Страница 79 из 83
В Ордеже дружина так наугощалась, что была принуждена остаться почти целые сутки и 24-го с утра, под острым углом повернула вправо, почти обратно прежнему направлению, и болотами и лесами потянулись на Лиозно.
Время терялось, в самой шайке обнаружились раздоры; многие хотели продолжать путь, но лишь с тем, чтобы сложить в Лиозно оружие. Паны начали кричать, ссориться, ругаться и бранные слова обильно посыпались на довудца; ему говорили, что он умеет только мучить какими-то порядками, бродя по болотам, а не знает как провести дружину и соединиться с другими партиями.
Довудца своим красноречием успел, однако же, удержать шайку в повиновении, прошел еще верст двадцать и остановился на ночь верстах в пятнадцати от Лиозно, в фольварке Пиоромонте, помещика Александра Пиоро. Рано утром 25-го, шайка двинулась к Лиозно, но узнав от евреев, что там стоят солдаты и ждут исправника, кинулись четвертым зигзагом верст за десять влево, в Оцково, имение помещицы Пиоро, где переночевала и на рассвете, 26-го числа, перешла в Погостище, имение мирового посредника Пиоро. Здесь недалеко от витебской границы, Будзилович думал дать отдых своему усталому войску и подождать достоверных сведений об участи партий оршанских и витебских ревнителей, с которыми его шайка должна была слиться в одно целое, где-то в окрестностях Лиозно. Ждали недолго; скоро раздались крики: "Москали!" Исправник был уже тут, а с ним на подводах сорок солдат и полсотни вооруженных крестьян.
Господский дом стоит на возвышенном берегу болотистой реки на котором разведен сад. Савицкий разделил свою команду на две части и двинул их с двух сторон к дому, дабы отрезать всякое отступление. Мятежники собрались у крыльца, открыли огонь, и одного рядового ранили. Довудца сколько мог удерживал, чтобы повстанцы не разбежались в саду; но не мог их остановить. Все кинулись в сад к реке; мятежники частью попрятались, частью задали в овраг и оттуда отстреливались. Крестьяне соперничали в ревности с солдатами; двое были убиты, когда Савицкий приказал солдатам выбить мятежников из оврага штыками. Унтер-офицер 16-й роты Могилёвского полка, Быковский, кинулся с людьми на ура! Мятежники с криком просили о пощаде; один из них замахал белым платком, желая вступить в переговоры. Савицкий потребовал безусловной сдачи и, показывая часы, дал 5 секунд на размышление. Видя штыки впереди, а реку сзади, человек пятнадцать кинулись вплавь, из них многие утонули в болотной воде; двадцать один с довудцем{22} положили оружие, в том числе трое раненых; убито было шесть.
IV
Через несколько дней после Топора в Литвиново приехали Жебровский и Олендзский; помещик Пиоро взялся доставить их к местам их назначений.
Жебровский-Костко прибыл в Сенненский уезд, и остановился в Слепцах, у помещика Александра Нитомавского, куда еще в марте переселился врач Карл Самуйло. С прибытием Самуйло усилились панские съезды и приготовления. По доставленным воеводе сведениям, 150 человек было готово для сбора в Слепцах с южной части Сенненского уезда; другая партия для той жe шайки формировалась арендатором Кучевским в Волосовичах, уже в Минской губернии, на самой границе.
Жебровский-Костко должен был идти навстречу Кучевскому и, соединив шайки, поднять шляхетные околицы соседних приходов, Черси, Лукомля и Вячера, но, к неприятному удивлению его, только 26 ревнителей вместо 150 были в сборе 23-го числа. Пропировав целый день, ночью пустились навстречу Кучевскому, но в веселой компании доехали только до Волосника, фольварка помещика Вильчицского, где тоже угощались целое 24-го число и для препровождения времени, в виду ожидаемого дела, стреляли в цель. Прибыли еще человек десять запоздалых. Кучевского не дождались и двинулись за десять верст в фольварк Худобы ужинать к помещику Генриху Нитославскому; дорогой к шайке пристали еще один эконом и какой-то едва лине насильно завербованный дворянин.
