Страница 5 из 23
Сутулый, поняв, что их затея без шума избавиться от живого свидетеля провалилась, решил действовать открыто. Из нагрудного кармана вместо паспорта показалась рукоятка пистолета. Однако выстрелить не удалось: ударом тяжелой дубовой палки я лишил бандита сознания.
Бедному Трезору приходилось туго: рыжий хотя орал нечеловеческим голосом, но и колотил его свободной рукой и пинками, стараясь добраться до валявшейся финки. Я помог своему четвероногому другу избавиться от ударов и, сбив палкой бандита на землю, связал ему руки. В дальнейшем на следствии выяснилось, что эти головорезы в прошедшую ночь совершили ограбление и временно хотели спрятать вещи и ценности в густом винограднике.
С этого дня мы с Трезором друг без друга жить не могли. Где я — там Трезор. Где Трезор — там я. Два неразлучных друга, человек и собака, везде и всюду вместе. И если бы не фашисты — не расстались бы никогда!
Я не мог оставаться дома в те грозные для Отчизны дни. Вместе с друзьями подал заявление в военкомат о досрочном призыве в ряды Советской Армия Последний день перед отъездом я провел с близкими и со своим неразлучным другом. А хмурым осенним утром, распростившись с Трезором и заперев его в сарае чтобы не так тяжки были последние минуты разлуки я с родными прибыл на станцию Кауфманская. Маленький вокзал встретил нас оживленным шумом и толкотней пассажиров и провожающих.
Чтобы спокойно поговорить с родными, мы отошли от перрона и прижались к станционной изгороди. Как через мелкое сито, сыпал из черных туч холодный осенний дождь. Поблекшие цветы на клумбах за изгородью и желтые осыпающиеся листья акаций у водокачки на которой противно каркала серая ворона, — все говорило о приближающихся холодах, сырости и слякоти. Лица у всех серьезные, угрюмо сосредоточенные. Придется ли еще увидеть родных и знакомых и все тс что так мило и дорого сердцу?..
До прихода поезда оставались считанные минуты как вдруг на мои плечи легли тяжелые собачьи лапы Трезор разбил окно в сарае и умудрился среди такой массы народа разыскать своих. Мне было приятно, что Трезор прибежал на проводы, и одновременно стыдно перед ним, что не взял сразу. А верный пес чувствовал горькую разлуку и с такой человеческой тоской смотрел мне в лицо своими ласковыми, умными глазами, так жалобно скулил и взвизгивал, что многие обращали на нас внимание. Но я никого не замечал и ничего не видел, кроме тоскливого взгляда своего друга, у которого в глазах стояли настоящие человечьи слезы...
Через полтора месяца я получил первое письмо из дома. После теплых приветствий, поздравлений и вопросов родные осторожно сообщили о горькой утрате. Трезор, с которым были связаны мои самые лучшие дни юности, мой спаситель, преданный всем своим честным собачьим сердцем друг, погиб под колесами поезда, на котором я уехал. Когда последний свисток известил об отправке и захлопнулась дверь тамбура, Трезор неожиданно рванулся и выскользнул из рук брата.
Дальше я читать не мог...
Город Янгиюль, 1943
ЛЕСНАЯ МУЗЫКАНТША
Есть на северо-востоке Сахалина озеро, окрещенное местными охотниками «Круглым», Посмотришь на него с какой-нибудь возвышенности, и перед тобой откроется панорама убегающих вниз настороженных вершин пихт, елей, лиственниц, а за ними, у подножия сопок, словно зеркальная тарелочка, блестит на солнце таежное озеро.
Если спустишься вниз и пройдешь километра три по буйной молодой поросли и завалам бурелома, то очутишься на берегу естественного широкого водоема, окаймленного зеленым ворсом хвои и кустами сизовато-белесой голубики.
Летом, среди моря зелени, душистого карликового шиповника, черемши и бархатного мха, это место мне казалось земным раем.
Бывало, приду сюда в пору сбора ягод, когда спелая голубика так и просится в корзину, выберу полянку поуютнее и, забыв все на свете, переселяюсь в иной мир: часами наблюдаю за игрой юрких, как мышата, полосатых бурундучат, затаив дыхание, с волнение» слушаю нежную перекличку рябчиков.
