Дерзкий рейд

Роман Валерьевич Злотников

ДЕРЗКИЙ РЕЙД

— Стоять, самка!

Молодая, но весьма грузная орчанка, одетая в традиционную синюю женскую накидку, богато украшенную блестками, золотой вышивкой и заколками с драгоценными камнями, резко развернулась и уставилась на воина, перекрывавшего лестницу, яростным взглядом.

— Что-о-о? Ты видно забыл, кто я такая, воин! Тебе напомнить?! — после чего так полыхнула взглядом, что старый, опытный боец, прошедший не одну схватку (а другие в Священную тысячу и не попадают), невольно отшатнулся.

— Так это… — слегка смешавшись, начал он. — Там же того… ритуал… шаманы… Великий Хылаг повелел никого не пускать… ну покамест не закончат…

— Он тебе сам это повелел? — ядовито осведомилась стоящая перед ним орчанка. Богатство материала накидки и сложный орнамент покрывающей ее вышивки явственно показывали, что она не просто самка, а жрица самой Шиг-Хаоры. Причем явно немаленького ранга… Впрочем, никакими «явственно» и «причем» тут и не пахло. Потому что воин, несший охрану на нижней ступени лестницы, ведущей к храму Матери орков, отлично знал ту, что сейчас набросилась на него с такой яростью. — Лично?

Орк недовольно заворчал. Эта… эта… эта самка умела ужалить языком, не хуже змеи-песчанки, которых вокруг Ахлыг-Шига водилось довольно много. Ведь знает же, что Великий Хылаг никогда не снизойдет до того, чтобы приказать что бы то ни было простому воину. Пусть даже и состоящему в Священной тысяче. Приказ никого не пускать отдал ему его десятник. А тому — сотник. А тому — тысячник Священной тысячи. А вот уже ему приказ мог отдать и Великий Хылаг. Да и то вряд ли. Скорее всего, это повеление донес до тысячника один из шаманов, входящих в свиту Великого.

— Нет, — сердито пробурчал он, стараясь не смотреть в глаза разъяренной самке. Эх, как же хорошо ему жилось в родном стойбище. Там все было устроено по заветам предков. И ни одной самке никогда бы не пришло в голову посметь разинуть рот на воина. А если бы и пришло… Да ее даже жрать бы не стали. Нахрен брать в рот всякую гадость! И зачем он согласился войти в Священную тысячу? Еще и честью считал, дебил! Нет, города — это зло. Как, впрочем, все, что исходит от людишек. Они — мясо, и точка. И перенимать от них что бы то ни было: города, дороги, корабли, письменность и уж тем более вот такую вот большую свободу для самок — сущая глупость…

— Тогда — прочь с дороги! — рявкнула орчанка. — Это — храм Шиг-Хаоры, а я — ее жрица. Никто не смеет препятствовать жрице Величайшей приникнуть к ногам богини!

Боец снова глухо заворчал и бросил отчаянный взгляд за спину орчанки. Ну что ты будешь делать — никого! Ни разводящего, ни начальника караула. Ну, еще бы — дураков становиться поперек характера Злобной Гужбе, Старшей жрице Шиг-Хаоры и дочери самого Великого Хылага в Священной тысяче было немного. И никто из начальников попавшего ей под горячую руку часового к таковым совершенно точно не относился. Так что даже если они в настоящий момент и имели сомнительное удовольствие наблюдать происходящее, у них явно хватило ума не появляться. Но ему-то что теперь делать? Не пускать? Так ведь вообще со свету сживет! Всем в Священной тысяче было известно, что эта тварь жутко злопамятна. И сил у нее вполне достаточно. Ну да иначе хрен бы она стала Старшей жрицей Шиг-Хаоры. Несмотря на все свое родство с Великим… Нет, в младшие жрицы он бы, скорее всего, сумел бы дочурку пропихнуть. Сколько бы у нее силы ни было. Если бы, конечно, захотел. В чем, кстати, были сильные сомнения. Ибо несносный характер Злобной Гужбы явно доставлял немало проблем и самому Великому… Но вот старшие ранги в жреческой иерархии определялись только уровнем силы, которым жрец или жрица могли оперировать. И слабосилку в Старшие жрицы никто бы не произвел. И никакие семейные связи не помогли бы. Впрочем, настолько глубоко воин не заглядывал. Он точно знал, что Злобная Гужба, несмотря на всю свою молодость и женскую сущность, зараза еще та. И становиться у нее на пути — верный способ поиметь множество неприятностей. А начальства, на которого можно было бы скинуть стоящую перед ним большую проблему в синей накидке, поблизости не наблюдалось. Поэтому он тяжело вздохнул, бросил еще один тоскливый взгляд в сторону караулки и нехотя отодвинул тяжелый боевой ассегай Священной тысячи, открывая этой злобной гадюке путь на лестницу, ведущую к храму. Та напоследок окинула его злым взглядом, на счастье бойца больше ничего не сказав… Затем подобрала подол накидки и быстро двинулась вверх по лестнице. Похоже, она действительно торопилась.

