Страница 7 из 23
— Вот подхалим! Ишь как начальство встречает! — смеялись солдаты. Но вернее всего, Потапыч так старался потому, что получал от людей с золотыми погонами более вкусные гостинцы: конфеты, мармелад, иногда перепадала ему и плитка шоколада.
Наш техсостав питался в одной столовой с БАО, я видел, как Потапыч ел.
Садился он, как правило, за стол на одну скамейку с солдатами и спокойно ждал, когда принесут еду. Первое и второе давали ему в одной миске, остывшее, чтобы не обжегся. Съедал он это месиво быстро и начинал нетерпеливо ерзать.
— Спокойней! — осаживал его Костя и тут же поучал: — Выдержка, Потапыч, прежде всего. — Медвежонок сразу затихал, но влажная пуговка черного носа ходила из стороны в сторону, а антрацитовые глазки щурились на «амбразуру», в которой наш повар Муха разливал компот. Компот выносил и ставил на стол медвежонку сам повар. Потапыч мгновенно сгребал миску с компотом и, прижав ее лапой к столу и груди, чтоб не вертелась, другую лапу запускал в миску, а через некоторое время слышалось сладкое причмокивание и довольное урчание.
— Что, Потапушка, нравится? Ешь, ешь, не торопись, еще дам... — счастливо, по-детски улыбался розовощекий Муха.
Муха — было прозвище повара, а на самом деле его звали Александром. Получил же он свое прозвище за проклятого таракана, который невесть каким образом очутился у одного солдата в тарелке со щами. Солдат, естественно, возмутился, вызвал дежурного по кухне, тот, в свою очередь, пригласил повара и врача, снимавшего пробу. Щи с тараканом могли вылиться в настоящее ЧП, и хитрый повар сразу это понял, как только увидел таракана.
— Да разве это таракан! — вскричал он на всю столовую. — Это же муха! Самая настоящая.
Потерпевший солдат раскрыл рот от удивления и растерянно хлопал глазами. Все собравшиеся опешили, даже пожилой врач-майор, снимавший пробу, от такого нахальства повара растерялся. А повар, воспользовавшись всеобщим замешательством, ловко поддел прусака ложкой и выкинул в форточку.
— И стоило тебе из-за какой-то маленькой мухи такой большой шум поднимать... — глядя на солдата, покачал головой повар. — Сказал бы мне потихоньку, я бы тебе сразу заменил. Эх ты... — вздохнул Александр и пошел к раздаточной.
С тех пор настоящее имя повара было предано забвению, и, кроме как Муха, его никак больше не звали.
Бывало, сидим в столовой, обедаем. А он застынет в раздаточном окошке в своем накрахмаленном колпаке и халате, подопрет кулаком пухлую розовую щеку и наблюдает, с каким аппетитом уписываем мы с мороза овсяную кашу. В столовой тишина, слышно только, как стучат и скребут о дно алюминиевых тарелок ложки. И вдруг эту тишь прорежет чей-нибудь простуженный недовольный голос:
— Муха, почему сегодня мяса мало?!
— Сам съел! — не меняя позы и не моргнув глазом, тут же парирует Муха.
Но была у нашего повара слабость: до безумия любил животных. Его знали все бродячие собаки и кошки окрестности. Повар относился к вольнонаемному составу и жил в городе, и когда приходил на работу, то все остатки солдатской пищи скармливал сопровождавшим его собакам.
— Ты бы лучше поросенка завел, — советовал ему хозяйственный старшина, — к осени, глядишь, и сало бы свое было...
— Нам с женой и без того забот хватает, а собачки вот голодные, — вываливая псам объедки, вздыхал Муха.
Когда же появился медвежонок, Муха в нем, как говорится, души не чаял. Мало того, что щедрее всех повар подкармливал Потапыча компотом и сахаром, так умудрялся иногда тайком от жены прихватить из дома баночку варенья или сгущенки. Ну, и медвежонок тоже платил ему взаимностью. Как завидит Муху, во всю свою медвежью прыть несется к нему. Подбежит, встанет на дыбки и протягивает лапы, будто обнять хочет. Возьмет его Муха на руки, а он пытается лизнуть ему лицо, руки, а потом начинает обнюхивать своего любимца и обязательно найдет сладкое — куда бы Муха его ни спрятал.
Минул Новый год. Солдаты сдержали свое слово, и рота заняла первое место в батальоне, а Потапыч получил «постоянную прописку» в каптерке.
