Инсталляция

Шурик заморгал, потом улёгся рядом с мамой и сонным голосом сказал:

— Ну и ладно… А синяк у меня и так есть…

Маленький великий человек

Обычно около восьми вечера для Альки наступало время собственного величия. Вот и сейчас на часах было восемь, и Алька ласково зашептал:

«И в школу я сходил. И пятёрку получил. И первоклассника от его одноклассника защитил, и семиклассника от третьеклассницы… — тут он задумался и добавил: — Позавтракал. Уроки сделал. К бабушке в гости зашёл, — тут он снова задумался и снова добавил: — Умылся. Телевизор не смотрел. С сестрой не дрался. Не плевал в директора… — и напоследок, счастливо выдохнув, шепнул: — Кровать застелил…»

И так от всего этого стало ему хорошо! Будто он вверх взлетел — под потолок, или ещё выше! Будто тепло разлилось между рёбрами, так ему стало хорошо.

Тут в комнату зашла мама и сердито сказала:

— Алька! Опять не вынес мусор! Опять кошку за хвост таскал! Опять папе газету продырявил!

— Ах, мама, — сказал Алька, блаженно улыбаясь. — Великим людям позволено всё!

В гости

Сенька свесился с балкона и кричит:

— Витька-а-а! Иди сюда! Я тебе дверь открою!

— Зачем? — кричит Витька.

— Низачем! — кричит Сенька. — Просто так иди! Ногами!

— Зачем идти просто так? — кричит снизу Витька. — Просто так я могу и здесь постоять! Просто так я много чего могу!

— Я что-нибудь придумаю! — кричит Сенька. — Чтобы не просто так!

— Придумывай!

Сенька думал на балконе, а Витька стоял внизу и ждал.

— Придумал? — кричит Витька.

— Пока не придумал! Почему не хочешь идти просто так? Раньше ходил!

Витька задумался, кричать или не кричать это на всю улицу, и решился:

— Меня мама ругает! За бессмысленное хождение по гостям! Если будет смысл, я пойду!

— У меня варенье есть! — крикнул Сенька.

— Так бы и сказал! — сказал Витька и пошёл к Сеньке в гости.

И весь двор пошёл.

Потому что смысл — хорошая штука!

Зал мистики

Закрытые двери

Этой ночью я поверил в них.

Было слишком рано, я спал, но даже сквозь сон чувствовал их полупрозрачное присутствие. Они не забрали ничего, просто молча побыли и исчезли. Иногда я на секунду просыпался, но видел только, как горит маленький ночник, воткнутый в розетку.

Это их не испугало.

На улицах пустынно и холодно.

Ещё рано — шесть утра. Я дышу паром, а папа говорит:

— Не отставай.

Я стараюсь бежать быстрее, но сворачиваю на траву. Она покрыта инеем. Если оглянуться назад, будут видны мои следы. Но я не оглядываюсь. Я закрываю глаза и вдыхаю морозный воздух.

В кармане спортивных брюк звенят монеты и ключи. Я стараюсь придерживать их рукой, но так бежать неудобно. Папа недовольно оглядывается на меня и машет рукой:

— Давай, давай.

Папа замедляет шаг, чтобы я смог догнать. Я приближаюсь, осторожно смотрю на него и думаю — говорить или нет? Папа сосредоточен и смотрит только вперёд. Конечно, не нужно. Одной ногой я бегу по асфальтовой дороге, а другой делаю одноногие следы на заиндевевшей траве. Скоро взойдёт солнце, растопит иней, и никто ничего не увидит — ну и пусть.

— Они приходили ночью, — всё-таки говорю я.

— Глупости, — говорит папа.

— Ты даже не хочешь узнать, кто?

— Не выдумывай.

— И всё-таки они были, — не унимаюсь я.

Мы бежим мимо дворника, который сметает с чистого асфальта воздух.

— Дверь на двух замках, — говорит папа. — Никто не может пробраться. Они что-нибудь забрали?

— Меня, — почему-то говорю я.

Дальше мы бежим в тяжёлом молчании. Забегаем в парк, я подпрыгиваю до высоких веток. Папа недоволен, но ничего не говорит.

На обратном пути я стараюсь бежать по своим следам, но их уже не видно.

— Мы можем не бегать, — слегка задыхаясь, говорю я. — Мамы не будет ещё месяц. Никто не проверит.

