Страница 37 из 56
Но удар был так силён, что волчица уже наевшись парного мяса и напившись крови, вдруг стала вылизывать своё живот с синеватой ссадиной на молочном соске.
К остаткам косули волки приходили ещё два дня, а вскоре и время рожать подошло для Молодой...
Волчица почти все последние дни проводила в норе или поблизости от неё...
Перед самыми родами, она стала раздражительной и агрессивной, начала бросаться на Вожака, когда тот, по вечерам, приходя с охоты подходил к самой норе, принося куски окровавленного мяса или пойманных птиц.
Волк вяло отбивался от наскоков и всегда убегал, а потом лежал в кустах за пригорком от норы и дремал, настороженно вслушиваясь в тишину сумерек...
...Весна была поздняя.
Вдруг, после оттепели наступили холода, и повалил мокрый плотный снег. Он сыпал целый день и ночь, завалив округу, покрыв сверху белым чистым покрывалом и ранние проталинки, и влажный ноздреватый полу растаявший снег в чаще и в ложбинках.
На следующую ночь волчица родила четырёх мёртвых и одного живого волчонка. Мёртвых она тут же, едва отойдя от родовых схваток съела, а выжившего вылизала и он, слепо тычась мордочкой ей в брюхо стал сосать молоко.
Наевшись он тут же засыпал, а проснувшись через какое-то время, вновь принимался сосать, тычась безволосой мордочкой, с закрытыми ещё глазками, в густую шерсть на боках матери, выискивая привычный сосок.
Наутро после родов, Вожак, услышав сквозь дрёму, писк волчонка в неглубокой норе, вздрогнул, вскочил возбуждённо, и стал рысью бегать по окружающим кустам, высматривая что - то и вынюхивая...
Он в очередной раз сделался отцом, и теперь, на него ложилась ответственность за прокормление волчицы и потомства...
...В это время, в окрестности лесного озера, неподалёку от которого, в густом ельнике была волчья нора, по грязной просёлочной дороге пришёл человек и выбрав на бугре поросшем вереском и молодыми соснами прогалину, протаявшую до земли, стал устраиваться на ночлег.
Он, в прошлый свой поход сюда, обходя озеро вокруг, вдруг увидел и вспугнул с солнцепечной стороны берега, одного за другим двух черных, шумящих при взлёте крыльями, глухарей. Теперь он пришел проверить, нет ли тут глухариного тока...
Сбросив рюкзак под дерево, стараясь не шуметь, человек заготовив дров для ночного костра, долго сидел под деревом на рюкзаке и слушал окружающий темнеющий лес...
Через полчаса молчаливого и тихого сидения, человек вдруг услышал за озером, ледяную поверхность которого, он, уже едва различал в сумерках, сквозь сосняк, собачий, как ему показалось лай.
Внятно и раздельно, толстым басом "собака" пролаяла несколько раз, и человек насторожился. "Откуда - думал он - здесь быть собаке. Да ещё такой крупной? Ближайшая деревня километрах в десяти отсюда".
Но лай прекратился, и человек перестал об этом думать...
На лес опустились ночные сумерки и прервав наконец невольное оцепенение, нежелание нарушать гулкую настороженную тишину, человек встал из под дерева и принялся разводить костёр и кипятить чай.
Сырые дрова, вначале нещадно дымили, и он, отворачиваясь от дыма и набрав полные лёгкие воздуха, сердито дул на тлеющие веточки, пока язык пламени не вырвался на поверхность костра, и после дрова, потрескивая, разгорелись. Появившийся огонь, осветил небольшую зелёную полянку среди снегов, и большая человеческая тень, упала на застывшие неподвижно, сосны, вокруг полянки.
Яркое пламя, как бы отодвинуло освещённое пространство, и костру, теперь уже уверенно, противостояла темнота, внезапно надвинувшаяся на весь остальной мир...
Поужинав, он, устроившись на подстилке, прилёг на правый бок и задумавшись долго наблюдал за игрой язычков пламени и светящихся фиолетово розовым угольков в костре, которые иногда с шипением и сухим треском стреляли, испуская наружу из влажной древесины, струйки серого пара.
