Страница 8 из 20
Конник мчался над лозами, лошадь была высокая, наверное помесь с персидской, но её ещё скрывала виноградная зелень, зато овчинную шапку и нагольный халат, молодое разъярённое лицо и отведённую руку с плетью они различили отчётливо.
Сунгар сорвался с места сразу, а затем уже закричал. Он помчался вперёд, стараясь опередить преследователя, отсекающего путь к бегству. Он весь согнулся, только пятки мелькали. Васька замешкался, из оцепенения его вывел крик друга, он поднял глаза и бросился вдогонку, но было уже поздно, да к тому же, высокий и крупный, он бегал медленнее и в схватках с ребятнёй всегда больше полагался на свою силу. Поняв, что попался, он встал, поднял руки, закрывая голову – в нагайку вплетают свинец или тяжёлый камешек, – и стал ждать, надеясь, что беззащитность позы умилостивит страшного всадника.
Большая чёрная лошадь пронеслась мимо, в воздухе просвистела плеть. «Уй-йаа!» – закричал татарин, досадуя, что не зацепил мальчишку. Он хотел было броситься за убегавшим Сунгаром, но промах озлил его: всадник рванул узду, поднял коня на дыбы и послал его назад, сильно стиснув бока вороного своими кривыми наездничьими ногами. Мелькнуло косое скуластое лицо, открытый рот, плеть обожгла руку, и слёзы сразу хлынули из глаз. В ту минуту Васька вдруг понял, что знает сторожа, даже помнит его имя – Юсуп Кубанец, – он что-то делал на конном дворе у губернатора, а теперь, видно, подался сторожить государеву ягоду.
– Не надо, Юсуп! – закричал он. – Не надо!
– Ненада? Ненада? – подхватил с восторгом татарин, и нагайка со свистом заходила по Васькиным плечам.
Он упал. Тело горело, кровь текла по руке. Она онемела и не сгибалась в локте.
– Не надо, Юсуп, не надо. – Он тихонько всхлипывал, сил не было громко реветь.
Нагайка обожгла ещё раз, и топот копыт стал удаляться. Он понял, что всё кончилось, что Юсуп поскакал за Сунгаром, но боялся даже посмотреть вслед и только прижимался к земле и сучил ногами от нестерпимой боли.
Дома мать охнула и бросилась отмывать. Он был страшен: распухший, посиневший, весь в грязи, спёкшейся крови и сладком виноградном соке. Спину саднило, холодная вода не приносила облегчения, а только щипала невыносимо. Дед из своего угла неожиданно поднялся на руках и изрёк: «Поделом, не бери чужого!» Это было обидно: из-за каких-то виноградных ягод он бит, а теперь ещё и вор. Васька молча глотал слёзы и отворачивался к стенке. Отец, придя домой, разобрался по-своему. Он редко сёк сына, но сейчас, словно злоба Кубанца передалась ему, схватил тяжёлый кожаный ремень – правило для бритвы – и отодрал его изо всей силы. Васька молчал и тут, только крепко сжал ноги.
Ночью он вдосталь наплакался и, кусая подушку, вспоминал виноград, старого верблюда, вот так же забитого, как он, и злое скуластое лицо Кубанца: «Ненада? Ненада?»
Юсупа Кубанца он не мог забыть никогда.
9
Октября в 26. Великого государя указ из Военной коллегии о переписке полевой армии и гарнизонных полков, и артиллерийских, и солдатских, и пушкарских, и прочего всякого чину служилых людей детей, недорослей, обучения неумеющих грамоте.
Помета на том указе полковника и губернатора Артемья Петровича Волынского такова: «Послать указ в Астрахань и велеть помянутых недорослей немедленно во всех городах переписать по сему великого государя указу и сделать имянные списки. Расписать по статутам особливо каждого чину детей, а другая такия ж списки оставить для ведения в Астраханской канцелярии, и которой недоросли ничему не учены, оных определять по приходским священникам, где кому пристало, и велеть им священникам и протоиереям церковным учить грамоте и считать, и писать, и о том послать во все городы Астраханской губернии к обер-комендантам и комендантам указы, чтоб они над учителями сами с прилежанием надсматривали и к тому б принуждали, а в котором городе сколько будет учеников из каких детей, о том присылали б погодные ведомости с имянными списками за руками в Астарахану».
10
«Здесь иное государство, а не Россия, понеже что государю и государству противно, то здесь приятно, и такия дела делаются, что и слышать странно».
11
Кафтан на нём тёплый, стёганый, да и натоплено основательно, так что озноб прошиб не от холода.
