Страница 89 из 177
И стал уже поворачиваться, обиженно потупив глаза в землю, как его остановил Кайсай:
— Дать бы тебе в ухо, — проговорил он, спокойно, но не злобно.
— За что? — резко обернувшись, потерялся дед.
— А кто меня надоумил тому придурку в глаз дать? А?
— Так это… — принялся оправдываться леший, явно не зная, что соврать в своё оправдание, но тут же нашёлся и выпалил, — так, сам виноват.
— Я? — недоумению Кайсая, не было придела.
— А кто ж? Надо было сразу в глаз бить, — распалился резко дед, — а потом уж пинай, сколь хошь.
— Так это ты, недомерок, заваруху нашкодил? — отодвигая Кайсая рукой в сторону, буквально, вклинилась в их разборку взвизгнувшая Апити, перехватив инициативу у рыжего, уже открывшего рот для достойного ответа.
— Молчи, баба, — топнув ножкой, заверещал дедок.
Но дело до драки не дошло, потому что обстановку разрядил Кулик своим истеричным смехом, у которого, видно, напряжение тоже лопнуло и излилось вот таким, своеобразных образом.
Все трое стоящих, посмотрели на него, как на дурака, катающегося по траве, но при этом, драться передумали. Кайсай и Апити тоже улыбнулись, а грозный дед-недомерок, сложив руки на груди, злобно смотрел на катающегося по траве человека. Наконец, Кулик, откатавшись положенное время, снова сел, вытирая слёзы и со словами: «Вот умора!», посмотрел на рыжего воина.
— Вот, видишь, Кайсай, какая жизнь у нас интересная началась, а ты всё бой, да бой.
Но Кайсай ни подумать не успел, ни ответить, так как, тут же его мысли перебил, вечно не по делу, вмешивающийся дед:
— Кайсай, а ты чё эт голожопым то скачешь перед бабой? Воще стыд потерял? Аль эта дрянь, сисястая, тута свою руку приложила?
— Молчи, старый! — тут же грозно рявкнула на него баба.
— Тихо! — остановил опять начинающую перебранку Кайсай, поднимая при этом руки в знак примирения, — вы, что тут, постоянно цапаетесь?
— Ну, почему же, — неожиданно резко поменяв тон, загадочно и томно проговорила еги-баба, подойдя к лешему и нежно погладив его по голове, от чего, тот округлил, в раз сверкнувшие слезой глазки и расцвёл в блаженной улыбке.
— Понятно, — подытожил Кайсай, усмехаясь, — пойду одеваться, — и потрясся свой отросток пальчиками, добавил, — мне в этом деле с лешим не тягаться.
— А то, — удовлетворённо буркнул самодовольный дедок, горделиво взглянув на улыбающуюся бабу, снизу-вверх.
С одной стороны, разговор Кайсая с Куликом, вроде бы, как не удался, но с другой, не смотря на всё это, они стали общаться. Кайсай с удивлением для себя отметил, что попутчик, волей судьбы приставленный в начале его пути, оказался интересным и не глупым собеседником.
В отличии от Кайсая, он много знал об обычной мирской жизни и с удовольствием об этом рассказывал. Кайсай же поучал его воинским премудростям, которые тот, впитывал в себя, как пересохший песок и в конечном итоге от слов, они постепенно перешли к делу.
Спина ещё болела и в полную силу показать мастерство, рыжий воин не мог, но Кулику и того хватало за глаза. Даже с покалеченным и не гнущимся в спине Кайсаем, он ничего сделать не мог, как ни старался и не пыжился.
Один раз, он увлёкся настолько, что не заметил, как откровенные издёвки воина, вывели его из себя и не отдавая отчёт своим действиям и разъярившись до состояния бешеного быка, Кулик выбросил ненавистный ему меч, выхватил из пня, воткнутый топор и с яростными воплями, кинулся на обидчика, мечась средь молодых берёз и осинок, то и дело, снося тонкие стволы с одного замаха, как травины.
Он не помнил, как долго это продолжалось, но холодная струя, большого ковша воды, прилетевшая ему в лицо, в раз, остудила пыл, и он, тяжело дыша, огляделся. Прямо перед ним стояла обеспокоенная и как всегда голая Апити, а чуть поодаль, тяжело дышавший Кайсай, держась за берёзу и прогибая больную спину назад, с мученическим выражением лица.
— Кулик, — проскрипел, корчась от боли воин, — из тебя никогда не получится бердника.
Кулик опустил руки, всё ещё державшие топор и поник головой.
