Страница 3 из 21
— Да, многовато, — нехотя согласилась подруга и достала салфетку.
— Давай я тебе в фотошопе губы сделаю? — предложил услужливый Стасик.
— Ни в коем случае. Я — за естественную красоту, — заявила Леся и вновь принялась оглядывать себя в зеркале.
Мы слишком долго знакомы, поэтому я не могу (да и не хочу) оценивать её внешность — но наверняка Леська очень хорошенькая. Она и сама это знает, потому всегда разглядывает своё отражение с нескрываемым удовольствием. Поправляет светлые волнистые волосы, принимает эффектные позы, строит сама себе глазки — в общем, крутится перед зеркалом как первоклассница, тайком примеряющая мамино платье.
Приступ леськиного нарциссизма закончился, когда её взгляд остановился на зоне декольте — и, на пару мгновений задержавшись, резко переметнулся на меня. Опять в зеркало. Снова на меня.
Леська сопоставляла.
— Грудь, — уныло произнесла она и помрачнела. Расправила плечи так, что лопатки вплотную приблизились друг к другу, но всё равно осталась недовольна. Задумчиво покусывая заусенец на указательном пальце, подруга затихла, а потом скомандовала:
— Стасик, принеси-ка носки. Только чистые.
— Давай в фотошопе… — предложила уже я, так как Стас ещё не сообразил, что она собирается делать.
— Я же говорила!!! Естественность!
— А носки в лифчике — это очень естественно?!
С кухни показалась мама Стасика, явно заинтересовавшаяся нашим разговором. Стояла и размышляла, какую бы ей причину придумать, чтобы оправдать свой выход. Наконец, взяла с полки какую-то ненужную расческу и удалилась.
Зато вернулся её сын, держа в руках три пары носков.
— Я не знал, какого цвета тебе нужны, поэтому принёс разные…
— Давай сюда, — оборвала его Леся.
Увидев, для какой цели понадобились его носки, Стасик нервно захихикал. Он-то всю жизнь думал — носки нужны, чтоб на ноги натягивать. Кажется, когда мы уйдём отсюда, то оставим это семейство с перевёрнутой картиной мира.
Новая леськина грудь неровными комьями выступала под кофточкой.
— Фотографируй, — разрешила, наконец, модель, а мне сунула в руку блокнот и карандаш, чтобы я отмечала крестиками запечатлённые образы. С ума сойти, она и список составила. Меня всегда поражала эта её способность подходить к любой проблеме основательно.
Я раскрыла книжицу, на обложке которой ветер гнал по небу глазастые облака да резвились на лужайке пухлые щенки.
Первым пунктом значилось: «роковая женщина».
Звучит интригующе.
Леська приоткрыла рот, сделала демонические глаза и замерла.
Лол.
— Фоткать? — спросил Стас.
— Разумеется, — не шевеля губами, отозвалась роковая женщина.
Фотограф приступил к работе не сразу. Обойдя комнату кругом и не сделав ни одного снимка, он, наконец, произнёс:
— Странное у тебя выражение лица.
Леська закрыла рот, полезла в сумку, достала глянцевый журнал и ткнула им в Стасика.
— Критик нашёлся. Вот! Это модельное лицо. Все модели так делают, — объясняла она, тыча пальцем в хрустящие страницы с такой силой, что едва не протыкала насквозь кукольные личики моделей.
Аргумент был весомый. Разгневанная фотомодель Олеся заняла исходную позицию. Стас защёлкал фотоаппаратом. Я нарисовала рядом с первым пунктом увитый плющом крест.
Пункт второй, «ванильная девочка». Леська замоталась в плед, забралась на подоконник и, держа в руках огромную кружку, приоткрыла рот. Та-ак. Ставим крест и на «ванильке».
«Интеллектуалка»: надела очки и приоткрыла рот над «Историей искусств».
Крестик.
«Готичная девица»: натянула моё платье, подвела глаза, приоткрыла рот.
Крестик.
Леся успокоилась только тогда, когда количество пунктов совпало с количеством крестов, а страницы блокнота стали напоминать маленькое кладбище.
— Что там получилось? — волновалась она, пока Стас перекидывал фотографии на комп.
— Сейчас…
— Ну что же, что же? — не унималась модель, заглядывая через плечо фотографа.