— Нужно уметь убегать, — говорит папа.

Наверное, шутит. Он хорошо умеет скрывать шутки за серьёзностью.

В классе на уроке я увидел звезду. Размером с мою ладонь, не больше. Она приближалась ко мне по воздуху — медленно, будто стараясь не напугать. Больше никто её не видел. Звезда пролетела прямо сквозь Машу Слинкину, но та даже не шелохнулась. Я подтолкнул звезду плечом, и на рубашке остался выгоревший, будто от летнего солнца, след. Я приподнялся и подтолкнул звезду головой.

Маме нравится, когда летом у меня светлеют волосы.

— Ильцев! — крикнула учительница, и спокойно, почти ласково добавила: — Выйди из класса.

Я вышел, а звезда осталась там, внутри.

Наверное, теперь так будет всегда — я буду где-то ещё.

Я потоптался перед дверью и вышел на улицу.

На самых последних ступеньках длинной лестницы в парке стоял мальчик. Он был так далеко, что казался тонким, почти прозрачным. Я почему-то кивнул ему, а он улыбнулся. Не знаю, как я смог разглядеть это. Небо было затянуто облаками, одни выше, другие ниже — и все плыли в разные стороны. Я зачерпнул немного песка, поднял высоко руку и, зажмурившись, рассеивал его по ветру.

— Ты видел звезду и теперь должен уйти, — сказал мальчик.

Он стоял рядом, непонятно радостный, с хитрым прищуром глаз. Он присел, зачерпнул немного песка и высыпал его в карман.

Я внезапно чихнул и потёр кулаком нос.

Мальчик улыбнулся и сказал:

— Будь здоров. Ты пойдёшь со мной.

Я шмыгнул носом и спросил:

— Можно будет вернуться?

— Нет, — сказал мальчик.

— Но мне бы хотелось, — признался я.

— Мне тоже. Ты можешь остаться.

Я могу остаться, но у меня нет выбора. Мы помолчали, я неразборчиво огляделся.

— Они приходили этой ночью, — доверчиво сказал я.

— Так всегда бывает, — ответил мальчик.

Морозное утро, и мы бежим.

По бокам нашей дороги, узкой беговой тропинки — бетонные плиты, но скоро дорога закончится.

— Вперёд, вперёд! — кричит мальчик, и я мчу как можно скорее.

Я подпрыгиваю, пытаясь дотянуться до верхушки бетонной плиты, но мне не достать.

— Нужно уметь убегать? — усмехаюсь я.

Мальчик беспокойно смотрит на меня.

— Дурак, — говорит он. — Нужно уметь приближаться.

В кармане моих брюк звенят монеты и ключи. Ключи — от дома, монеты — на обед в столовой. Я придерживаю их рукой, но так бежать неудобно. Тогда я вытаскиваю их из кармана и бросаю в стену. Она тут же исчезает. Мальчик останавливается, переводит дыхание и как-то завистливо смотрит на меня.

Вокруг нас — необитаемая пустота. Мне кажется, что теперь я могу всё. Бежать со скоростью света. Уходить и возвращаться. Сколько угодно.

— Мы должны найти тех, кто приходил ночью? — спрашиваю я.

— Это был я, — говорит мальчик. — Куда ты хочешь пойти?

— А куда можно?

— Всюду.

Я присаживаюсь на корточки, беру небольшую ветку и вывожу на земле непонятные мне знаки.

Мальчик молчит и смотрит, как я рисую.

— Значит, мы можем проходить сквозь закрытые двери? — говорю я.

— Конечно.

Я поднимаюсь, мальчик превращается в звезду и садится мне на выгоревшее плечо.

Но мы не идём назад.

Мы снова бежим вперёд, вокруг планеты, чтобы вернуться с другой стороны.

Тяжёлый урок

Димка ненавидел сочинения. И Славка ненавидел. И Лена с первой парты их тоже терпеть не могла. И Лена со второй парты сочинения на дух не переносила. Весь класс был против сочинения, и только одна жалкая училка — за.

Двадцать пять против одной.

— Извините, я опоздал…

Двадцать шесть против одной.

Учительница выводила на доске тему, а все двадцать шесть умножить на два глаз прожигали её со спины.

«Как я…» — написала учительница, и хвост от буквы я пополз вниз, и сама учительница медленно съехала на пол.

— Круто, — сказал Димка. — В этот раз она до буквы «Я» добралась.