Чистоземельщик

Мрак рассыпался, улёгся угольными тенями на земле, по которой метался слабенький луч фонарика.

- Журавлёв? Ты что тут делаешь? - крикнул сторож.

Я рукой заслонился от света и бросился бежать. Скорее, скорее прочь! Пусть Пугало, пусть этот воспитатель, но только не я!

Никто -- ни я, ни старшой -- не знали, что за всеми событиями наблюдал придурочный малец из окна второго этажа.

Зато это знал кто-то ещё...

Я был трижды не виноват в смертях Пугало и малохольного пацана, который попытался уверить ментов-атеистов в том, что Вовку погубила ведьма.

Но почему смолчал воспитатель? Не поверил своим глазам? Или ему, не раз видевшему смерть на войне, она не могла предстать иной, как в виде пуль и снарядов?

Я не был виноват и в поджоге интерната. И в аресте и самоубийстве старшого. Разве только в том, что плеснул бензина на его изгвазданную в копоти куртку.

Но ведь он никогда не должен был заговорить...

Каталку затрясло по неровностям пола. Меня везли на ЭСТ.

Странная же здесь процедурная.

Вместо гигиеничного кафеля -- облупленные стены, неоштукатуренный потолок. Господи, да что это за оборудование-то?! Ни аппарата вентиляции лёгких, ни кардиомонитора. А если осложнения с дыханием? Вот псы смердячие... И везде, по всей стране так: фасад - евро, а зад в дерьме.

Меня переложили на допотопный стол, привязали руки-ноги. Э-э, стоп! А где наркоз, инъекции миорелаксанта? Вы что, блядь, хотите пустить ток без обезболивания?! Чтобы я сломал шею во время судорог?

Суки! Грёбаные суки! Электроды-то хоть смочите!

А-а-а!

Четырёхсотвольтовый штырь пронзил меня от головы до пяток. Хищные молнии вцепились в тело и рванули его в разные стороны. С рёвом и чудовищным стуком наехал поезд и измолотил меня в фарш.

- Время смерти -- двенадцать ноль-ноль...

Какой, на хуй, смерти! Я жив!

В процедурке витал синеватый вонючий дымок, будто тряпку сожгли. Белые халаты направились к двери.

Стойте! Я жив!

Жи-и-ив!

Нет, так просто для них это не закончится. За мной ещё два часа должны наблюдать врачи, в том числе и невролог. Уж кто-то из них сможет определить, что я не мёртв.

Во, целая толпа ввалилась... Сейчас я им выдам!

Но в груди нарастала чудовищная боль. Сдавила сердце, перекрыла дыхание.

И всё же я заорал что есть сил:

- Я жив!

Но не услышал своего голоса.

Боль метнулась в рот, стальными крюками впилась в челюсти. Изо рта плеснул кровавый фонтан, по щеке сползло что-то тёмно-лиловое... Блядь, я же язык себе откусил!..

И вот уже вся голова взорвалась от свирепого спазма. Перед глазами мелькнули разноцветные точки и пропали в кромешной тьме...

Меня вновь куда-то везли. В палату? Вряд ли -- мелькали бесконечные коридоры -- один за другим, один гаже другого... Они слились в грязно-серую ленту, которая пилила и пилила мозг...

Зрение то пропадало, то возвращалось. Надо мной -- лица. Целый легион. Дождались... И ты, Пугало, и ты, Лихой. Зацапали. Тянете туда, где только хрупкие жёлтые кости могут сказать, что вы были. А вы не были -- просто коптили небо, чтобы превратиться в перегной. Я другой... Другой!

Каталка остановилась.

Ага, отвяли? То-то... Даст бог, сейчас придёт кто-нибудь более материальный, чем призраки. Увидит, что изо рта хлещет кровь, поймёт, что я жив. Подумаешь -- языка нет. Некоторые и без мозгов жить умудряются. И без рук-ног. Кто это?..

Сквозь боль и бредовой абсурд я увидел громадную чёрную фигуру. Сразу вспомнилась дождливая осенняя ночь, смерть за интернатским окном и Смерть передо мной -- ждавшая новой жертвы. Уши рванул приговор:

- Мразь!

И мертвец в палате сказал: "Она знает..."

Вот, значит, к кому волокла меня толпа призраков.

Только ведомо ли им, что у нас вроде как договор с Чистоземельщицей? И я всю жизнь прожил, не нарушая его. Но ведомо ли это самой твари?

Каталка медленно двинулась вперёд.

Нет-нет, стойте! Я же... я же отслужил!

А Чистоземельщица повернулась боком, как бы освобождая дорогу.

Поток ледяного холода, который разил от исполинского призрака, сменился струёй жара. Полыхнул оранжево-красный свет.

Там, впереди, топка! Крематорий, адское пекло, какая разница... Там огонь, смерть! Истинная!

Так почему эта тварь позволяет мне катиться прямо в ревевшее пламя?

Я такой же! Чистоземельщик! Я это делом доказал!

Каталка приостановилась. Я заворочал немой головой, не в силах сказать: помогите, помилосердствуйте, спасите, чёрт побери! Мог только стонать и пыхтеть, отплёвываясь, глотая свою кровь и хлынувшее наружу содержимое желудка.

Лихой... Ты настоящий друг. Держи меня, держи, пожалуйста-а-а!

Мама, мамочка моя, не отдавай ей... Прости, накажи, но только не отдавай!

Леночка!.. И ты тут! Не плачь, утри слёзы, хватайся крепче за ручки каталки. Я с тобой, навсегда с тобой, только не туда...

Чистоземельщица исчезла.

Впереди было только извергавшее огонь жерло.

Каталка рванулась сама по себе, оборвав несколько бесплотных рук, которые всё же хотели удержать её, и мою глотку опалил неимоверно горячий воздух.

Не-е-ет!

***

Не-е-ет!

Я помотал головой.

Серде мелко и часто колотилось о рёбра.

В руке зажат аэрозоль. Хорошо, что успел пшикнуть под язык, а то загнулся бы тут на жаре. Руки-то как трясутся - точно у алкаша. Да и самого колотун бьёт. В мои годы сердечный приступ добром не кончается. Нужно было вообще отказаться от командировки. Пора на покой...

Я вылез из машины. Тело подчинялось с большим трудом, точно после тяжёлой болезни.

Э-эх, и воздухом-то подышать нельзя. Над Ильшетом поднимался столб чёрного дыма. Вот, опять... Как подгадали к моему приезду. Наверное, увидел, что городишко снова пылает, расстроился, да и схлопотал микроинфаркт прямо на дороге.

Нет, пусть начальство шлёт сюда кого помоложе. А я сейчас разомнусь пешочком десяток метров да потихоньку-полегоньку двинусь домой. А потом в больничку... Тьфу на больницы. Позвоню старому знакомому, пусть осмотрит.

Первые шаги дались с трудом, потом вдруг меня охватило чувство лёгкости, прямо невесомости. И вот уже перед глазами -- накренившееся шоссе, мой джип, лес вдалеке, поля...

Чёрт, да я лечу!

Не может быть! Продолжение бреда? Мифическое посмертие, в которое я никогда не верил?

И тут почувствовал, что попутный ветер словно на рвёт меня, превращает в хлопья, клочки, пыль.

И что? Упаду на землю тем самым перегноем?

Я, чистоземельщик?! Не может этого быть! Нет!

Но ещё более сильный поток воздуха подхватил чёрную мешанину, в которую я превращался, и понёс куда-то прочь. Исчезавшее сознание не смогло отметить -- куда.