Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 36

— Да ну тебя, — отмахнулась Корзинкина, — болтун.

— Ну как ты? — в комнату вошла мама. Она была в нарядном платье, и от нее пахло духами.

— Я нормально, — сказала Корзинкина, — а чего ты такая нарядная?

— Мы с папой идем в театр. А ты что будешь делать?

— Компьютер осваивать, — сказала Корзинкина.

— Молодец, — мама поцеловала Корзинкину, — я горжусь тобой. Потом меня научишь?

— А ты разве не умеешь? — не поверила Корзинкина.

— Я скажу честно, я печатаю двумя пальцами, — сказала мама, — и никак не могу научиться печатать десятью, а жаль.

— Денежку дайте, — тихо заныл Дрын-Дыр, — я за денежку чему угодно научу. Хоть двадцатью пальцами печатать. Снимайте туфли.

— Я сама маму научу, — Корзинкина отпихнула Дрын-Дыра в сторону, — двадцатью пальцами.

— Спасибо, — мама обняла Корзинкину, и вышла из комнаты.

— Ну, и родители у тебя, — сказал Дрын-Дыр, — бросили ребенка в трудную минуту и в театр поперлись.

Корзинкина схватила Дрын-Дыра и засунула его в самый дальний угол письменного стола.

— Ловко ты с ним, — восхитился Принц с крышки компьютера, — он такой злой.

— Он злой, ты добрый, — сказала Корзинкина, — а я никакая, ни злая, ни добрая. И это ужасно.

Глава 17

Учительница Светлана Петровна стояла перед зеркалом и любовалась своим новым костюмом для аэробики. Какой это был костюм?

Потрясающий:

— черные глянцевые брюки сидели как влитые.

— миленький фиолетовый топик на тонюсеньких бретелечках.

— на топике желтые вставочки и серебряные полосочки.

— на голове ярко-желтая банданка.

— а самое главное это шелковистые перчатки.

— перчатки начинались выше локтя и сбегали по руке, туго обтягивая запястье.

Волосы Светлана Петровна были скручены в тугой хвост, а над банданкой распушилась пшеничная челочка. С нынешнего года в школьную программу включили аэробику. А что такое аэробика? Аэробика — это движение. А без движения первоклашки — как сонные мухи.

У них и:

— память ухудшается,

— работоспособность падает,

— теряется внимание,

— нарушается осанка,

— голова наклоняется.

И вот тогда нужно срочно включить громкую бодрую музыку и подвигаться.

И не просто подвигаться, а попрыгать.

И не просто попрыгать, а потанцевать.

Это и красиво и полезно.

Светлана Петровна просто обожала аэробику и хотела научить аэробике первоклашек, которые кроме компьютерных игр ничего не умеют, траля-ля-ля-ля-ля.

Светлана Петровна запрыгала перед зеркалом, громко напевая:

Тут в дверь позвонили, и Светлана Петровна перестала прыгать. И вообще захотела испариться из квартиры. У Светланы Петровны были очень строгие соседи. Они не любили когда у них над головой кто-то прыгает. А Светлана Петровна прыгала целый час. И еще бы прыгала, если бы не звонок.

— Допрыгалась, — поругала себя Светлана Петровна, — ох, и скандал сейчас начнется. Светлана Петровна поправила сбившуюся челку и открыла дверь.

На пороге стояла мумия. На ней была старая лисья шуба, лысая голова повязана шарфом, а на ногах были коньки.





— Можно войти, Светлана Петровна? — спросила мумия и постучала коньками, — вернее, въехать?

— Куда въехать? — Светлана Петровна чуть не упала от удивления.

— К тебе, Петровна, — сказала мумия, — я твоя родная прабабка. Пра-пра-пра-пра-прабабка, мне сто миллионов лет в обед.

— Ничего не понимаю, — Светлана Петровна потерла лоб, — какая пра-пра-прабабка? Откуда?

— Из Египта, — сказала мумия.

— У меня не убрано, — сказала Светлана Петровна, — я гостей не ждала.

— А я не гость, я родня. Я тут жить буду.

— Но у меня всего одна комната, — сказала Светлана Петровна, — мне и самой тесно.

— Нам хватит, — сказала мумия.

— Эта не просто комната, — сказала Светлана Петровна, загибая пальцы:

— это моя спальня,

— это мой кабинет,

— это моя гостиная

— и это мой физкультурный зал.

— А теперь это зал для придворных дам, — гордо сказала мумия, — в Египте я была придворной дамой и все мы жили вместе. Вместе ели, вместе мылись, вместе спали и даже играли вместе на бамбуковых дудках. У тебя есть бамбуковая дудка?

— У меня нет дудки, — сказала Светлана Петровна, — и у меня нет пра-пра-пра-прабабки.

— А вот это ты видела? — мумия достала из шубы кусок пожелтевшего пергамента, — тут написано, что я, мумия, была придворной дамой, в долине Великого Нила. Ты читать умеешь?

— Умею, — сказала Светлана Петровна, — я учительница.

На этом желтом куске тростниковой бумаги были нацарапаны древнеегипетские слова. Они были похожи на трещинки на потолке, выстроенные в один ряд.

— А где тут про пра-пра-пра-прабабку? — спросила Светлана Петровна.

— Вот, черным по белому написано, — мумия ткнула в текст кривым пальцем, — что твой пра-пра-пра-пра-прадедушка был солдатом в войске царя Александра Македонского.

Это понятно?

— И что?

— Александр Македонский завоевал Египет и построил город Александрию. Вот там, на александрийском фруктовом рынке, я познакомилась с твоим пра-пра-пра-пра-прадедушкой — солдатом. Здравствуй, моя пра-пра-пра-правнученька. Давай обнимемся, а?

— Это потом, — Светлана Петровна вернула мумии пергамент и открыла дверь шире. — проходи, но учти, что бабушкой я звать тебя не собираюсь.

— И не надо, — сказала мумия и загрохотала коньками по паркету, — хорошая у тебя усыпальница.

— Какая еще усыпальница? — хотела возмутиться Светлана Петровна, но только махнула рукой и спросила, — ты чай будишь?

— Буду, — сказала мумия, — кофе.

— Коньки сними, — сказала Светлана Петровна, — а то соседи снизу придут, ругаться будут.

— Я их в клопов превращу, — сказала мумия, — я заклинания знаю.

Глава 18

Мама и папа Корзинкиной сидели в театре. Мама смотрела на сцену, а папа на потолок.

— Ты спишь? — толкнула мама папу.

— Нет, думаю, — отозвался папа, — помнишь, у меня в кабинете висела старая лисья шуба?

— Да, — кивнула мама, — ты говорил, что это шуба князя, ей пятьсот лет.

— А теперь этой шубы нет, — сказал папа, — пропала. И мумия пропала. Может нас обворовали?

— А у меня шарф пропал, — сказала мама и тоже посмотрела на потолок, куда смотрел папа, — и кому был нужен старый шарф? И старые коньки?

— Я давно говорил, что нужно завести собаку, — сказал папа.

— Тихо вы, — зашипели с задних рядов, — дома поговорить не могли? Смотреть мешаете.