Смерть и побрякушки

- Дамочка, то ваш ребенок в фонтане мочиться?

Не глядя, Марина выхватила из пакета сменные штанишки и метнулась к Сашке. Недоуменно остановилась. Радостно улыбаясь, малыш перебирал пальчиками водную струю.

- Женщина, что вы мне голову морочите, он не мочиться, он водичкой играется! - Марина круто развернулась и оказалась нос к носу с высокой австрийкой.

- Катюха! С ума сойти, откуда, ты ж в Израиле!

- Маринка! Яка зустрич! - радостно взвизгнув, элегантная дама повисла у Марины на шее, - На фига мне Израиль, чего я там не бачила!

- Ты ж туда три года прорывалась!

- Так я думала, эти израильтяне евреи как евреи, а они таки жиди! Спасу нет! Перед Пасхой хлеб не ешь, только мацу, куру просто так не режь, шляются по улицам в черном, вырядились як придурки. Достали меня, - поддернув узкую юбку, она села рядом с Мариной на парапет.

- Пошли мы в синагогу. Службу отстояли, мужики понизу, бабы поверху, все по-людски. Так в праздник же и посидеть , перекусить. Вышли мы и сели в тенечке снидаты. Я куру взяла, горилочки израильской, сэндвичей наделала. Только разложились, соседка моя мимо идет. Как увидела она мои сэндвичи, как заверещить. Мени аж вуха позакладало! За раввином побежала, тот примчался и давай нас з-под синагоги гнать. Потом ведра похватали, после нас синагогу отмывать!

- Кать, с чем у тебя сэндивичи были? - содрогаясь от сдерживаемого хохота, поинтересовалась Марина.

- Та шо там! Ну трохи шинки...

Кирилл сдавленно хрюкнул, потом не выдержал и дико захохотал:

- В синагогу... С салом...

- Ну от я и подумала - шо то за життя, если даже съесть, что хочешь - и того нельзя! И поихала!

- Катюха, так ты израильская диссидентка. Покинула страну по кулинарно-идейным мотивам, - веселилась Марина.

- Та не в идеях дело! - с досадой отмахнулась Катя, - И не в сале теж. - она грустно вздохнула, - Прожила б и без сала - мало я его дома ела? Просто дистало меня все аж по самые не могу. Навищо ехать в ту заграницу, если все як дома - я на трех работах, муж с бутылкой, а у детей ботинок нема. А ще зима в Израиле вроде тепла, а в домах холодно, и не топят.

Я прием один обслуживала, ну там подай, убери. С австрийцем познакомилась, зустричалысь потим, у моря гуляли, - глаза ее стали мечтательными, - Он как уезжал, меня звал, а я все боялася, все случая ждала. От мне соседка его и подарувала. Детей похватала, и сюда.

- А муж?

Катька небрежно отмахнулась.

- А шо муж?. Столько лет еврея з него делала, человека делала, хватит з мене! - и тут же поинтересовались, - А вы тут чего?

- По делам приехали, на пару дней.

- Так пошли ко мне, - она вскочила, стремительно всовывая Кириллу в руки пакеты с покупками, - Тут у готелях страшные цены, з глузду съехать можно!

- Катюха, есть у меня деньги, я за последнее время разбогатела.

Катька на мгновение остановилась, оценивающе разглядывая Кирилла:

- Что, у твоего гроши водятся? То добре. От нехай он тебе и скажет, что разбазаривать их не треба. Где чемодан?

- Здесь, в камере хранения.

- Берить и пишлы. А ты, малый, клади зверят до сумки и давай маме ручку. Ох и красивый сынок у тебя, Маринка!

- Саша не мой сын.

- Ага, з дитем, значит, мужика взяла, - кивнула Катька.

- Я начинаю понимать Эдичкиного папу - "твой", "взяла" - скоро вы нас на поводках водить начнете, - хмыкнул Кирилл и отправился за чемоданом.

- У вас з ним щось не добре?

- Долгая история, Кать, - вздохнула Марина.

- Ничого, время будет, расскажешь. Ну пишлы, пишлы.

Огромная квартира в жилом комплексе в центре Вены состояла из одной, тянущейся в бесконечность комнаты, разделенной на секции роскошными меховыми занавесями и набитыми книгами шкафами, что делало ее похожей на пещеру продвинутого неандертальца. Марина присмотрелась: все книги посвящены компьютерной технике и Интернету. По квартире они насчитала штук пять тихо мерцающих мониторов. Не в силах оторваться, Кирилл притормозил у новехонького Макинтош, похожего на половинку баскетбольного мяча. Марина заглянула ему через плечо, кончиками пальцев коснулась гибкой шеи, на которой словно головка цветка, гордо возносился дисплей.

