Страница 9 из 51
Потому мне остается только проститься с вами, любовь моя.
Я принял решение отправиться в Святую землю вместе с войском герцога Бургундского. Когда вы читаете эти строки, я уже где-то в дороге. Едва ли нам доведется встретиться вновь. К счастью. Потому что видеть вас для меня отныне величайшая пытка.
Целую подол вашего платья. И желаю вам счастья.
Прошу лишь об одном — воспитайте маленького Сержа сообразно его положению. И, прошу вас, не учите его музыке и стихосложению. От этого, право, одни только беды.
Прощайте, прекрасная моя Катрин. Да храни вас Господь».
Строчки прыгали на дрожавшей в руках бумаге. Но Катрин продолжала перечитывать письмо мужа раз за разом, приходя в ужас от того, какой низкой притворщицей он ее считает. Пока не выучила письмо почти наизусть. И когда каждое слово стояло перед ее глазами, она резко поднялась из кресла. Было принято окончательное решение: нужно вернуть Сержа.
Ей вспомнилось другое письмо, которое Катрин получила на прошлой неделе. Стольник ее отца, старый Фульк, знавший маркизу с детства и, пожалуй, единственный, кто любил ее от чистого сердца, писал о том, что теперь она осталась последней из древнего рода дю Вирилей. Отец, отправлявший своих сыновей в походы то с одним, то с другим соседом-герцогом, в надежде, что те добудут славы и богатства, на самом деле отправлял их на верную гибель. Весной этого года граф узнал, что и его второй сын, самый любимый и единственный остававшийся в живых, сложил свою голову в крепости Курси во время одного из набегов неверных, навсегда оставшись в Святой земле. Это было слабым утешением для старика дю Вириля. Все чаще и чаще видели его слуги в пьяном беспамятстве в разных частях замка. А однажды в середине лета нашли его мертвым прямо посреди главной замковой залы. Как стервятники налетели на замок дальние кузены и племянники, претендующие на наследство. Сначала пили и гуляли, а потом стали ссориться, не умея поделить оставшееся имущество. От постоянных драк и поединков прислуга разбежалась. Скудное добро было разграблено, а сам замок, в конце концов, однажды ночью был подожжен одним из кузенов, считавших себя самым обиженным…
Катрин в ужасе подумала о том, что и Серж… вот так же…
Нет! Сержа нужно вернуть. Нельзя позволить, чтобы он пожертвовал собственной жизнью из-за того, что считает ее глупой выходкой. Сейчас не имело ровно никакого значения, что она не помнила, как же могло произойти подобное. И пусть маркиз ей не верит, это еще не повод отправляться за тридевять земель без надежды на возращение. Она того не стоит.
Сержа-младшего она оставит в Трезмоне. Де Наве не откажутся присмотреть за малышом. Да и кормилица уже успела подружиться со старой кухаркой.
Снова вернувшись к столу, Катрин написала несколько слов к королю и протянула записку Барбаре:
— Передай это письмо Их Величествам. Да поскорее.
Старуха почтительно поклонилась, взяла из рук маркизы свиток и спросила:
— Что ж вы, Ваша Светлость, мед-то пить будете? Я же его для вас с травяными настоями разводила, памятуя, как вы в прошлый приезд им лакомились. Чудо, а не мед!
— Не буду я твой мед. Некогда мне. И ты ступай, да поторопись передать письмо, — Катрин подтолкнула Барбару к двери.
— Может, еще чего изволите, мадам? — услужливо спросила кухарка прежде, чем оказаться за порогом. Ответа она не услышала. Маркиза закрыла дверь.
Потом Катрин подошла к сундуку. И долго что-то в нем перебирала, пока в руках ее не оказались ножницы.
VI
22 декабря 1186 года, Трезмонский замок
«Полный дом пажей бегает, а послание доставлять должна я! — так рассуждала Барбара, бредя по коридору с чашкой напитка в одной руке и свитком в другой. — Как бы еще на глаза королеве не попасться — письмо-то от маркизы!».
Барбара вздыхала и старательно глядела под ноги — чтобы не оступиться на гладких камнях.
