Смерть и побрякушки

Что ж, по крайней мере проводница жива. Вон стоит, титан, раскочегаривает, подняла голову, улыбнулась. В ответ Марина одарила ее недобрым взглядом. Гориллычу с компанией, небось, вчера и уговаривать особо не пришлось. Сунули девке баксов десять, навешали стандартную лапшу про сбежавшего должника или неверную жену, она им универсальный ключ и вручила. Диллерше одноразовых шампуней прибыток, а для кого-то - возможно, смерть. То-то дура попрыгает, если в вагоне окажется труп!

От злости на идиотские мысли Марина чуть не шарахнула головой об стену. А следовало бы: соображать надо, чего думаешь! Господи, сделай так, чтобы для дурищи проводницы все обошлось благополучно, потому что если труп в поезде есть, это труп... Нет, нет, она не будет такого думать, нет!

Мочевой пузырь напомнил о себе и на тревогу не осталось сил. Марина заторопилась в туалет, испуганно косясь на ряд плотно закрытых купейных дверей. Защелкнула замок. Краткий миг блаженного облегчения - все-таки самый большой кайф доставляют самые простые вещи. Нажала кран, бросила в лицо горсть ледяной воды. Содрогнулась, вспомнив вчерашний шампунь - помыть голову в такой водичке можно только в качестве пытки, но не добровольно. Ладно, надо эту самую голову хоть расчесать. Аккуратно придерживая каждую прядь, прошлась по волосам гребешком. Что ж, от физического беспокойства она избавилась. Лишь для того, чтобы освободившуюся в душе делянку оккупировали страх и тоскливое ожидание.

Она вернулась в купе. Тщательно накрасилась, затратив на макияж вдвое больше времени, чем обычно. Не торопясь сжевала бутерброд. Бесцельно уставилась в окно, вслушиваясь в звуки просыпающегося вагона. Марина никогда не любила утро - серую тоскливую паузу между пушистой теплой ночью и ярким хлопотливым днем, но сегодня она просто возненавидела и блеклый рассвет и неизбежные утренние хлопоты.

Наконец коридор наполнился жизнью. Вооружившись стандартной декларацией о намерениях - вафельным полотенцем и зубной щеткой - пассажиры выстроились в притуалетный хвост. Позвякивая парящими стаканами пронеслась проводница. Марина приподнялась и снова в нерешительности опустилась на полку. Она так ждала, так хотела узнать, убедиться... Но теперь, когда ее ожидание подходило к концу, испугалась. То, что она увидит сейчас, будет окончательным, бесповоротным. Может, лучше еще хоть недолго не знать и надеяться?

Трусиха! Решение принимала сама, и не сметь бежать от последствий! Встать! В коридор! Она решительно перешагнула порог. Все двери стояли открытыми, позвякивали ложечки, шуршала оберточная бумага и целлофановые пакеты, попахивало съестным - слегка залежалым. Озабоченные мужики волокли к мусорке использованные чайные пакетики, яичную скорлупу и колбасные шкурки. И лишь соседнее купе было немым и безучастным к главному событию поездной жизни - жратве. Его дверь оставалась плотно закрытой и от нее несло глухой безнадежностью. Марина сильно, до боли закусила губу. Родной мой, хороший, неужели... Из глаз покатились слезы.

- Э, девушка, у вас что-то случилось? - незнакомый парняга в спортивном костюме заглянул ей в лицо.

Она покачала головой.

- Все в порядке. Все должно быть в полном порядке, - как молитву, как заклинание пробормотала она и вернулась в купе. С ненавистью глянула на соседнюю полку. Читает! И никакого беспокойства. А впрочем, что ему-то беспокоиться. Она села и принялась ждать. Ведь пока та дверь закрыта, остается и надежда.

Радостная суета приезда оставила ее равнодушной. Ее спутник захлопнул книгу, вежливо кивнул, подхватил чемодан и вышел. Марина проводила его глазами. И только когда последний чемодан горделиво проследовал к выходу, она осмелилась вернуться в коридор. Чтобы вновь упереться в закрытую дверь и вслушаться в тишину за ней. Этого Марина уже не могла вынести. Она толкнула дверь раз, другой, и уже понимая всю безнадежность своих действий, захлебываясь слезами отчаяния, забарабанила в нее кулаками:

- Открой, слышишь, открой!

Неожиданно раздался короткий щелчок и дверь откатилась в сторону.

Задыхающаяся Марина ввалилась внутрь, сшибая с вешалки свою собственную светлую шубку.

