Страница 81 из 83
Не жалея вина для поддержания бодрости соратников, Антоний хотел попытать мужество своей дружины, и сделав выстрел, закричал: „Казаки!" Шайка в смятении кинулась в лес, и Антоний едва не остался совсем без войска и насилу мог собрать разбежавшихся.
Настало 27 число. Антоний не решался выйти из своего убежища, боясь наткнуться на войска, которые были уже близко; но не надолго удалось ему укрыться.
Два дня разыскивая шайку, и потеряв следы её у Микулинского леса, поручик Путята с ротой Александровского полка напал, наконец, на ее след в Сенненском уезде. Пройдя версты четыре за местечко Словены и двигаясь на Толочин, он убедился по достоверным сведениям, что зашел далеко, и что шайка там еще не проходила. Тогда укрывшись в лесу, он послал казака и рядового, переодетых в чамарки, на рекогносцировку; посланные наткнулись скоро на семнадцатилетнего повстанца и, схватив его, притащили к командиру. Испуганный мальчик взялся быть проводником и показал, что мятежников было около сотни. Подходя к укрепленному лагерю, поручик Путята с взводом остался в резерве, а два полувзвода стрелков под командою поручика Суворова двинулись вперед с двух сторон. Мятежники кинулись к ружьям и встретили приближающихся частою пальбой из-за вала. Стрелки стремительно бросились вперед и оставили на месте более двадцати неприятелей. У храброго Суворова от полусабли уцелелодин эфес, и один из мятежников, прострелив ему почти в упор руку, кинулся на него. Стрелки подбежали спасать своего офицера и нанесли его противнику одиннадцать ран штыками. Рота потеряла четырех убитыми; поручик Суворов и восемь рядовых были ранены. Шайка разбежалась. Рассыпав цепь, Александровцы преследовали бегущих и девятнадцать человек взяли в плен; обоз остался в руках победителей. Крестьяне кинулись в леса и наловили еще до шестидесяти человек; спаслись немногие, в том числе довудца Антоний и ксендз из Шклова Пржиалковский. Антоний пробрался до шайки Жебровского и был потом вместе с ним взят в Минской губернии{24}.
Но самый быстрый разгром понесла рогачёвская шайка, которая должна была собраться верстах в пятнадцати от Рогачёва, в имении её организатора, отставного штабс-капитана Гриневича, — Верхней Тощице. Когда довудца этой шайки, Станиславович (Держановский), ехал 23 числа на сборное место, со своею будущей свитой, четырьмя помещиками и ксендзом Бугеном, он был, при проезде через Нижнюю Тощицу, верстах в 3-х не доезжая до места сбора, остановлен крестьянами, которые на одной из его повозок послали в Рогачёв к исправнику объявить, что разъезжают вооруженные паны, и что они шестерых задержали. Исправник Блохин посадил роту Смоленского полка на двенадцать почтовых повозок и поскакал вместе с ними в Тощицу. В это время Гриневич, услыхав что крестьяне захватили довудцу и ксендза, пошел с собравшимися у него на дому мятежниками выручать попавшихся, но наткнулся на роту. В темноте ночи началась перестрелка; перестреливались с полчаса, и паны ушли домой; но часа через два, решив вероятно на военном совете непременно выручить довудцу, снова двинулись; но вторично встреченные бдительно стоявшею ротой, к которой на подмогу пришла еще и другая, кинулись в лес.На другой день рассыпанные по лесу команды набрали человек шестнадцать, а в следующие два дня крестьянами еще с десяток были схвачены, в том числе Гриневич и Держановский{25}.
V
Кроме описанных шести шаек организованных по распоряжению Топора, явилась еще седьмая — Анцыпы, приставшего к мятежу из любви к искусству.
Ильдефонс-Анцыпо был из эмигрантов 1831 года, по манифесту в 1850 году он вернулся на родину; постоянного жилища у него не было, он разъезжал по соседям, которые считали его за полоумного и боялись его строптивого и бешеного нрава. Подобного товарища никто не желал иметь в шайке: его уговорили действовать самостоятельно, добыли ему от Топора приказ набрать шайку иснабдили прокламациями. Собрав шесть человек разной сволочи, и зная что у богатого владельца фольварка Закупленья, Мацкевича, бывшего в то время в Могилёве, есть охотничьи ружья, Анцыпо отправился к нему в дом 24-го апреля, около полудня, объявил себя отрядным начальником польского войска, забрал ружья, рабочих лошадей, и подговорил пристать к пьяной компании трех человек из дворни. В это время возвратился хозяин с экономом на почтовых лошадях, взятых с Чечевицкой станции. Эконом Мацкевича и ямщик Папо присоединились к шайке.