Вот в этом живописном уголке однажды я услышал странные звуки.
Начинались они с высокого тона, затем, постепенно ослабевая, приобретали более низкий и, превратившись в глухое дребезжание, замирали.
Через какой-то промежуток времени звуки возобновлялись, чтобы проплыть над поверхностью хрустально-чистой воды и обессиленными утонуть в прибрежной растительности.
Эти загадочные звуки доносились с противоположного берега озера. Я долго прислушивался к ним, но так и не мог понять, что бы это значило? В конце концов мной овладело такое любопытство, что я не выдержал и, оставив корзину на полянке, пошел разыскивать таинственного музыканта.
Местность я знал хорошо, так как не раз ходил по ней вдоль и поперек.
Пробравшись по едва заметной тропинке, виляющей меж густых слойниковых зарослей, я вскоре выбрался на другую сторону озера.
Чем ближе я подходил к источнику звуков, тем отчетливее и громче слышались они.
Чтобы не спугнуть «исполнителя» раньше времени и застать его в момент наслаждения «музыкой», я сбавил шаг и пошел осторожнее.
Так незаметно я подобрался к густому кусту.
Отодвинув мешавшую ветку, осторожно выглянул и... вдруг почувствовал, как по моей спине поползли холодные мурашки.
Метрах в тридцати от куста на открытой мшистой полянке сидела бурая медведица с двумя медвежатами.
Мне показалось, что зверь увидел меня и готовится к нападению. Я весь похолодел от такой мысли, ведь у меня не было с собой даже ножа.
Мучительно долго проходила первая секунда, зверь не трогался с места.
И вдруг в напряженной тишине точно лопнула бомба: над озером снова прокатились дребезжащие звуки. Только сейчас я понял, что мохнатая хозяйка леса так чем-то увлечена, что потеряла всякую осторожность. И когда спасительный ветерок успокаивающе дохнул мне в лицо со стороны медведицы, я понял, что могу безнаказанно постичь тайну возникновения звуков.
Густые ветви хвои надежно скрывали меня от глаз зверя, и я, затаив дыхание, через редкие просветы в усыпанных зелеными иголками ветвях стал наблюдать за медведицей и ее потомством.
В центре залитой солнцем поляны торчала расщепленная молнией сухая ель. Около этой ели, боком ко мне, на задних лапах сидела медведица. Передние лапы ее упирались в комель дерева. Удлиненная морда удивленно смотрела вверх. Медведица время от времени медленно поднимала свою тяжелую переднюю лапу и, оттянув железными когтями отщепину, отпускала ее. Отщепина мелко-мелко дрожала, и при этом получались те самые дребезжащие звуки, которые и привели меня к этому месту.
Как обнаружила медведица этот «музыкальный инструмент», для меня до сих пор остается загадкой. Возможно, она вначале просто почесалась об эту ель, и дерево вдруг зазвучало. Тогда медведица тронула отщепину лапой. А может быть, произошло все иначе. Не знаю...
Но нужно было видеть, с каким уморительным наслаждением медведица прислушивалась к своей музыке. Трудно было удержаться от улыбки.
Этот дикий, могучий зверь сейчас всем своим видом выражал сентиментальное умиление.
Красный, точно стручок перца, язык вывалился из полуоткрытой пасти набок; от рождения нечесанная башка по мере угасания звуков ворочалась из стороны и сторону, а приподнятые уши впитывали все, что только можно было впитать из этого «музыкального творения».
Два полугодовалых медвежонка, потешно облапив друг друга, катались около матери.
Как-то я читал рассказ Михаила Михайловича Пришвина о том, как он наблюдал игру медведя на старом расщепленном пне, и, вспомнив об этом, очень обрадовался — мне тоже посчастливилось увидеть редкую, бесподобную картину.
Неизвестно, сколько бы еще времени я просидел кустах, если бы не шалость одного медвежонка. Вырвавшись из цепких лап брата, он подбежал к «музыкальной» ели и начал карабкаться на нее в тот момент, когда медведица оттянула отщепину. Через несколько секунд вместо дребезжащих звуков над озером понеслись вопли маленького проказника.