Утром 25-го компания двинулась завтракать к помещику Яновскому в фольварк Старо-Житье; у него запаслись старой водкой, обедали в фольварке Лисичино у помещика Хаминского, которого сын пристал к шайке, и ужинали у доктора Тошковича в фольварке Деражино.
Медленно двигаясь от завтраков к обедам, и от обедов к ужинам, на которых гостеприимные хозяева не жалели ни вин, ни старых вудок, повстанцы ознаменовали свое трехдневное шествие наймом в шайку трех дворовых, по 30 коп. в сутки. Хотя и во всех шайках, для поддержания воинственного жара, не забывали Бахуса, но в сенненской, к крайнему прискорбию некоторых ярых ревнителей, кутежное настроение взяло верх над всяким другим. Дни казались часами, и 26-е уже было на дворе, а сенненский мятеж заявил себя лишь тем, что пьяная компания надела на завербованного кучера треугольную шляпу, уверяя его, что он отныне чиновник.
Наконец, протрезвившись, они принялись за дело. Послали ораторов в ближайшую шляхетную околицу Вирки сильно обрабатываемую ксендзами Лукомлянского прихода; но шляхта, проведав о приезде мятежников в Деражино, вся ушла в лес. Пытался было Жебровский поднять православное население; собрали работников с поля ближайшей деревни Столбцев, и довудца начал им держать речь о короле польском и щедрых его милостях. Крестьяне низко кланялись. Жебровский, восхищенный хорошим началом, дал им целковый на вино. Но скоро пришлось ему разочароваться: крестьяне поспешили в ближайшую корчму и, выпив, начали толковать о том, что следует собраться и перевязать мятежников.
В Сенненском уезде, на который особенно надеялись мятежники, едва набралось человек тридцать разной сволочи охотников в шайку; со всеми ревнителями у Костки не было и ста человек под командой. Лукомлянский ксендз торжественно приводил их к присяге.
Трудно было идти с такой силой на Сенно, где стояли войска, да к тому же вести приходили одна другой сквернее: в Сенно ждали еще войск из Витебска, и что оттуда и из Могилёва на подводах уже посланы войска к границе Могилёвского и Сенненского уездов; в Оршанском уезде крестьяне вязали панов. Доходили, правда, слухи о взятие воеводой Горок, но звук победы был издалека, а на месте кругом одна гибель, и в населении к мятежу никакого сочувствия. В таком же смысле писал Кучевский и звал в борисовские леса. Довудца подумал и после обеда 26-го числа с шайкой отправился в Волосовичи Минской губернии, куда последовала за ним и партия в десять человек, вновь навербованных Комаровским.
С этого времени Костко только по временам быстрыми налетами являлся в Сенненском уезде. 5-го мая из фольварка Кандохова была увезена бочка старой водки; 6-го вечером повстанцы явились в деревню Щавры и, награбив вина, расположились на Животском берегу озера, около деревни Подберцы. Двое суток пировали повстанцы, пока не разогнал их залп роты, подошедшей по указанию крестьянина. Кто купался в озере, разбежались нагими в лес; на месте нашли немало мертвецки пьяных; взяли обоз и недопитое вино. Партия Костки была вскоре в Минской губернии вся рассеяна, и сам он попался в плен.
Между тем Антоний Олендзский расставшись с Жебровским в Сенненском уезде, по-видимому в фольварке Мальцах, поехал далее в Могилёвский уезд, и приютился у помещика Черниховского в Булатах. Венцлавович, сын владельца имения Самсоны, и мировой посредник Позняк были ревностные подготовители мятежа в Могилёвском и северной части Быховского уездов. Венцлавович, который в доме отца не мог принять желанного гостя, приезжал к Антонию ежедневно и возил его по помещикам. Могилёвские ревнители поднесли довудцу богатый золотом шитый кунтуш, который смуглый молодой Олендзкий не снимал потом с плеч, вероятно находя его к лицу. По возвращении Позняка из Литвинова, куда он ездил на поклон к воеводе, Олендзский 20 числа поехал к нему в фольварк Василевку, а оттуда они вместе заехали к помещице Гребицкой в Скляново. Наслушавшись там вновь привезенных Познаком из Литвинова вестей, довудца возвратился домой в наилучшем настроении духа.