Она помнила еще батюшку нынешнего короля. Тот ходок по женскому племени был изрядный. Помнила, как привез он из похода в Мэрфруад красавицу Элен Кендорф, мать короля Мишеля. Это при том-то, что в монастыре все еще жила его бесноватая первая супруга. Той как-то быстро тогда не стало. И на следующий день после похорон Александр де Наве новой королевой объявил свою полюбовницу.
Видимо, и новый король далеко от батюшки не ушел, коли при живой жене с маркизой почти уже сошелся. Дело-то молодое.
Однако долг всякого верного подданного — любить своего короля. Даже коли ты простая кухарка. Авось королева разродится, все на место и станет? И отправится маркиза-ведьма восвояси. Ведь король Мишель в королеве души не чаял.
Сделав это умозаключение и почувствовав от того облегчение, Барбара постучала в дверь королевских покоев.
Его Величество поднял голову и бросил угрюмый взгляд на дверь. Почему его не оставят в покое?
— Кто там еще? — зло крикнул он.
Барбара живо перекрестилась. Да что ж такое в этом доме делается-то, а?
— Не извольте сердиться, Ваше Величество, — почтительно заговорила она с дверью, — у меня к вам послание от Ее Светлости.
— Иди, откуда пришла, — выругался Мишель, — пока не приказал высечь тебя за твой длинный язык!
— Меня высечь? — опешила Барбара. — Господи, да за что же, Ваше Величество? Я же верой и правдой служу вашей семье четвертый десяток лет! Вот и теперь… бегаю вместо пажа, послания от маркизы ношу, — кухарка растерянно повертела в руке свиток и перевела взгляд на чашку. — Да и меда вам принесла — вы же не завтракали!
Барбара протянула чашу двери, будто бы король мог видеть сквозь нее.
Король в два шага подошел к двери и резко толкнул ее. Раздался грохот, чаша, издавшая этот грохот, подпрыгивая, покатилась по камням коридора, расплескивая во все стороны вокруг себя янтарного цвета жидкость. Его Величество проводил ее глазами и перевел гневный взгляд на кухарку.
— Давно тебя надо было выгнать. Да жалко было, старуху. Уйди с глаз!
«Все-таки оговорила меня ведьма!» — в ужасе подумала Барбара, глядя на короля, которого обожала с пеленок. Запричитав, заохав, бросилась она в ноги Его Величеству и воскликнула:
— Не виноватая я, Ваше Величество! А коли и виноватая, то не так уж сильно. Врет она все! Я про нее кой-чего знаю, вот она и хочет извести! А к кому мне за помощью идти? Не к кому старой Барбаре и пойти-то! Никто не вступится!
— Что ты о ней знаешь? — спросил Мишель, глядя на старуху сверху вниз. И сам не знал, хочет ли он это слышать.
— Так дитё у нее от вас! — воскликнула Барбара и прикрыла рот ладонью.
— Вот дура! — в сердцах крикнул Его Величество. — Пошла вон от греха!
И громко хлопнул за собой дверью, вернувшись в свои покои.
— Стало быть, не от вас дитё-то? — недоуменно спросила Барбара у двери, растирая по лицу слезы. Уныло посмотрела на разлитый по полу мед. Придется прибираться. И вспомнила про послание. Дабы не гневить короля еще сильнее, подсунула свиток под дверь и отправилась на кухню. Ей нужно было хорошенько обдумать, что же такое произошло. Одно она знала точно — безумие заразно. Но королева была просто блаженной, а король, кажется, бесноват!
Между тем, едва Мишель отвернулся от двери, как обнаружил, что кресло его занято.
— И снова здравствуй, дорогой братец! — промолвил восседавший на нем Петрунель.
Нельзя было сказать, что Его Величество обрадовался появлению кузена. Но он был единственным, кто мог помочь королю. Мишель встал напротив магистра, скрестил руки на груди и сказал без предисловий:
— Вы же знаете, куда Великий магистр Форжерон отправил королеву. Отправьте меня к ней!
— Мишель, брат мой, вы не меняетесь! — смеясь, ответил Петрунель. Его голова потешно тряслась, борода то и дело подпрыгивала. — Если бы с помощью любви можно было управлять королевством, то Трезмон процветал бы! В этом смысле ваш батюшка был куда как разумнее. Истребил всю мою семью, отобрал наши земли и женился на моей тетке. Прелесть ведь! А вы заладили: отправьте меня к Мари, отправьте меня к Мари.