Кровь вторая. Орда

— Обратного пути у нас уже нет. Мы зашли слишком далеко. Или мы идём до конца, или убивайте себя сами. Я вам не помощник.

Все, тут же успокоились. Задумались и со зверскими рожами, завалились в траву. Темнело. Бессонная ночь давала о себе знать, только жрать хотелось дико, но есть, было нечего.

Глава четвёртая. Она. Третий круг

Какое-то время, Райс и Апити не трогали. Их расселили в огромном деревянном Тереме, представлявшим из себя целый город, причудливым образом слепленных в один замысловатый клубок, больших и маленьких деревянных строений, разукрашенных витиеватой резьбой и узорами.

Девок распределили в соседние светлицы, но они, практически, постоянно были вместе, занимая ту или иную спаленку. Даже ночевали иногда вместе на одной лежанке. Удивительно, как две, абсолютно разные девы, столько много и так неприхотливо долго, умудрялись безостановочно трещать. О чём можно говорить днями и ночами на пролёт?!

Подружившись, не разлей вода, разболтав друг другу самые секретные секреты, излазив весь Терем сверху донизу и с одного края до другого, подруги каждый день умудрялись находить для себя, всё новые и новые занятия, пока в один из осенних дней, с утра, в светёлку к Апити, где ночевали обе проныры, не заявились стразу три вековухи-хозяйки. Матёрые Терема, разбудив, как всегда проболтавших, почти всю ночь девок, объявили, мол, хватит отдыхать, пора делом заниматься и разогнали их по своим норам.

К Райс в спальню занесли стол, короткую скамью, с большой круглой дыркой по средине и под эту скамью водрузили помойную лохань. Рыжая сидела на своём лежаке и с любопытством следила за приготовлениями. Она уже поняла, что ей придётся очень долго сидеть на этой скамье без права вставать, раз нужду придётся справлять прямо там, где сидишь. Это ей стразу не понравилось, только сначала было не понятно, зачем за этим столом сидеть и что надлежит делать.

В комнату вошла одна из вековух, которую все звали Мать Медведица. Когда Райс познакомилась с этой вековухой, то еле сдержала смех, от того гротескного несоответствия прозвища и внешности. Матёрая была ростом, от вершка два корешка, да, и вся, какая-то мелкая, щуплая, с несуразно длинными, тощими руками и крайне скудными седыми волосами. Глядя на неё, казалось, что в вековухе не хватает всего, но цветные колдовские узоры, её иссушенных рук, невольно заставляли уважать и побаиваться эту мелкую вековушку.

Матёрая Терема объяснила, что девке надлежит каждое утро, когда она будет входить в светёлку и будить её, садиться на скамью и сидеть на ней, до вечера, пока она не зайдёт и не разрешит спать. В таком режиме, было необходимо продержаться всего, как она сказала, девять дней, а в случае, если Райс оторвёт свою задницу от скамьи, то со следующего дня, девять дней начнутся по новой, не зависимо от того, сколько она до этого насидела.

После инструктажа, Мать Медведица, смотря на деву, рукой указала на деревянное сиденье с дырой, мол, начинай, а сама, обойдя стол, встала, напротив. Райс поднялась с лежака, подошла, задрала подол и уселась голым задом на дырку. Ей было, от чего-то, очень весело, и она сама не могла объяснить почему. Изначально, этот круг показался ей, уж больно простым, для исполнения.

Дверь раскрылась и теремные девченята, гурьбой стали накрывать перед ней стол, хотя нет, не накрывать, а заваливать его разнообразной едой: мясо, рыба, птица, разносолы, напитки, овощи, фрукты, ягоды. Чего там только не было. Аромат стоял такой, что слюной можно было подавиться.

Райс расплылась в хищной улыбке, потирая руки, собралась уже было, начать по кусочку всего попробовать, как Мать Медведица, подняв перед собой тощую руку и останавливая её порыв, тут же уточнила, что есть и пить с этого стола, тоже нельзя, те же девять дней и правило отсчёта, точно такое же, как и при сидении. Съела ягодку, хлебнула отвару, молодец, только со следующего дня, опять засветят её девять дней мучений.

