песни хором распевать, что по радиотрансляции наслушаются. Слышала, что сполняют-то, нонешна молодёжь... ну, что есть сила и воля у них, чтобы стать героями нашего времени?- с иронией спросил Михаил.

- Ой, Миш, слышала,- Лиза зашлась в тихом смехе, повалившись спиной на шалаш...- Я как первый-то раз услыхала, чуть со смеху не померла. Мама смотрит и не поймёт, что со мной. Чуть, не каждый вечер, говорит, сейчас такое поют, что по радио услышат, слова перепишут и поют хором. Кому в Москве вот так сказать - не поверят. В городе-то думают, что как в старину, народные да частушки. В Москве сейчас все про медведей поют, из кинофильма "Кавказская пленница", а мне больше старые нравятся, "Ландыши" например. Но про этих героев, наверное, кроме радио вот только здесь и услышишь, совсем свихнулись, такое на посиделках петь.

- А ведь знаешь Лиз, оне меня тут и взаправду за того самого героя принимают, девчонки-то эти. Как-то даже в Воздвиженку, в школу нашу приглашали выступить перед старшеклассниками, как участника ударной стройки и так далее. Так я отказался, де занят, да говорить не умею. А что мне им сказать-то было, дескать, езжайте ребята и девчата? А потом бы они меня в том, что жизнь им поломал обвиняли. Правду сказать, тоже не могу, в партию вот поступил.

- А вот это ты Миш верно сделал, молодец, партейному всегда легче прожить. Мне свёкр тоже советует, и рекомендации пообещал собрать, иначе двигать не будут. А тебе сейчас только и остаётся в колхозное начальство пробиваться, и ещё учиться поступай, заочно в сельхоз...

- Да брось, какое начальство, тут вон с бригадой не справиться.

- Это с бригадой, а там-то чем выше начальник, тем легче работать, это везде так. Вон Пылаев Иван Сергеевич, бригадиром-то был так себе, ума в нём не много, хитрость одна, да билет партейный в кармане. С четырьмя классами, а в замах у председателя ходит, поплёвывает.

- Да знаю я всё это Лиз. Нутром-то понимаю, что приноровиться как-то надо, а уж и бригадирство это надоело, каждый день лаяться да нервы трепать, поперёк горла всё. Я ведь больше всего семью завести хочу, жену, детей. Поверишь, хоть и не мальчик давно, а мечтаю... Ох как вспомню, что уже четвёртый десяток пошёл, а я всё жених...

- Да что ты Миш о годах-то переживаешь, вам мужикам и в пятьдесят женихаться можно.

- Да перестань... я ж серьёзно. Женихаться-то можно, а невесту по душе, где и как сыскать, я то уж битый, на воду дую...- в голосе Михаила слышалось отчаяние.

- А таких, как ты хочешь, может и нет вовсе, что тогда, век не женишься?

- Как нет? Есть... вот она сидит... Если одна есть, может и ещё сыщутся, а Лиз?- Михаил спросил тихо, почти с мольбой.

Лиза смутилась и молчала, не зная, что сказать. Она была и польщена и сбита с толку одновременно. Но Михаил ждал ответа.

- Ох Миша, Миша, бедный ты мой. Уж и не знаю... может по другим деревням. А у нас тут нет никого, только соплячки, да вот Талька одна незамужняя осталась.

- Опять насмехаешься... Какая Талька, что ты? Как работницу я её очень уважаю, но мне же жена, баба нужна... А уж я бы ей богу... Она бы у меня дома сидела, в поле ни-ни, ни на какие работы не пускал бы, только по дому и в огороде, чтобы вечерами с работы меня ждала. И ни на какой там лён или сенокос, справку бы достал, что больная. Она бы у меня за детьми смотрела да в огороде как ты загорала... - Михаил осёкся под горестным взглядом Лизы, увидел слезу катящуюся по её щеке. Он замолчал, стиснув зубы, словно боясь, что если они разожмутся с его языка опять сорвётся какая-нибудь нереальная для колхозной действительности фантазия. Помолчав, и, видимо, желая уйти от только что охватившего его наваждения, он заговорил уже другим тоном:

- А Талька, что Талька... жалко её... Но её же и в самом деле, как у нас в роте старшина говорил, и бурый медведь не захочет.