Как-то в январе разыгралась пурга. Она бушевала целые сутки, а к утру стихла. А к обеду всех облетела тревожная весть: пропал повар Муха. Вышел на работу в пургу и пропал. Срочно, по тревоге, был поднят и поставлен на лыжи взвод.
Каждому отделению лично сам командир батальона дал указания и отвел сектор поиска. Солдаты во главе с командирами отделений осмотрели все окрестности вокруг гарнизона и предполагаемые пути следования повара, но безуспешно — повара обнаружить нигде не удалось. Тогда кто-то предложил взять с собой на поиск Потапыча. И все началось сначала.
Потапыча подвели к дому, где жил Муха, и пошли к гарнизону по той дороге, по которой, по словам жены Мухи, он обычно ходил на работу. Но медвежонок никак не мог понять: чего от него хотят люди? Он то выбегал вперед рассыпавшихся развернутой цепью солдат, то теребил лапой распахнувшийся полушубок у кого-нибудь.
— Не бегать и не играть тебя с собой взяли, балбес ты этакий! — злился Горюнов, командир поискового отделения. — Му-ху ищи, понял?! Му-ху! — повторял он, растягивая по слогам.
Но Потапыч в недоумении вертел головой из стороны в сторону, вставал на дыбки и тянул лапу к носу. В конце концов Потапычу, видимо, надоело теребить у солдат полушубки и ждать, чтобы с ним поиграли, тем более, что все были какими-то озабоченными и на него не обращали внимания. Он недовольно фыркнул и, переваливаясь с боку на бок, отстал от цепи.
Когда же почти подошли к гарнизону, кто-то вдруг вспомнил о медвежонке:
— А где Потапыч?
Остановились. Стали кричать. Но Потапыч не появлялся. Пришлось повернуть назад.
— Теперь его ищи. Зря брали медвежонка... — ворчали взмокшие, усталые солдаты.
Потом начали вспоминать: кто и где видел Потапыча в последний раз. Подошли к тому месту и наткнулись на следы. Ладошкообразные следы Потапыча повели в сторону от занесенной сугробами дороги. Вдруг шедший впереди Костя Горюнов крикнул:
— Стой! Яма! — Дальше следов не было видно.
Все остановились. А Когда подошли ближе, то услышали довольное урчание: так обычно урчал Потапыч, когда ел сладкое.
В глубокой яме, обхватив шею медвежонка руками, стонал от боли и плакал от радости повар Муха.
Оказывается, он сбился во время пурги с дороги и угодил в вырытую геологами яму, а при падении сильно ушиб плечо и сломал ногу, поэтому не смог выкарабкаться.
Муху отнесли в госпиталь, а Потапыч с тех пор стал «ходить в героях».
Как медвежонок обнаружил Муху, для всех осталось загадкой. Много было разных кривотолков и предположений по этому поводу. Одни говорили о слабом снежном насте над ямой, не выдержавшем Потапыча, другие — об исключительном медвежьем чутье, третьи — о случайности, но толком никто ничего н знал.
Наступила весна. Потапыч заметно вырос и окреп. И если осенью медвежонок страсть как боялся собак, от которых зачастую спасался на телеграфных столбах и на крыше казармы, то весной они сами разбегались от Потапыча во все стороны с поджатыми хвостами, где бы он ни появился, даже на свалке, куда он иногда наведывался за порчеными рыбьими головами.
— И не стыдно тебе жрать тухлятину?! Что ты в ней нашел хорошего? — ругал его Костя, когда Потапыч возвращался из очередной такой прогулки. — Разит от тебя хуже, чем от сотни горьких пьяниц, неслух ты этакий. Придется мне опять драить тебя до седьмого пота — в казарму-то такого не пустят...
Костя брал ведро, наливал в него теплой воды и, прихватив с собой кусок мыла, уходил подальше от казармы. Потапыч, низко опустив голову, будто оправдываясь, виновато урчал себе что-то под нос и покорно следовал за Костей.
В последний раз я видел Потапыча перед уходом в госпиталь, а когда поправился и вернулся назад, его уже не стало.
Пока я лежал в госпитале, Костю Горюнова отправили на месяц в командировку на Большую землю. Ребята потом вспоминали: «Так Костя не хотел улетать в эту командировку, как будто что-то предчувствовал. И что теперь мы ему скажем?»