– Чёрт бы побрал эту Астрахань, – ругнулся в сердцах. – Я просто устал. Да ещё эти собаки…
Утреннее происшествие не шло из головы, мешало, как он себя уговаривал, настроиться на работу. Но, сам того не замечая, он и не пытался интересоваться делами, словно специально находил ничтожные поводы их избежать. Так в пустом томлении бродил по дому, придирался к прислуге и скоро заметил, что дом пуст – все из опасения попрятались по закоулкам. Он многократно подходил к столу, но то, что прежде волновало, заставляло с головой уйти в бумаги, сейчас казалось отвратительным, мелким, ничтожным, и он неприкаянно слонялся по покоям, избегал окон, рядом с которыми слышен был лай с улицы, и бессознательно старался освободиться от подпиравших дел. Дел же всегда хватало, – он завёл себе за правило работать всё утро, и после небольшой передышки на обед, часу в четвёртом, вновь садился к столу и редко вставал раньше восьми часов вечера.
– К чёрту! – в который раз повторил проклятие.
День не задался с самого утра. Сколько раз уговаривал себя быть спокойнее, но натура брала своё – словно петарда внутри взрывалась, гнев застилал глаза, и тогда…
– Это всё от усталости, – решил он. – Всё от усталости. Думают, управлять здешним варварским краем легко, они думают…
Мысли путались, в них заползал лай с площади, тянул к окну. Не выдержав, он быстро пересёк залу, вцепился руками в холодный подоконник – из щели дуло. Зима случилась необычайная для Астрахани – столь холодная, что поговаривали, если так ещё постоит, выстудит все сады и виноградники. Но сейчас это мало его беспокоило: он глядел на соборную площадь.
Снег не раз выпадал, но его уносил ветер, сметал в углы, в ямки – потому плац был гол. Только ветер над ним и носился, выскребал смёрзшийся песок, лизал простывшие до дна оконца луж. Солнце косыми послеполуденными лучами било в губернаторский дом, но не совладать было ему с сорвавшимся с цепи диким степным ветром. Стоявший у окна поёжился, представил, как несладко сейчас тому, на кобыле. Он глядел на копошащуюся серую массу, выставленную напоказ прямо против въездных ворот, но не было жалости к наказуемому. И зла. Утреннего сумасшедшего зла не было.
Собаки измученно дёргались и теперь почти уже выли и скребли передними свободными лапами промерзший песок. Они не утихомирились, не поняли, как, кажется, понял возвышающийся над ними, что смириться придётся. Да, да, придётся!
Человек на площади сник, кулём обвис на деревянной кобыле и лишь изредка вздрагивал, когда обезумевшие псы в который раз безуспешно пытались порвать ему ноги.
– Придётся смириться, придётся, иначе и быть не может, – повторил стоявший у окна уже вслух.
От этой мысли немного пришёл в себя и разглядывал странное сооружение хладнокровно и внимательно. Но внутреннее, глубинное неспокойствие не покидало.
– Так надо, – уверял себя. – Пусть, пусть думают, что тиран, – их только кнутом и можно приручить. Не научить, а именно приручить, как диких зверей. Только звери, пожалуй, быстрее сдаются.
2
Волынский Артемий Петрович (1689–1740) – государственный деятель, дипломат. Участник Прутского похода (1711) Петра I, был в плену в Стамбуле вместе с П. П. Шафировым. С 1719 г. назначен губернатором Астрахани. Во время Персидского похода 1722–1723 гг. за вымогательство и взятки попал в немилость к Петру I. Произведённый Екатериной I в генерал-майоры, Волынский был губернатором Казани (1725–1730, с перерывом). При Анне Иоанновне – обер-егермейстер и полный генерал (1736). С 1738 г. – кабинет-министр. Боролся с засильем иностранцев при дворе. Умело использовал противоречия между Э.-И. Бироном, А. И. Остерманом, Минихом и др. Составил «Генеральный проект о поправлении государственных дел», в котором высказывался за самодержавную форму правления, порицал «верховников». Предлагал повысить роль Сената в государственном управлении. Призывал не допускать в состав высшего чиновничества иностранцев. Защищал политические и сословные привилегии дворянства, предполагал перевести в дворянство священнослужителей. Намечал основать университет, училища, школы и т. д. В 1740 г. был организатором «потешной» свадьбы придворного шута князя А. М. Голицына с калмычкой Бужениновой в Ледяном дворце. В результате интриг Бирона (см. примеч. № 39) арестован и казнён.
3
Шафиров Пётр Павлович (1669–1739) – русский государственный деятель, дипломат, сподвижник Петра I. С 1709 г. – вице-канцлер, в 1717–1722 гг. – вице-президент Коллегии иностранных дел. В 1723 г. осуждён за злоупотребления по службе и сослан. В 1725 г. назначен Екатериной I президентом Коммерц-коллегии. Шафиров – автор дипломатического трактата «Рассуждение» – о причинах войны со Швецией, являющегося ценным историческим источником.