Страница 37 из 51
— Мы похожи на идиотов, — проворчала Мари. — Может быть, Совершенные все-таки вынесли его из крепости? Здесь же совсем ничего не видно!
— Вы и не увидите его, Ваше Величество. Санграль способен видеть лишь ваш венценосный супруг.
— Который вашей милостью вечно попадает в дурацкие ситуации, — буркнула королева и тихонько ойкнула — потому что на восьмом месяце беременности бродить по крепостям в скалах среди ночи не стоит тоже!
Мишель бросил быстрый взгляд на Мари.
— Потерпи еще немного, — он тоже не видел ничего в сплошной снежной пелене. И к своему ужасу начинал испытывать странную беспомощность от того, что вынужден плясать под дудку Петрунеля. — Может, еще не совсем стемнело?
Они шли вдоль остатков крепостных стен, единственных оставшихся свидетелей далеких и страшных дней. И Его Величество отчаянно молился богу, чего давно уж не делал, чтобы они все же нашли этот камень и смогли, наконец, вернуться домой.
Камень… камень… Лампа!
И вдруг он увидел, как сквозь метель среди камней, из которых была сложена стена, поблескивает огонек. Крошечный, едва заметный, попавшись ему на глаза, он вдруг стал разгораться сильнее, будто светил для него одного. Он бросился к свету и увидел светильник. Форма его была ему знакома — точно такие делали из глины умельцы Фенеллы. Только этот светильник был каменным. Мишель взял его в руки и крикнул:
— Мари! Вот он! Санграль!
Королева стояла рядом и недоуменно взирала на фигуру из серого камня, отдаленно напоминавшую лампу. С одной стороны она покрыта была высеченными в камне знаками, похожими то ли на германские руны, то ли черт его знает на что. С другой стороны она была просто щербата. Просто кусок древнего… мусора.
— Ты уверен? Что-то он не выглядит, как… Грааль.
— Ты не видишь? — король улыбнулся, протягивая ей разгорающийся все сильнее Санграль. — Он светится.
— Его сияние вскружило вам голову, Мишель? — донесся до них голос Петрунеля. Тот стоял теперь уже в своем черном плаще и брошь, скреплявшая его, светилась, будто озаряемая Сангралем. — Отдайте его мне.
XXXVII
24 декабря 1186 года, королевство Трезмон, «Ржавая подкова»
Кухня была наполнена разными звуками, которые издавали кухарки, посуда, печь и животные, запертые в крохотном загоне в одном из кухонных углов. Они раздражали Катрин. Еще больше ее раздражали не самые приятные запахи, которые исходили из котлов и особенно из угла с животными.
Маркиза сидела на лавке, не отрываясь глядя на свои ноги в миске с горячей водой. Она попросту боялась поднять глаза. Потому что и справа, и слева, и даже прямо перед собой она постоянно видела пухлое лицо девицы, которую ночью приводил к себе Серж. Тепла она не чувствовала, ей было по-прежнему холодно. И ей уже никогда не согреться. Сквозь этот вечный холод сознание ее изводил неприятный, дребезжащий голос девчонки, не замолкающей ни на минуту.
Девица, меж тем, грела над печью полотенца, в которые было велено увернуть ноги Катрин, и одновременно готовила какой-то напиток из настойки шалфея и вина, который хозяин постоялого двора считал чудодейственным и приказал давать его юному дю Вирилю каждый час. Чаще, чем Игнису.
— На пустой-то желудок быстро опьянеете, — проговорила девица. — Давайте я вам сыра козьего отрежу. Он у нас чудесный. Из Жуайеза. Хозяин только оттуда его и привозит.
— Не опьянею, потому что не стану это пить, — твердо сказала маркиза, не обращая к ней лица. — И козий сыр я не ем!
— Э нет, мессир, выпить придется, — усмехнулась служанка. — Иначе и мне, и вам несдобровать. Меня, уж верно, после вчерашнего-то накажет хозяин. А вас — Его Светлость.
Катрин подняла на нее глаза и, надменно растягивая слова, спросила:
— И как ты заставишь меня это выпить?
Девица лишь пожала плечами и тряхнула рыжеватыми кудряшками.
— Если сами, мессир, пить не будете, Его Светлость позову. Он вам в глотку и вольет. Он такой.
— Какой?