— Потому что ты, настоящий берсеркер, — тем временем закончил Кайсай, дружески улыбаясь, — мне про таких, как ты, дед рассказывал.
— Я не хотел, — начал оправдываться Кулик, — какое-то затмение нашло. Сам не понимаю. Я не сумасшедший. Ты не думай.
— А кто сказал, что ты сумасшедший? — продолжил загнанный раненный, — берсеркеры — это такие воины. Топорные тараны. Которые в бою боли не чувствуют и проламывают, самую непреступную оборону. Притом, дед говорил, что в бою к ним близко подходить нельзя. Они бьют всех без разбору. Чужих, своих им без разницы. Теперь, я на своей спине почувствовал, что без разницы.
Он подошёл, улыбаясь и обнял мокрого Кулика. Тот застеснялся, как красна девица, но тоже улыбнулся, довольный похвалой.
— И выбрось ты меч. Для тебя он, просто, не нужная тяжесть, а вот с топором, ты обращаться мастак, правда топор тебе нужен другой. Эх, кабы знал, прихватил бы у деда. Был у него такой.
Тут он вдруг спохватился, за озирался по сторонам и неожиданно позвал:
— Дед, а дед. Ты где?
— Чего орёшь, — пробурчал плюгавенький старикашка, выходя из-за спины Апити.
— Дед, — обратился он к нему с видом, будто застал последнего на месте преступления с поличным, — у тебя, случайно, боевого топора нет? Такого, двухстороннего…
— С чего эт ты, — сделал сначала недоумённый вид леший, выпучив глазёнки, а потом резко прищурился и спросил, как бы в надежде, но вовсе не впопад, — а вы чё, уже уходить собрались?
— А ты, что же это, нас уже гонишь?
— Да, кто ж вас гонит, — замялся дедок, отводя глазки в сторону, а всем видом показывая, мол, свалили бы вы уж побыстрее, надоели дармоеды.
— Давай уговор заключим, — предложил Кайсай напирая на лешего, — ты дашь ему боевой топор, обоюдный и учишь, как в состояние берсеркера входить, по желанию. Ведь без тебя здесь не обошлось?
— Ах, ты… — вскрикнула встрепенувшаяся Апити и отвесила смачную затрещину, стоящему подле неё деду, — он ведь чуть рыжего не зарубил.
Тот, лишь крякнул, но ничего не ответил.
— И мы, честь по чести, подаёмся восвояси, — закончил, хитро улыбаясь рыжий, закидывая косу за спину.
— А ежели нет? — с эдаким вызовом спросил дедок, выставляя, зачем-то, в перёд свою маленькую ножку.
— А ежели нет, — заговорщицки продолжил Кайсай, подходя к Апити и обнимая её за голые плечи, — мы ещё поживём. Надо же спинку подлечить, да, и в конце концов, мы ж в гостях у еги-бабы, а самой бабой, так и не попользовались.
С этими словами он хотел было ущипнуть её за торчащий сосок, но та лихо отреагировала и наглеца, как молнией по рукам шарахнуло, исключив возможность прикосновения и поставив все волоски на его теле дыбом.
— Не трошь, — зашипел дед и в его глазках засверкал не хороший огонёк.
Но Кайсай, ничего не соображая после разряда, по инерции хотел было продолжил задуманное, только руки затряслись так, что отказались слушаться. Голова гудела и единственно, что он осознал в тот момент, так это то, что Апити шибанула его каким-то колдовством, от которого тряска по всему телу, как волнами, до сих пор, каталась.
Он попятился от голой бабы, расплывшейся в растерянной улыбке, как от прокажённой. Только отойдя на несколько шагов, присел, скорчившись, обхватывая колени и начал потихоньку приходить в себя.
Увидев, что еги-баба смотрит на него не зло, а насмехаясь, а леший за её спиной принял довольный вид, как будто жареных лягушек обожрался, Кайсай, чувствуя, что проигрывает этот дипломатический поединок лесовику, попытался вновь кинуться в атаку, но уже не приближаясь к ним, а так, издали.
— Но леший, — принялся он восстанавливать сданные позиции, — посуди сам. А что нам ещё делать, пока я выздоравливаю? А она отказать не сможет. Не можешь же? — умоляюще потребовал ответа рыжий, от улыбающейся Апити, — ты ведь по законам живёшь? — но тут же переключившись от греха подальше вновь на лешего, которого, почему-то, не так боялся, как эту ненормальную бабу, — а коли ты нам нужное занятие устроишь, так нам и некогда будет тебе жизнь лесную портить.