На фоне белых полотен снега кругом, темнели в ночи застывшие в мрачном молчании стволы деревьев, при разгоревшемся костре дававших тёмные тени, теряющие чёткость очертаний в десяти шагах от огня...
... Волк в этот вечер, как обычно лежал в своём убежище неподалёку от норы и услышав чуткими ушами шевеление человека на прогалине и треск ломаемых веток, он взлаял несколько раз, давая понять, что он здесь, и сторожит нору.
Всю ночь он чуял смолистый запах костра, слышал треск влажных, стреляющих дров и не утерпев, во второй половине ночи, подкравшись по берегу озеринки, сквозь кусты, наблюдал игру света, мелькающего в тёмной хвое ближних деревьев и шевеление дремлющего у костра человека...
Поутру, перед рассветом, над лесом поднялся ветер, зашумел сосновой и еловой хвоей и рано проснувшийся человек, выйдя на дорогу, долго и неподвижно стоял вслушиваясь и всматриваясь в беспокойно качающийся под ветром, лес. ... Глухарей он не слышал, да и на мог услышать.
Матёрый, неделю назад, на восходе солнца, скараулил, уже по окончании тока, глухаря - токовика, слетевшего на землю и поймал его уже на взлёте, в высоком, точном прыжке.
Капалуха, сидевшая на земле неподалёку, с громким испуганным квохтаньем взлетела на сосну, а увидев волка, прижавшего пойманного глухаря лапами к земле, тут же сорвалась с ветки, и с тревожными криками улетела...
Вспугнутые и оповещённые капалухой об опасности, глухари, перестали прилетать на ток, а если и появлялись, то сидели тихо на ветках, а вскоре после рассвета улетали в окрестные ближние сосняки и продолжали там свои песни и драки: на земле, на снегу, или на тёмных проталинах...
Много позже, уже в городе, человек вспомнив этот загадочный басовитый лай в глухом безлюдном лесу, вдруг понял, что это был лай волка и что где - то неподалёку, была там волчья нора - логово...
...Вскоре, соня и обжора волчонок, стал быстро расти и превратился, в толстолапого крупного щенка, который вылезая на поверхность норы, резвился, бегал и прыгал, а когда уставал, то ложился подле растянувшейся во весь рост матери волчицы и сосал молоко, а насытившись засыпал тут же, под её боком...
В кустах неподалёку, он иногда замечал крупного волка и вначале при его виде звонко рычал оскаливая зубки, но потом привык и даже пробовал с этим волком играть, нападая на него, кусая остренькими зубками до тех пор, пока волк наскучив вознёй нетерпеливо не поднимался с земли и не уходил в дальние заросли.
Мать волчица ревниво следила за Вожаком, а иногда, если волчонок слишком громко тонко и злобно начинал рычать, при нападениях на Вожака, она вскакивала, с рычаньем подбегала к Волку - отцу и уводила малыша к норе...
Волчонок от обилия материнского молока и мяса, которое постоянно приносил к норе Вожак, рос быстро и превращался в необычайно сильного и крупного зверя.
Месяца через два после рождения Одиночки, волчица впервые позволила волчонку пробежаться с ней по лесной опушке до лесовозной дороги. На глубокой, грязной колее, которой отпечатались крупные чёткие следы волчица и рядом небольшие следочки волчонка...
Между тем, наступила настоящая весна, предвестница тёплого и изобильного лета...
Весна...
С появлением яркой свежей зелени, и птицы стали петь с утра до вечера, до заката солнца, повторяя свои музыкальные напевы, раз за разом и радуясь, слыша ответ... Солнце, поднявшись утром над горизонтом, делало легкие и длинные невесомые тени, падающей, от совсем недавно одевшихся в густую, нежно - зелёную листву, деревьев...
Лес разделился на множество интимно уединённых уголков, и вместе с тем, так по особому прорисовал, просторные и открытые взгляду, лесные опушки и луговины. Вблизи воды, такие луговины покрылись ковром ярких таёжных цветов и ароматы смешавшихся запахов распускающейся белой кисеёй черёмухи, и лиственничной мягкой и нежной хвои давали аромат свежести, тепла и тонких благовоний, созданных искусным и единственно достойным на свете мастером - природой.