Страница 22 из 37
-- Чего о ней спрашивать, -- зло отшвырнула в угол незажженную сигарету моложавая полная женщина. Алим несколько раз видел Зою Ларионовну, но зная её высокомерный характер, предпочитал ограничить знакомство скупыми приветствиями и не более. - Волчонок и дура. В общем, сучка та еще.
-- Два взаимоисключающих понятия, -- неприязненно посмотрел на жену профессора Лазорева, Алим. - Если девочка волчонок, то она уже не дура. Поэтому давайте адрес детского дома и предупредите о нашем приезде. Ну что, на сегодня работа найдется всем, можно выполнять. Мы в детский дом.
По-военному попрощавшись, Тимур с Алимом вышли из кабинета. Во дворе они, как по команде, вздохнули полной грудью свежий воздух и, расстегнув пуговки тугого воротничка, расхохотались.
-- Алим, я тут решил присоединить приятное к полезному, раз уж мы сюда приехали. Помнишь, по твоему делу... Я профильтровал немножко, Милочки, к сожалению, не нашел, но зато раздобыл новый адрес господина Бердина Григория Афанасьевича. Говорит тебе что-нибудь это имя?
-- Конечно, -- сердце Алима, пропустив удар, заработало с удвоенной энергией. - Это сосед наш, а заодно и мой квартиросдатчик. За Григорием Афанасьевичем в нашей коммуналке две комнаты числились, он одну мне сдавал, а в другой сам жил. В третьей комнате Милочка жила.
-- Вот и давай пошлем их всех подальше и займемся в первую очередь твоим делом. А уж если будет время, мы потом и этой банде поможем. Хотя, я с большим удовольствием помог бы этому лоху Максиму, чем им.
Тимур, вытянув руку, голосовал на обочине и, исподтишка, косил взгляд на задумчиво курившего в стороне Алима. То, что друг неоднозначно воспринял его предложение посетить старого соседа, так и осталось загадкой для парня. Казалось бы, сейчас всё выяснят, ну если не всё, то хотя бы появится какая-то определённость, а вместо благодарности получил нервное сопение и тяжёлые вздохи. Внезапно Алим поднял глаза, и Тимур растерянно опустил руку: впервые за несколько лет знакомства, юноша увидел полевого командира Алима Низамова таким беззащитным и несчастным. Только сейчас Тимур понял, что Низамов боится этой встречи, боится сведений, которые могут оказаться совсем не такими, каких он ожидал, боится потерять последнюю надежду, помогающую верить, что где-то живёт его любимая женщина, воспитывает его ребёнка, скорее всего любит другого человека, но, главное, что она жива и счастлива.
Поймав такси, Тимур с интересом разглядывал проплывающие за окном городские пейзажи и изредка пытался комментировать увиденное, но, снова ощутив на себе тяжёлый взгляд Алима, махнул рукой и до конца поездки сидел, упёршись носом в стекло. Расплатившись с водителем, мужчины некоторое время бродили по району, выискивая здание супермаркета и, наконец, закупив всё необходимое для беседы, постучались в, успевшую потерять парадный вид, дверь квартиры Григория Афанасьевича. Открыл сам хозяин, увидев Алима по-старчески прищурил глаза и, шумно вдохнув запахи, доносящиеся из огромного пакета, довольно крякнул:
-- Алимушка, сосед любимый, ты ли?
Пока нарезали колбасу, сыр и овощи, разговор крутился о ценах, о погоде и только после третьей рюмки Алим, с замиранием сердца перевел разговор на интересующую его тему. Григорий Афанасьевич, расслабившись после обильной закуски, грустно поднял глаза на бывшего соседа.
-- Как уехал ты, Алим, очень переживала Милочка, ну а вскоре выяснилось, что беременна она. Как раз в то время к нам и начали заходить пацанчики распальцованные, предлагали продать наши халупы. Весь дом выкупили, жильцов расселили, меня вот сюда выслали и Милочке в этом же районе предлагали, да она, дурёшка, никак свою комнату продавать не соглашалась. Тебя ждала. Я уж сколько ей твердил: "Не связывайся с этими бандюками", да куда там, одно щебетала: "Вот Алим вернется, тогда и решим". До последнего держалась, из дома почти не выходила, а уж как припёрло рожать, то хочешь-не хочешь, вынесли её и в "скорой" отправили. Я через несколько дней заезжал в роддом, думал, по-соседски заберу пока к себе, дом-то наш, как только Милочку увезли, на следующий день и разрушили. Лет-то ему, побольше чем мне было. Видал, какие сейчас на этом месте хоромы выстроили? Ну вот, забрал я Милочку с дочкой к себе, только она совсем слабенькая стала. Две недели у меня пожили, а потом взяла девочку и говорит: "Пойду я, дядя Гриша, в прокуратуру. Нет такого закона, чтобы нас с дочкой жилплощади лишать". И ушла. Больше я её с тех пор и не видел. Ходил в милицию, хотел о пропаже заявить, а они ни в какую. Мол, кто она тебе? Дочь? Жена? Ну, а если никто, то и иди дед, вон адрес на заборе написан. На этом мои поиски и закончились. Больше тебе, Алимушка, ничего сказать не могу. Была бы жива Милочка, вернулась бы, а так уж двенадцать лет с тех пор прошло. Забудь её и живи своей жизнью.