Служанка мечтательно закатила глаза и вздохнула полной грудью.
— Такой, что если что сказал — сделает.
Маркиза снова опустила голову не в силах смотреть на девчонку. Не все ли ей теперь равно, какой он? О чем он говорит, и что он делает?
— Принеси мои башмаки, — глухо приказала она служанке.
Вместо того, чтобы сделать приказанное, девчонка сняла полотенца, подвешенные на крюк над печью, и подошла к ней, расправив их и явно намереваясь вытереть маркизе ноги.
— Ой, а ступни-то у вас, мессир, какие крохотные, — восхитилась служанка, — любая королева позавидует!
Катрин выхватила у нее полотенца и повторила:
— Принеси мне мои башмаки!
И тут случилось необъяснимое. Девица икнула, подпрыгнула на месте и внимательно вгляделась в лицо маркизы. Ротик ее очаровательно приоткрылся буквой О. А потом она улыбнулась и тихо сказала:
— А потом она остригла волосы, вырядилась юношей и примчалась сюда за мной…
— Если ты сейчас же не принесешь мне мои башмаки, тебя накажет не только хозяин. Тебя поколочу я! — зло сказала Катрин и замахнулась на девицу полотенцами.
— Так вы маркиза де Конфьян! — воскликнула служанка, ничуть не испугавшись. — А я — Аделина!
Катрин вскочила и мокрыми ногами пошлепала к выходу из кухни. Однако не успела сделать и нескольких шагов, как проход ей загородила долговязая фигура ее мужа. Осмотрев ее хмурым взглядом от кончиков пальцев на ногах до головы, он еще сильнее нахмурился и сказал:
— Когда же вы, наконец, станете хоть немного благоразумней?
— Она умнейшая женщина в королевстве. И уж поверь, гораздо умнее меня, — пискнула из угла Аделина, за что была награждена самым красноречивым взглядом маркиза.
Катрин заметила взгляд, который муж бросил на нее. Катрин заметила взгляд, который он же бросил на девчонку. И криво усмехнулась:
— Зачем вам-то мое благоразумие?
— Если бы вы были хоть немного благоразумны, я бы не вытаскивал вас сейчас из ямы. Но, по всей видимости, вы сами решили себя доконать. То, чего не сделала вьюга, сделают ваши мокрые босые ноги на каменном полу.
— Я не подала ей башмаков, — снова пискнула Аделина.
— Молчать! — рявкнул в ответ Серж и вернулся к рассматриванию гневных зеленых глаз своей маркизы.
— Я не просила вас вытаскивать меня. И если бы вы были благоразумны, то не стали бы этого делать. Все было бы решено, и вам не пришлось бы озадачиваться разводом, — зло сказала Катрин.
Серж устало прикрыл глаза, чтобы не сорваться на крик.
— Я никогда не разведусь с вами, — коротко сказал он. — А теперь ступайте сушить ноги.
Она подошла к нему вплотную, привстала на цыпочки и, прижав губы к самому его уху, прошептала:
— Не разведетесь со мной, даже зная, что я любовница короля?
Он стиснул зубы так, что на щеках заходили желваки. И одной рукой обхватил ее талию, прижав к себе. И так же на ухо прошептал:
— Даже так. Но я заставлю вас очень сильно пожалеть об этом.
Маркиз де Конфьян подхватил на руки коротко остриженную жену и направился в свою комнату. Она же не склонна была устраивать скандал в коридоре. Но как только они оказались наедине, попыталась вырваться.
— Что ж, тогда мне самой придется попросить короля, — заявила она. — Уверена, он поможет. Я не желаю быть женой человека, который имеет детей на стороне и в первой же попавшейся гостинице приводит к себе первую же попавшуюся девку!
— Замолчите сейчас же! — выдохнул Серж, сжимая ее еще крепче и будто надеясь, что этим причинит ей боль. Такую, какую она ему причинила в то проклятое утро, когда вся их жизнь разрушилась. Но ведь она любила его! Его, а не короля! Не мог он ошибиться! Не ошибаются так жестоко! Нет, он не знал, что там было между нею и де Наве. Пусть даже что-то и было. Но ведь она принадлежала ему — она всегда принадлежала ему, кто бы ни коснулся этих губ и этого тела.
Он положил Катрин на свою постель — почти грубо — и быстро стал обтирать ее ноги одеялом.