Три пары глаз уставились в монитор.
Получилось около сотни одинаковых фоток. Нет, одежда была разная, а вот выражение лица оставалось неизменным (угадайте, каким? Ага, «модельным»), да и позы частенько повторялись.
Сама Леська упорно это отрицала и никак не могла понять, какой образ ей нравится больше.
— Вот, давай эту, — наконец, решила она. (Выбор пал на пункт 9, «задумчивый ангел» — то же, что и «ванильная девочка», только без пледа и кружки). — Только пририсуй мне крылышки. И фон сделай какой-нибудь… такой… Позадумчивее, да?
Стасик заморгал, тщетно пытаясь представить себе «задумчивый фон».
— Пришлёшь вечером! — крикнула Леся уже из коридора, застёгивая куртку. Хлопнула входная дверь.
В общем, благодарила Стаса и прощалась с его мамой я уже в одиночестве: настоящие, не сделанные в фотошопе крылья любви умчали Леську домой, поближе к всемирной паутине и парню с ником Edvard93.
Меня крылья любви не уносили, поэтому пришлось идти пешком. Стасик напрашивался провожать, но я отказалась. Конечно, ему дома оставаться нельзя, сейчас мама целую лекцию прочитает по поводу леськиного приветствия. Что-нибудь типа: «Я не хочу, чтобы ты общался со столь вульгарной девицей!». Или нет, вот так: «Эти девочки коварны, Станислав! Не позволяй им лишнего! Умри, но не давай поцелуя без любви!» и всё в таком роде. Неудивительно, что у Стаса нет девушки. В его-то пятнадцать.
Впрочем, у меня тоже парня нет. Потому что все парни, которые мне могли бы понравиться, либо умерли несколько столетий назад, либо существуют в другом измерении, либо не существуют вовсе — как, скажем, Холден из «Над пропастью во ржи».
Но я не особенно по этому поводу переживаю.
Я хочу быть иллюстратором детских книг, а не чьей-нибудь девушкой. Буду рисовать картинки к волшебным сказкам, всяких нездешних существ и принцесс, правящих другими мирами. Я неплохо рисую. Хотя, наверное, стоило окончить художественную школу, но раньше я об этом не подумала, а сейчас уже поздновато. Но ничего, если буду чаще практиковаться, станет выходить всё лучше и лучше. Это будут прекрасные иллюстрации. И когда мне будут вручать премию за вклад в мировое изобразительное искусство, то…
Проезжавшая мимо машина окатила меня грязью.
Не слишком приятное ощущение. Ничего, грязи на чёрном почти не заметно, а высохнет — будут просто сероватые точки.
Серый цвет здесь везде: небо, асфальт, ряд кирпичных пятиэтажек. У меня серые глаза, а волосы только называются «пепельно-русыми», от названия ничего не изменится. Они просто серые.
И чего хорошего можно ожидать от мира, окрашенного в цвет грязи?..
Концентрация серого — наш двор. У подъезда номер два — моего подъезда — собралась компания женщин весьма преклонных годов. Весьма-весьма преклонных. Весьма-весьма-весьма. Я не очень хорошо определяю возраст — ну, если навскидку, то им было где-то лет по двести каждой.
Опять пили, прямо во дворе. Они часто так делают. У них это называется «отмечать субботник». А «субботник» — это сжигание собранных дворником листьев. Отсыревшие листья не горят, а только тлеют, распространяя по двору удушливый дым.
Словно декорации к постапокалиптическому фильму: разбросанный мусор, обломки качелей на детской площадке, шины-клумбы… или клумбы-шины… В общем, клумбы из шин, чудо дизайнерской мысли. Бывает еще круче, иногда из шин лебедей вырезают. Но это только особо продвинутые оформители, 80 лвл.
В клубах дыма можно различить очертания и другого безумного элемента декора — рукотворный мухомор из пня и дырявого таза. Огромный такой мухоморище. Несколько грибов поменьше растут прямо под окнами. (Раз в неделю из окна третьего этажа высовывается сосед и зачем-то поливает их из шланга — то ли сбивает пыль со шляпок, то ли и впрямь считает, что вырастут).
…И посреди всего этого великолепия возвышался импровизированный стол — доска, перекинутая через две скамейки.
Пир во время чумы, должно быть, выглядел именно так.