Страница 20 из 73
— Конечно, — молвила государыня.
Все гости вслед за её величеством удалились в галерею, как тогда называли собственно длинные гостиные.
Галерея эта выходила на Неву, и цесаревна Елизавета Петровна, подсев к окну на реку, тотчас же сказала:
— И ещё гость… герцог голштинский [41] едет…
Государыня, вступившая в разговор вполголоса с княгинею Дарьей Михайловной, казалось, не обратила внимания на этот возглас. Услышал его светлейший и поспешил неприметно удалиться, чтобы сделать распоряжения о закуске и столе да вместе с тем встретить светлейшего герцога.
С герцогом приехали на этот раз дети гофмаршала двора покойного цесаревича, или, лучше сказать, кронпринцессы, — бароны Левенвольды.
Эти молодые лифляндцы [42] имели удивительно счастливую наружность и с большим тактом умели вести себя, так как провели юность при дворах имперских князей. Младшему из них было в это время около 30 лет; но по наружности нельзя было дать ему больше двадцати — так он был моложав, или, лучше сказать, юн.
Причиною приезда обоих братьев в Петербург было их желание создать себе при дворе императрицы самое блистательное положение, не пренебрегая никакими средствами. Удовольствия, доступные в их лета, они оба страстно любили; но каждый из них ни минуты не задумался бы ухаживать за богатою пожилою особою, заглушая вполне естественную антипатию, возбуждаемую безобразием, и готовясь, пожалуй, расточать ласки или прикидываться влюблённым, тогда как сердце молчало. Левенвольды слушались только голоса расчёта. В настоящий же момент они из одного честолюбия употребляли все усилия, чтобы обратить на себя высочайшее внимание. Впрочем, эта задача могла быть на них возложена и партиею, дававшею им ход с этою целью. Конечно, уже твёрдо зная, что государыня поедет к светлейшему, благородные бароны явились к герцогу голштинскому. Заведя очень интересный разговор, они прервали его в ту минуту, как государыня с генерал-адмиралом и с прочими спутниками направились к палаццо князя Меньшикова. С необыкновенною ловкостью, увидя из окна кортеж, въехавший на Неву, старший Левенвольд заговорил с герцогом Карлом-Фридрихом об удовольствии теперь покататься по Неве.
Как ни отговаривался его высочество, не любивший Меньшикова, но братья Левенвольды сумели уговорить его, и через полчаса он уже ехал с ними — куда им было нужно.
Герцога-жениха светлейший принял с наружными знаками утончённейшей любезности, к которой только был способен Данилыч, ловкий льстец, когда это было нужно. Только голос несколько изменял ему. Но через несколько мгновений лицо его приняло обычное язвительное выражение — когда, глаза его светлости встретились с любезными, почтительными взорами следовавшей за герцогом четы красавцев. Не понять или не приметить мгновенного изменения выражения лица светлейшего братцы никак не могли; но они искусно выдержали злобный взгляд хозяина, как-то неловко кивнувшего в ответ на их почтительные поклоны. Это Меньшикова ещё более разозлило; он, однако, скрепился. Для привычного наблюдателя, каким был Ушаков, эта принуждённость недолго была тайною, и причину перемены в князе он тотчас же разгадал, внутренно довольный, что судьба устраивает теперь самому светлейшему неожиданную неприятность.
Вслед за тем в уме Андрея Ивановича мгновенно сложилась и оценка, довольно верная, братьев Левенвольдов как силы, с которою придётся бороться его изворотливости в обоих случаях: будет ли он на стороне светлейшего или перейдёт к партии Толстого с компаниею. Поэтому Ушаков весь обратился в зрение и слух, стараясь не пропустить ни одного движения, ни одного слова обоих братьев. Это не скрылось ни от княжны Марьи Фёдоровны, ни от Варвары Михайловны [43], ни даже от Дивиера, смотревшего на Левенвольдов также не совсем благосклонно, ожидая в будущем увидеть их в числе своих противников.
О самом князе нечего и говорить: с первого взгляда при встрече с ними он обнаружил неудовольствие. Когда же дворецкий растворил дверь из залы в столовую, князь попросил её величество к столу. Герцог голштинский повёл государыню; светлейший предложил руку цесаревне и, доведя её высочество до места, откланялся и сел на конце стола, как хозяин. С края подле него поместился Бассевич — с одной стороны, а с другой — зять Дивиер.
Сев на место, светлейший хозяин увидел садившихся ближе к государыне братьев Левенвольдов и не удержался, чтобы не шепнуть Бассевичу:
— Зачем твой герцог эту сволочь с собой ко мне притащил?
Тот только пожал плечами, сам не понимая, как это случилось. Тонкий дипломат, он недолюбливал братцев, принципиально видя в остзейцах врагов Голштинии и своих лично. Наблюдать за ними он не преминул, давая себе слово, как останется с герцогом, прочитать ему нотацию: за то, что привёз, во-первых, к князю барончиков, а во-вторых, и за то, что открыл им ход ко двору, потому что Левенвольды успели уже обратить на себя внимание государыни.