Мацкевич отпустил гостей с честью, и они приступили к действиям. В числе двенадцати человек явились они в рядом лежащую деревню Закупленье; Анцыпо прочитал манифест польского короля, объявил разные милости: дарование земель, уничтожение акциза, и т.п., и советовал молиться за короля польского. От приглашения к бунту крестьяне отказались, отказались и продать топоры по 2 руб. серебром за каждый, но мятежников не перевязали, так как Анцыпо объявил, что за ним идут 800 французов. Двинувшись далее, шайка поздно вечером явилась у Чечевиц, перепилась и набуянила на станции лежащей по шоссе от Могилёва в Бобруйск, разорвала телеграф, сожгла на реке Друти мост, и в ту же ночь направилась в деревню Ядриву-Слободу. Прибыв туда утром 25-го, мятежники завербовали в свою шайку волостного писаря, сожгли дела волостного правления и обычным порядком призывали крестьян к мятежу. Далее Анцыпо заехал в фольварк Городище, где захватил для себя верховую лошадь, и в фольварк Александрово, где завербовал двух мальчиков. К вечеру шайка явилась в Селецкое волостное правление, сожгла дела, и усилилась приставшими к ней писарем и землемером. В фольварке Каркоте, где повстанцы ночевали, к ним пристали владелец, тоже по фамилии Анцыпо, и двое безземельных дворян.
Подкрепляя силы у каждого кабака, пьяная компания 26-го странствовала по соседним деревням и фольваркам, разбивала по кабакам вывески и патенты и без успеха призывала к мятежу. Пройдя Запоточье, Анцыпо переночевал в лесу, около фольварка Городка, утром 27-го явился в деревне Кучине, где шайка, состоявшая тогда из двадцати двух человек, увеличилась безземельным шляхтичем и пьяным крестьянином, и явилась на московском шоссе. Здесь также телеграф был разорван, и повстанцы остановились для ночлега в кирпичном заводе близ деревни Залотьи, в стороне от шоссе, верстах в тридцати с небольшим от Могилёва и верстах в пятнадцати от Старого Быхова.
Пока становой пристав Пуцило списывался с Быховым и Могилёвым и прибыла рота из Рогачёвского уезда, Анцыпо, смело оставаясь невдалеке от губернского города, в течение 4-х дней бесчинствовал на двух шоссе по волостным правлениям и кабакам. Население, не видя разъясняющей и ободряющей земской власти, было напугано объявлением, что вслед за пьяною шайкой приближаются французские войска.
27-го числа прибыла рота Смоленского полка, состоящая из семидесяти человек. Становой, не быв сам на месте действия и руководствуясь распускаемыми слухами, думал что в стане у него бродят две шайки, одна в 300, а другая в 20 человек. Он оставил половину команды с подпоручиком Липинским для охранения становой квартиры, а с другою под начальством штабс-капитана Кусонского, пустился на поиск. Обрадованные крестьяне указали путь следования шайки и её ночлег. Команда выступила ночью; но когда рано утром она прибыла на место, Анцыпо успел уже убраться. Не найдя шайки команда кинулась версты за четыре в фольварк Глухие, помещика Хударовича, но там никого не было. С близлежащей Глуховской станции взяли лошадей и направились верст за пять в деревню Язвы, но также неуспешно. Ясно было что шайка скрылась в небольшом лесистом треугольнике между Золоткою, Глухими и Язвами.
Становой пристав и штабс-капитан Кусонский решили ждать в деревне Язвах, пока ретивый десятник Осип Иванов с крестьянами не выследит шайку. Скоро Осип Иванов явился назад с вестями. Тогда становой Пуцило справедливо рассудил, что если с четвертого часу белого дня остаться ночевать в Язвах, то шайка может уйти; а потому несмотря на шедший дождь, он успел, как доносил он, воодушевить солдат и крестьян до того, что они охотно согласились преследовать мятежников.