- Нравиться? - по-английски прозвучало из темноты.

- Да, - почти восторженно выдохнул Кирилл, - Такая машинка!

- Как драгоценность, - почтительно кивнула Марина и всмотрелась в полумрак. Невысокий бородатый мужчина смотрелся за компьютером столь органично, что казался его неотъемлемой частью.

- Руди у мене самый крутый компьютерщик, - горделиво пояснила Катька и доверительной скороговоркой добавила, - Не пьет, не дерется, меня любит, до дитей добрый и богатый - жуть. А шо целый день в той ящик пялиться - так мне оно и свободнее. Ну, пошли на кухню.

Кирилл приотстал, через минуту они услышали как мужчины что-то оживленно обсуждают по-немецки.

- О, твой моему понравился, то редко бывает. - Катька небрежным жестом откинула в сторону занавесь из серого каракуля. Марина окинула взглядом сшитое из мелких шкурок полотно. Такой занавески вполне бы хватило на пару шуб. - Тебе и твоему ось там постелю, а пацан хай идет у цей куточок, - Катька отбросила очередную завесу из неизвестного Марине, но явно натурального меха. Марина погладила нежный ворс неведомого зверя, невольно прикинула, сколько такой занавес может стоить и преисполнилась почтительности. - Тут моих дитей играшки, играйся, пока мы з твоею мамою на стол соберемо.

- А где дети?

- На ферме, у мужниных старых, - Катька на мгновение скрылась в необъятных книжно-меховых недрах квартиры и вернулась, одетая по домашнему: в строгую длинную темную юбку и светлую блузу с длинными рукавами и воротничком стоечкой. Волосы она забрала в узел и стала невероятно похожа на даму со старинного портрета. Катька сняла с вешалки белоснежный крахмальный передник, отороченный кружевами, старательно прикрыла свой наряд. На украшенные безукоризненным маникюром руки натянула высокие резиновые перчатки. И принялась потрошить холодильник. Вскоре из духовки ошеломляюще пахло мясом с чесноком. С краев кухонного стола свисала белоснежная скатерть, а поверх нее, словно вторая скатерть, не рвясь и не разлезаясь, свисало тончайшее тесто.

- Готують тут не погано, ось цей штрудель - дуже вкусный, - Катька еще чуть-чуть растянула тесто руками, потом бережно, почти не дыша, подхватила край скатерти и с его помощью принялась скатывать штрудель, - Але ж и мои стравы полюбили. Гости до нас толпами ходют - "экзотична кухня, экзотична кухня", - передразнила Катька, - А рецепта у меня ни одного взяты не можуть. Ми з цими австрийками одна одну не розумием. Я говорю, муки горстку, а вона мене питае - це скильки? Я кажу - соли по вкусу, а вона знов - скильки? А то я знаю, який в неи вкус?

Катька выкинула картофельную шелуху, аккуратно сняла фартук, стащила перчатки, переобулась из мягких домашних тапочек в туфли на каблуке и подновила помаду на губах:

- Пока готуэться, допоможи мне мусор вынести.

Господи, и здесь мусор! Марина поморщилась, но отказывать хозяйке показалось неудобным. Она подошла:

- Не поняла. Чего у тебя мешки вокруг мусорки стоят, да еще столько?

- Побачишь, - пообещала Катька, - Ты бери мешки, а я пакет з середини достану.

Мягкий бесшумный лифт спустил их в подвал под домом, больше похожий на самолетный ангар.

- Ось бачь, - Катька ткнула пальцем в нумерованные ниши, - У каждой квартиры своя. Соседи всякий мотлох хранят, а я бочку поставила, под капусту. Руди квашенную капусту за обе щеки трескает. О, а от и мусор. Дывы!

Вдоль стен аккуратными рядами выстроились металлические баки, закрытые плотными тяжелыми крышками. На каждом баке красовались надписи: "Glas", "Papier", "Nahrungs".

- Это чего? -подозрительно поинтересовалась Марина.

- Цивилизация, - Катька подняла крышку первого бака, - Не все до кучи выкидаты, а стекло в ось цей бак, бумагу - сюди, еда - здесь, играшки поломались - тут кидай. И дома у меня под каждое говно отдельный мешок! - она шарахнула очередной крышкой.