Случилось это ещё в галерее, и вот каким образом.
Войдя в залу в сопровождении князя Меньшикова, герцог Карл-Фридрих подошёл к её величеству и, поцеловав руку, пожелал здоровья и всякого благополучия.
Государыня указала ему место подле себя, а братья Левенвольды поспешили обойти их и стать за стулом его высочества. Государыня в это время невольно посмотрела на пару кавалеров, прекрасно, со вкусом одетых, ставших позади герцога, наречённого зятюшки. Окинув кавалеров с ног до головы своим взглядом, её величество нашла обоих очень приятными и милостиво обратилась к герцогу с вопросом:
— У вас, кажется, новый порядок теперь заведён?
— Какой, ваше величество?
— Кавалеры… и, как видно, не из последних, следуют за вами всюду и становятся за вами…
— Я не знаю… — смешался герцог, приведённый в затруднение.
Старший из братьев-баронов поспешил на это тут же по-немецки ответить:
— Это, ваше величество, при иностранных дворах принято: прибывшим с августейшими особами кавалерам, которые остаются не представленными, иначе негде находиться, как за особою, с которою они вошли в дом.
— Вы, герцог, стало быть, тут сделали ошибку, не представили ваших знакомцев… — молвила государыня. — Да… не оправдывайтесь… Всегда, кого мы с собою привозим, должны тех и представить хозяевам и прочим, кому следует. Но так как вы мой сын, ошибку вашу я сама поправлю. Кто вы такие господа, и давно ли у нас здесь гостите?
Старший Левенвольд, очевидно, ожидал этого вопроса вслед за своим заявлением и очень почтительно ответил, изящно кланяясь.
— Мы, ваше величество, ваши верноподданные, сыновья барона Левенвольда, гофмаршала двора блаженной памяти вашей невестки, кронпринцессы Шарлотты-Христины-Софии [44]… По кончине её высочества и удалении нашего отца в маетности в Лифляндию, мы служили камер-юнкерами при прусском дворе. В конце прошлого года, попросив увольнения от службы, мы получили аттестат, который имею счастие представить как свидетельство нашей добропорядочной службы. — И он, мгновенно достав из кармана бумагу, опустился на колено, подавая её и говоря: — Всеподданнейше просим принять нас на службу вашего императорского величества!
Когда, произнеся эти слова, он и брат опустились на колени перед государыней, она ещё милостивее сказала:
— Встаньте, господа бароны, я очень рада готовности вашей служить мне. Теперь же охотно принимаю вас… тем же чином, который носили вы при иностранном дворе.
При этих словах все оборотили глаза на эту парочку новых придворных. Дамы, бывшие в зале, нашли их приятным приобретением и решили тут же, что следует их приласкать и завести с ними знакомство.
Наоборот, мужская половина присутствующих смотрела на Левенвольдов как на выскочек и нахалов, с которыми, правда, нужно вести себя осторожно, и только ради этой осторожности их на первое время следует допустить к себе. Впрочем, подумали все, нужно постараться их закружить или поставить в такое положение, которое заставило бы их самих удалиться. И чем скорее, тем лучше. Бароны думали, вероятно, иначе. Поднявшись и удостоясь поцеловать милостиво протянутую им руку монархини, они пошли обходить залу, подходя к каждой особе, называя свои имена и прося принять их, готовых на всякие услуги, в милостивую аттенцию [45].
41
Герцог Карл Фридрих Голштейн-Готторпский (1700–1739) — жених цесаревны Анны Петровны. Был внуком шведского короля Карла XI. Рассчитывал на то, что следующий король, Карл XII, поможет ему вернуть отнятую Данией часть Шлезвига, но не получил желаемого и обратился за помощью к Петру I. Переехал в С.-Петербург и жил там на жалованье русского правительства. Незадолго до смерти Петра I был помолвлен с его дочерью Анной. Мужем её стал в 1725 году, уже при Екатерине I. После этого ему было повышено содержание и дан дворец в С.-Петербурге. Меншиков, недовольный его влиянием при дворе, чинил ему неприятности, в результате чего в 1727 году он уехал из России. В управлении своими владениями находился в полной зависимости от министра Бассевича. В итоге он так и не получил Шлезвига, и даже Голштиния принадлежала ему не вся.
42
Лифляндия — с 1629 года отдельная провинция Швеции — часть южной Эстонии и северной Латвии. С 1721 года — в составе России.
43
Арсеньева Варвара Михайловна — сестра жены Меншикова Дарьи Михайловны, горбунья.
44
Шарлотта (Христина-София) (1694–1715) — дочь герцога Брауншвейг-Вольфенбюттельского. В 1711 году вступила в брак с царевичем Алексеем Петровичем, родила дочь Наталью и сына Петра (будущего императора Петра II). Судьба её была несчастной: она много терпела от дурного обращения мужа. Существует легенда, что она бежала в Северную Америку, где вышла замуж за французского офицера. Эта легенда послужила сюжетом для повести Чшокке и оперы герцога Саксен-Кобургского.
45
То есть: удостоить вниманием (от фр. attention).