Уложив захмелевшего соседа на продавленный диван, Алим с Тимуром, по холостяцкой привычке убрали со стола и, не разговаривая, вышли из гостеприимной квартиры Григория Афанасьевича.
Так же, без слов, мужчины нашли тихий бар и в гордом одиночестве заказали по двойному виски. Холод снова вернулся и закрыв глаза, Алим снова увидел маленькую девочку, кутающуюся в огромный оренбургский платок, только теперь у этой девочки были удлиненные, по-восточному разрезанные черные глаза. Его глаза.
-- Можно будет порыться в архивах, -- тихо предложил Тимур.
-- Ничего не надо, -- хлопнул рукой Алим, и выпив залпом содержимое стакана, вышел из бара.
Через час мужчины добрались до светлого здания, обнесенного высоким забором. Спросив дорогу у снующих по всему периметру детского дома детей, они быстро нашли кабинет заведующей. Предупрежденная звонком Альбина Николаевна, встретила гостей во всеоружии, на огромном столе лежала толстая папка с личным делом и медицинской картой ученицы Озеровой Гузели Васильевны.
-- Никаких компенсаций я выплачивать не буду, -- злые красные пятна покрывали полное ухоженное лицо заведующей, а пальцы со свеженакрашенными ногтями нервно барабанили по массивной поверхности стола. - Предупреждала Зойку: не бери, девчонка волчонок, никогда не знаешь, что от неё ожидать. Так нет же, сказки ей восточной приспичило, юную Шахерезаду в навозе откопала, вот теперь пусть сама со своими сюрпрайзами и разбирается.
Алим и Тимур сидели на мягких стульях, по-военному выпрямив спину и молча изучали предоставленные бумаги, иногда мужчины, не сговариваясь, поднимали глаза на плюющую огнем заведующую и прятали в бороды хитрые довольные ухмылки.
-- Судя по документам, девочка попала к вам в возрасте трех лет, переводом из дома "Малютки".
-- Да, -- Альбина Николаевна тяжело вздохнула и, достав из ящика стола пачку сигарет, закурила. - Дети до трех лет воспитываются в "Малютке", потом попадают к нам. Если мне не изменяет память, Гузель попала в дом "Малютки" месячным ребенком. Ее мать убили и ограбили, поэтому никаких документов при ней не обнаружили и по истечению положенного срока, тело захоронили за счет государства, как невостребованное, а малышку в детдом.
-- Дайте, пожалуйста, адрес дома "Малютки", хотелось бы поговорить с их сотрудниками.
Алим без интереса переворачивал листы, заполненные мелким неразборчивым почерком, перешел к табелям, выводам психолога. Прочитав последние листы, мужчина грустно улыбнулся: "Да уж, характер у малышки убойный. Наверное, именно в ней нашел поддержку молодой студент, поддержку и ответ на извечный вопрос: "Что делать?"
-- Дом "Малютка" расформирован. Кстати, Гузель оказалась в составе последней группы, которая поступила к нам оттуда. Сотрудники остались без работы, разбежались кто куда, единственный кто пришел к нам из этого детского дома - это наш сторож Василий Потапович. Можете с ним поговорить, он, кстати, даже дружил с Гузелью. Впрочем, он как нажрется со всеми дружит. - Заведующая на минуту задумалась, разглядывая серые тяжелые тучи, закрывшие небо, затем, затушив сигарету медленно перевела взгляд на мужчин. - Если думаете, что девчонка может появиться здесь, то только в резиденции Василия Потаповича, то бишь в его каптёрке. Но это вряд ли, умна сучка не по годам. Здесь ведь, как в тюрьме: год идет за два, а она другой жизни не знала, так что волчий инстинкт самосохранения не приведет её сюда даже под пыткой.