И, наконец, вековуха, улыбнувшись закончила:

— Ты можешь есть, пить, плясать или валяться на лежаке кверху задницей, — инструктировала она ласково, — вот, только, из этой комнаты, выйти не сможешь до тех пор, пока не от терпишь положенные девять дней. Мне не жалко, хоть всю жизнь тут у нас живи. Не обеднеем.

С этими словами, она медленно развернулась и вышла. Дверь за ней закрылась. Райс задумалась. Она поняла, что её таким образом, будут испытывать на силу воли, а дочь царицы, всегда считала себя волевой девой, даже первые два круга, по сути, только на воле и прошла. Поразмыслив немного, она решила для себя, что справится. Должна. К тому же, всё равно, другого выхода нет.

Первый раз, Райс не выдержала испытание в тот же день, буквально к вечеру, почти перед самым приходом Матёрой. Она отсидела задницу, на жёсткой деревяшке и решила схитрить. Так как распущенный подол, полностью скрывал под собой короткую скамью, вместе с лоханью, то она думала, что если, чуть-чуть приподнимется и разомнёт одеревеневшие ягодицы, а потом, так же не заметно, сядет обратно, то никто не заметит. Решила, сделала, только села обратно, уже в помойную лохань, так как под задницей, скамьи не оказалось. Она просто исчезла!

Самодовольная девка, не смогла выйти из своей светёлки, не через девять, не через два раза по девять, не через три. Эти мучения, казались нескончаемыми. Высидеть девять дней на жёсткой скамье, при виде изобилия еды и оставаться при этом голодной, она не могла.

Наконец, Райс перестала себя истязать и три дня, просто ела, пила и скакала, давая себе отдых и раздумывая над тем, как этот круг мучений, можно пройти. Какие хитрости использовать, какие ухищрения придумать. До этого, царская дочь, смогла продержаться, только максимум шесть дней и то, это было в самом начале. Затем, становилось всё хуже и хуже. Это как раз и натолкнуло её на мысль о трёхдневном отдыхе, перед следующей попыткой.

Отдых дал результат. Она смогла продержаться восемь дней, да, и девять, может быть выдержала, если б не собственная оплошность. Чтобы хоть как-то размять задницу, Райс, перекатывалась с одной половинки на другую и нечаянно, а может быть от голода голова закружилась, но она, потеряв равновесие, брякнулась вместе со скамьёй на бок, которая, тут же исчезла.

Через некоторое время, в светёлку вошла Мать Медведица и увидев валяющуюся на полу Райс, беззвучно плачущую и похоже не собирающуюся подниматься, тяжело вздохнула, подошла к ней и ничего не говоря, уселась рядом, прямо на пол.

Измождённая девка лежала, подложив под голову руку и смотря пустым, ничего не соображающим взглядом, в пустой проём двери, тихо лила слёзы обиды на пол. Матёрая, молча усевшаяся рядом, тоже на неё не смотрела, а просто, замерев столбиком, уставила не моргающий взгляд, куда-то в стену.

— Можно тебя спросить, Мать Медведица? — неожиданно спросила рыжая, тихим, слабым голосом, не меняя при этом, ни своего положения, ни без эмоциональной маски на лице и не прекращая смачивать слезами пол.

Вековуха молчала, какое-то время, также не меняя в себе ни единой чёрточки, но затем, вновь тяжело вздохнула, один в один, как при входе и повернув голову к деве, успокаивая, наверное, в первую очередь саму себя, ответила:

— С теми, кто на круге, говорить запрещено, но у тебя, вроде бы, как круг прерван и начнётся только завтра, то, пожалуй, сегодня можно. Я не вижу в этом нарушения.

— Кого из меня здесь растят? — задала она, самый важный для себя вопрос.

Райс приходилось постоянно обманывать себя, что из неё, тут делают будущую царицу степей. Это придавало смысл всем страданиям, моральным истязаниям и душевным мучениям, давало цель, но вместе с тем, она прекрасно понимала — это самообман, что не давало ей необходимой уверенности, в своей дальнейшей борьбе. Поэтому, продержавшись с таким трудом восемь дней, целых восемь дней, когда ей не хватило, всего лишь одних, грёбанных суток, она надломилась, и сейчас, ей был нужен стимул: либо к продолжению борьбы, либо к её позорной кончине.