- Вот только не падай на меня, пожалуйста! - мучительно сморщившись, Кирилл отстранил ее, другой рукой продолжая держаться за голову, - Лучше вон там, в сумке, таблетку анальгина найди.

Марина сдавленно, истерически всхлипнула и кинулась ему на грудь:

- Я думала тебя... тебя...

- Я же тебе говорил, никто нас убивать не станет, - с некоторым сожалением отведя руки ото лба, Кирилл погладил Марину по плечам и тут же поспешил снова ухватиться за собственную голову, - У нас противник - профессионал, а профессионалы не допускают ненужной крови. Это дорого и опасно. Ты дашь мне таблетку, или так погибать?

- И мне тоже, - простонала восседающая на соседней полке девица, - Вообще, мы так не договаривались. Мало того, что волосы постригли, мне с длинными было лучше, так теперь еще и башка трещит. Бодун без выпивки. Доплатить бы надо.

- Вы, милочка, не заговаривайтесь, - Марина уже запомнила - головная боль делает Кирилла злобным и желчным. Как сейчас.

- В Будапеште вы за обратный билет готовы были работать, а сейчас расхрабрились. Пейте таблетку, забирайте гонорар и проваливайте.

- Ну и ладно, - передернула плечами девица. Она поднялась, оправила на себе Маринину юбку, натянула жакет от ее же костюма, перекинула через плечо Маринину сумку и ухватила ее светлую шубку, - Пальтишком я воспользуюсь, не голой же по морозу бежать. Пока, - и она исчезла в проеме.

- Надо полагать, шубы своей я больше не увижу, - вздохнула ей вслед Марина, и с облегчением стянула с головы белокурый парик.

- Новую купишь, - по-прежнему злобно процедил Кирилл.

- С такими расходами я и не замечу, что стала богатой женщиной, - буркнула Марина, - Они были здесь. Убийцы. Я Гориллыча видела. Купе проверял.

Кирилл попытался кивнуть и тут же со стоном схватился за голову.

- Обыскали наши вещи, ничего не нашли, может, поняли, что девчонка - не ты, и принялись шерстить поезд.

Только сейчас Марина обратила внимание на разбросанные по полу вещи и раскуроченные чемоданы. Она принялась заталкивать бебихи обратно.

- А вы где были, пока они обыскивали?

- В отрубе, - ответил Кирилл и еще разок ощупал голову. На сей раз вопросительно, - Кажется, стихает. Фух! Они наверняка проводнице заплатили и нам в чай что-то подсыпали. Отключились мгновенно и на всю ночь, только недавно очухались.

Марина на мгновение задумалась.

- Получается, проводница теперь может их опознать.

Кирилл напрягся, выглянул в коридор.

- Что-то долго нас никто из вагона не гонит.

Они испуганно переглянулись. Взявшись за руки, как дети, подошли к купе проводника. Надев на руку перчатку, Кирилл тихонько потянул дверь. Та поддалась с легкостью.

Полка была застелена свежим хрустящим бельем. На столе стояла непочатая бутылка коньяка и два стандартных поездных стакана. Рядом нехитрая закуска: колбаса, кусочек сыра. Проводница сидела у окна, откинувшись к стене. Ее белые груди, похожие на маленьких поросят с коричневыми пятачками, вывалились из расстегнутой форменной рубашки. А под левой торчала обмотанная синей изолентой рукоять ножа.

Марина судорожно сглотнула. Быть может, их противник и профессионал, не признающий напрасной крови. Но сегодня в коридоре поезда она слышала шаги самой смерти, чувствовал ее неумолимое присутствие. Если уж смерть пришла, она не уйдет без жертвы.

- Кто-то из наших убийц девахе приглянулся, - тяжело обронил Кирилл, - Ждала она его. Дождалась.

Он плотно закрыл дверь.

- Быстро собирай вещи. Чтобы ничего не осталось. И уходим.

Они выскочили на перрон, заторопились к выходу в город.

- Куртку хоть застегни, - раздраженно буркнул Кирилл, - На твоем свитере драгоценностей на черт знает какую сумму.

- А выглядят полной дешевкой, - захихикала Марина, запахивая алый пуховик, - Я еще там, у ювелира поняла - когда драгоценностей до фига, они сразу принимают базарно-копеечный вид. Никто не поверит, что настоящие. Гориллыч ночью пялился на мой свитер в упор и ничегошеньки не заподозрил.