— Да чтоб тебя духи прокляли, — пробормотал воин, когда синяя накидка исчезла за поворотом лестницы, после чего опустил пятку ассегая на землю и грузно оперся на него. Вот стой теперь и гадай, чем обернется подобное неисполнение приказа? Если эта своенравная дочка Великого принесет отцу какую-нибудь важную весть — так, может, и ничем. А если опять устроит отцу дикий скандал, на которые она, как всем в Ахлыг-Шиге было давно известно, являлась великой мастерицей — так и могут сквозь строй прогнать! Получить по хребту древками тяжелых ассегаев целой сотни — удовольствие ниже среднего. Несмотря на то, что у орков шкура куда как толще, чем у этих дохлых людишек, даже им после подобного светит дня три, а то и четыре, отлежки. А ведь он уже выпросил у десятника после сегодняшней смены четыре дня отпуска. Собирался сгонять в родное стойбище. Его племя этой весной перекочевало в среднее течение Помака, так что стойбище его рода сейчас располагалось не очень-то далеко отсюда… И провести эти четыре дня, отлеживаясь в казарме, после того, как тебя прогнали сквозь строй, ему совсем не улыбалось.

Между тем ритуал в храме Шиг-Хаоры шел своим чередом. Верховный шаман Хылаг, старший советник Великого вождя Гыхага, только три месяца назад сменившего на этом посту прежнего Великого вождя Ыжанга, скинул с жертвенного алтаря останки очередной жертвы и мотнул головой, давая команду двум шаманам-помощникам тащить следующее тело. Помощники молча подтащили жертву к алтарю и привычным движением бросили ее на плиту алтаря. Жертва придушенно вякнула и осталась лежать, безвольно свесив голову набок… По древним канонам жертва, приносимая Шиг-Хаор (как, впрочем, и любому другому Темному богу), должна была быть в полной силе и здравом уме, а разделывать ее требовалось так, чтобы она при этом визжала и извивалась от боли, но соблюдать эти каноны перестали еще лет двести назад. При Верховном шамане Нхрыге. Уж больно кровавым и напряжным являлся организованный по канонам процесс… Нет, чуть позже, при Дыхгаге, сменившем Нхрыга на посту Верховного, опять возвратились к древним канонам. Но ненадолго. Только на время, пока Верховным шаманом был сам Дыхгаг, который прославился среди вождей и шаманов не только приверженностью древним традициям, но и крайними неуживчивостью и твердолобостью. Поэтому и сдох… Хотя — официально — Верховный шаман всех орков Дыхгаг ушел к Матери вследствие несварения желудка, на самом деле все было не совсем так. То есть… м-м-м-м… произошедшее с этим твердолобым фанатиком действительно можно было трактовать как несварение желудка. Ну, с некоторой натяжкой… Потому что какой желудок способен справиться с тремя ладонями орочьего сплава, проникшими в него снаружи? Вот и произошло несварение… А вот не надо было открыто пенять в глаза уважаемым оркам — родовым вождям, шаманам племен и городов, а также жрецам и жрицам в том, что они-де забыли заветы предков, изнежились и начали подражать никчемным людишкам, чье предназначение в глазах настоящего орка может быть только одно — быть добрым мясом на его зубах… После чего древние каноны были упрощены окончательно… К тому же, если делать все, как указано в тех старых канонах, богатые одеяния Верховного шамана, выполненные из драгоценного разургарайна и украшенные искусной вышивкой и золотыми фигурками людей, животных и духов-олицетворений, после ритуала годились бы только на выброс. А проводить ритуал одетым в отрепья, будто он являлся не Верховным шаманом орков, а каким-нибудь походным шаманом мелкой разбойничьей ватаги, Хылаг не собирался. Не по чину это… Так что и сегодня все шло вполне установившимся и привычным порядком. То есть перед ритуалом жертву опоили крепкой маковой настойкой, приводя ее в такое состояние, когда той было все равно, что там с ней происходит. Эвон как помощники шмякнули опоенное тело об камень, а оно только мявкнуло, и все… И сам Верховный, а также и его помощники был, как обычно, облачен в богатые одеяния, укрытые, правда, толстыми кожаными передниками. Все-таки жертвоприношение, даже если жертвы опоены и не способны сопротивляться, — достаточно кровавый ритуал… Ну и ручки ритуальных жертвенных ножей из обсидиана были аккуратно обернуты кожаными ремешками. Чтобы не ранить руки. Всем же культурным оркам понятно, что эти бредни насчет «окропить алтарь кровью жертвы, смешанной с кровью орков», — суть всего лишь глупости темных и ничего не понимающих предков, не имеющие никакого отношения к реальности. Древние орки жили трудно и кроваво, поэтому и напридумывали себе всяких уродских ритуалов с элементами садизма и мазохизма. Но зачем им, их умным и образованным потомкам, тупо заниматься тем же самым?