Страница 29 из 30
Пестрей, чем жизнь. Я в памяти припас
Гром мотоциклов, пафос барабана,
Весёлость масок и тоску гримас.
Я говорил: и если ты не робок
И если не боишься пестроты,
Иди вперёд. Есть много в жизни тропок.
Иди по ним и... только ахнешь ты!
Вот мы живём. Немножко что-то ноем:
Все, дескать, будни. Нету их мелей.
Вдруг зрелище: выносятся прибоем
Сверкающие чудища морей.
Доводит до безумья страсть иная.
Я зрелищ раздражающих алкал,
От гонок мотоциклов начиная
До комнаты кривлявшихся зеркал.
И зрелища передо мной плясали.
То яркость охр, то желтизна мастик,
И, как картошка жарится на сале,
Шёл треск от фейерверков и шутих.
И подползали зрелища, как звери,
И делали вокруг меня круги.
Глаза сверкали. Пасти розовели.
Приоткрывались медленно клыки.
А скоморохи выставляли рожи,
То хохот, то тоску изобразя.
Я наблюдал процессии — и строже
И чопорней вообразить нельзя!
Чего-чего, а зрелищ было много!
Смешней, чем цирк, страшнее, чем расстрел.
В сообществе с людьми — не одиноко —
И я на эти зрелища смотрел.
Толпа, как тесто,— нет трудней замеса...
Взбегает в небо планер по жнивью,
Клубится литургия, стонет месса.
И в юбочках выходит «Айсревю».
Выл стадион пестрее, чем саванна.
Плясал мулат, сняв шапокляк в бистро.
Вот зрелище ночного котлована —
Всё в огоньках гигантское нутро.
Как мы тогда во все глаза глазели!
Я так же изумлялся, как и все,
И я летел, кренясь, на карусели.
На чёртовом кружился колесе.
Китайские на стенах ходят тени.
На ринге клоун прыгает — носат.
Миг — и балет классический на сцене.
Спускается, как авиадесант.
И всё казалось мало, мало, мало.
Я всасывал в глаза свои балет.
Тогда администрация взымала
Уж четвертную плату за билет.
Бежали кони группкой разномастной.
Мы, вымокшие, жались у перил.
И, словно тяжкой схватываем астмой,
Я воздух ртом в отчаянье ловил.
Нам что! А им, актёрам, может статься,
Невмоготу. Так за верстой версту
Шла женщина дорогой трудной танца
В сверкающей тунике и в поту.
Мы ёжились на зрелищах, как в душе.
Бежали к ним, как в поле, как в леса.
И. зрелища нам раздирали души
И подымали дыбом волоса.
Но всё-таки есть и дрянной народец,
Что ожидает, стоя вдалеке:
Когда ж сорвётся вдруг канатоходец,
Когда ж пилот не выйдет из пике?
Но есть на свете зрелище за гранью,
Как говорится, и добра и зла.
Гремит киргизский праздник козлодранья,
И кровь толчками хлещет из козла.
Я верую в необозримый тезис,
Что этот мир был создан напоказ!
Я видел как-то, с самолёта свесясь,
Извилистый, как будто мозг, Кавказ.
И, на глаза не надевая шоры,
Я жил. Входи! Давай — билет купи!
Мои глаза, как будто два обжоры,
Всё смачно пожирали на пути.
Но фильм подчас закрутят в десять серий!
И мы почти уж падаем без чувств
При зрелище немыслимых мистерий
Публичных таинств и святых кощунств.
Чуднее свадеб и ужасней боен.
Тянулся, как слепец к поводырю!..
Закинув руки, средь травы, спокоен,
Сейчас я в небо чистое смотрю.
1966
ЖИЗНЬ
Человек пошёл один по свету...
Поднял ворот. Запахнул полу.
Прикурил, сутулясь, сигарету,
Став спиною к ветру
на углу,
Не спеша, лениво, не со зла.
Ничего и не случилось,
просто
Наконец почувствовал: прошла...
1973
ПЕРВАЯ ФРАЗА
Если первая фраза тебя потрясла
В странной книге, открытой напропалую,—
Не спеши. Поднимись. Отойди от стола.
Не читай опрометчиво фразу вторую.
Не читай. И поднимется образов рой.
Вздрогнет сердце,
а ведь не дрожало ни разу!..
Неизвестно ещё, что во фразе второй!
Пронеси же сквозь жизнь эту первую фразу.
1963
СВЕТИЛО
Молодость, точно светило, почти
Там на черте: «Я вас скоро покину!..»
Как человек, согревающий спину,
Я говорю ему:
«Не уходи!»
Я говорю ему: «Повремени!
Я повернуться хочу ещё боком...
Ну, а потом заходи себе с богом,
Я ведь согласен остаться в тени».
Я говорю:
«Хоть минуту одну,
Только б минуту ещё, в самом деле!..
Руки свои я к тебе протяну.
Пальцы мои уже похолодели».
1970
ПРОВИДЕНЬЮ
Снизойди к тоске простёртых дланей
и, как повелося на Руси,
упаси от разочарований,
от пустынь полночных упаси,
упаси, прошу, её от сглаза,
ту, что тоньше трепетной свечи,
упаси от стонущего гласа
плакальщицы в пламенной ночи!..
Помоги и в миг, коль по примете
ей глаза прикроют пятаки!
Даже если нет тебя на свете,
всё равно, прошу я, помоги!..
1975
* * *
Если мне когда-то станет худо
и знакомым сразу надоем,—
слава богу, что сейчас покуда
я не стар и не больной совсем! —
верю:
ты придёшь ко мне, дружище,
хоть и будет путь ко мне далёк.
И добавим мы к духовной пище
весело заваренный чаёк.
Нам судьбу не надо молодую!..
Счастливы и так наверняка —
и сидим друг с другом, в блюдца дуя,
два, судьбу понявших, старика.
1972
СЛАВА
Ну кто из нас не бредил славой?..
Так ждут в тоске у кабака
С башкою пьяной и шалавой
Замызганного пятака.
И я переводил чернила
Во тьме чердачного угла...
Она мне долю отравила
И ядом в плоть мою вошла.
Во мраке к солнцу шёл, безвестный,
Тропой, срываясь, одинок,
Когда бесславье смертной бездной
Чернело возле самых ног.
Она моею стать могла бы,
Когда б ещё один прыжок!..
И раскалённый уголь славы,
Шипя, ладонь мою прожёг.
И зуд её стыдней чем похоть,
Страшней, чем на зрачке пятно!..
Она ж как этот самый локоть,
Что укусить нам не дано.
И сколько мальчиков, сгорая,
Погибло, вскинув руки к ней!..
А кто ж вошёл в те двери рая,
В тот сон классических теней?
Кто ж отхлебнул от этой чарки?..