Страница 66 из 66
Стал поспешно одеваться, потом заглянул в большую комнату и решил не будить Юру с Наташей: мне стало их жалко, когда я увидел, как сладко они спят. Подумав, написал в своей комнате записку и оставил её на столе, стал обуваться, потом зашуршал в поисках своей куртки, потом вспомнил, что я её потерял, торопливо отыскал в шкафу легкую ветровку. Времени оставалось в обрез.
Из большой комнаты вышел заспанный Юрка. Увидев меня одетым, он свирепо спросил:
— Куда?!
Кажется, я все-таки его разбудил. Потому что вид у него был очень грозным. От неожиданности я пролепетал о своих намерениях и умоляюще посмотрел на него:
— Пожалуйста!
— Вот не спится человеку, — проворчал он и уже помягче сказал, — сейчас, подожди, я оденусь… Одного сегодня никуда не пущу!
Я был согласен на всё.
И вот, когда по тихим сонным улочкам мы дошли до храма и тихонько прикрыли за собой дверь, потому что во всю шла служба, до меня дошло ощущение того, что я собираюсь сделать. Мне стало так широко и радостно, что внутри у меня все пело, а когда я увидел в центре храма свою икону, то…
Как же чудесно жить на этом свете! Я внутри себя пел от счастья, а Юрка меня спросил:
— Чего ты всё подпрыгиваешь?
На что я только и смог улыбнуться.
А потом было Причастие. Я не знаю, как описать его словами. Иногда видеть и чувствовать лучше, чем говорить. Чуть позже я написал стихи, а пока они пели во мне едва заметной мелодией.
Затихли высокие своды,
Под золотым крестом
И кроткие лики икон
Молчат о чем-то своем.
Блеснет серебряной искрой
От звездочки свет в алтаре…
Все тихо. Лишь Ангел-Хранитель
Обходит все уголки.
А завтра под каменным сводом
Пронзит тишину нараспев
Дыханье службы… И с Богом –
Великое таинство здесь.
И только, чье сердце открыто,
Чье сердце хранит тишину,
Смеется как колокольчик
В залитую Пасхой весну –
Лишь тот, на великой Тайне –
тихонько шепнёт «Прими»
И мало ему океана,
Когда принимает Жизнь…
До каменных звонких сводов
Дотронутся солнца лучи…
Ликует, поет природа,
И чей-то ребенок кричит.
Он счастлив, ведь он не знает –
Что «можно» прийти просто так,
Свечки зажечь, поставить,
И ждать зачем-то креста…
Он к Господу шёл на праздник,
И принял в себя Его дар…
…Он шёл в храм за самым главным:
Живого принять Христа!
Внутри меня поселился кусочек тех солнечных лучей, которые тонкими светлыми струнами падали через узкие окна и озаряли батюшку с чашей и подходивших к нему людей. И этот огонёк грел меня и светил так ласково и нежно, что я радовался всему вокруг. Птицы звенели разноголосыми трелями, а внутри меня эхом отзывались сотни маленьких колокольчиков. И хотелось петь, и дышать, и любить, и жить.
Я вдруг почувствовал, как же сильно любит меня Бог.
Он подарил мне этот сияющий весной мир, и Юру, и Наташу, и дом, и моих тех родителей! Он подарил мне… Себя!
Сегодня!
Хотелось донести этот огонёк радости до дома, поэтому всю обратную дорогу я молчал.
Юра сказал по дороге домой:
— Мишка, я тебя люблю. Ты даже не представляешь, как я рад, что ты идешь рядом и улыбаешься!
Тихо сказал, спокойно — обычным своим голосом. А внутри у меня все засияло от счастья. Меня?
Любят?
Да за что?!
Но сразу ответить я не смог. Только уже возле дома, глядя на ту тропинку, по которой мы шли сюда впервые, — она тоненькой зелёной змейкой струилась между деревьями, — смог проговорить:
— За что?
— А просто так… За то, что ты есть.
Я поднял голову и заглянул в его тёмные улыбчивые глаза.
— А я вас с Наташей люблю. И бабушку, и Мурзика.
Он полушутливо пригрозил:
— Только попробуй снова потеряться!
— Ни за что в жизни! — совершенно искренне пообещал я. — Юр, а ты возьмешь меня летом с собой?
— Куда же деваться-то? Возьму.
— А… Кольку… возьмешь?
Он посмотрел на меня и усмехнулся:
— Это вопрос или предложение? Ладно, посмотрим, что его родители скажут. Есть у меня одна идея…
— Какая? — подпрыгнул я.
— Потом расскажу. Надо бы отдохнуть сперва…
А потом он сказал, что я как хочу, а он пойдет спать. И отправился спать.
А я на цыпочках подошёл к своему окошку, отодвинул шторы и долго смотрел, улыбаясь, в бездонную ясную синеву.
А она улыбалась мне.
Ноябрь 2013 — июль 2014 гг.