Страница 26 из 30
Стоят, как в бане,
примитивы,
Калеки и уродцы сплошь.
Быть может, кисть взяла горилла?
Ирония?
Иль просто миф?..
Свои смеющиеся рыла
Выносит миру примитив.
Пусть божий мир, как песня, дивен
И гармоничен весь вполне,
А всё ж он где-то примитивен,
В самой основе, в глубине.
Твои запутанные тропы...
Стуча, не заглушат сердца
Уныло воющей утробы
И крика хриплого самца.
Он поднимается, ломая
Всё то, что было — красота,
И в мире, как кишка прямая,
Его позиция проста.
Лубок, что продают на святки:
Вот группа глупеньких зайчат...
От этой примитивной хватки
Лишь кости бедные трещат!
Как брёвна в пору лесосплава,
Его поток неотклоним.
За примитивом всё же право,
И сила всё-таки за ним!..
А вот как будто Рамаяна:
Изображён роскошный сад,
И дева в мантии румяна,
И тигр ужасен и усат.
А вот гуляки за бутылкой.
Их вид — разгульный — нарочит:
Все держат пальцы растопыркой,
И папироса в них торчит.
А вот и он — со шпилем замок,
Флаг в клеточку. А рядом пруд,
И в пруде том, откинув набок
Головки,
лебеди плывут...
На Марс мы мчимся на ракете.
Чего в двадцатом веке нет?..
Но только варвары и дети
Так, удивясь, глядят на свет.
Искусство — вот оно, навынос,
Для площадей, для шумных масс...
Великолепная невинность,
Всё видеть словно в первый раз.
Ты вне критических придирок.
Нам на зубах навяз мотив...
...Ведь мудрость давит на затылок,
Но бьёт по сердцу примитив.
1968
ОДА ЛИНИИ
На мир скорее посмотри —
И лёгким мановеньем рук
Из мира контур убери,—
Мир в хаос превратится вдруг.
Ну, так какого же рожна
Кричим, не смысля ни черта?
О, как же на земле нужна
Ограничения черта!
Я более скажу: и нет
На свете ничего важней,
Чем линия,— любой предмет
Предметом делается с ней.
Какая странная игра!
Ты линией к себе влеком:
Кривая линия бедра,—
И к горлу подступает ком.
Беру перо: вмиг создана
Корова росчерком одним.
Я славлю линию! Она
Живое делает живым.
Будь власть моя,— всё ерунда!
Мне, право, бред всегда претил —
Я б параллельным навсегда
Пересекаться запретил.
Так в чём её всё ж будет суть?
Долбили ж в голову тебе!
Она? Так то кратчайший путь.
Меж точек, помнишь, А и Б.
И мы куда-то все идём.
Пред нами линия вдали
Лежит,— то вечный окоём —
Слиянье неба и земли.
1965
ЗАВЕДУЮЩИЙ ПОЭЗИЕЙ
Я заведовал поэзией
Позиция зава — позиция страдательная.
В ней есть что-то женственное
Тебе льстят, тебя обхаживают
На тебя кричат.
С часа до пяти ежедневно я сидел за столом
И делал себе врагов.
Это было нечто вроде
Кустарной мастерской:
Враги возрастали в геометрической
Прогрессии.
Оклад, из-за которого
Я пошёл заведовать,
Уходил на угощенье
Обиженных мною друзей.
На улице я ловил на себе злобные взгляды.
Это продолжалось до тех пор,
Пока меня вдруг не осенила одна
простая истина:
Авторы не хотят печататься!
Они хотят, чтобы их похвалили.
Возврат рукописи — болезненная операция:
Я стал её делать под наркозом.
От меня уходили теперь,
Прижав к груди отвергнутую рукопись,
С сияющим лицом,
Со слезами благодарности на глазах.
Но и принятая рукопись
Должна пройти редколлегию.
Замечания членов редколлегии
Похожи на артиллерийские снаряды:
Ни одно не попадает туда,
Куда упало другое.
Иногда рукопись была похожа на мишень,
По которой стреляла рота.
Авторы шли.
Юнец. Пишет лесенкой...
Старый поэт. Одышка. Сел.
Мясистая рука с перстнем
Лежит на толстой палке...
Парень ростом под потолок.
Со стройки. Комбинезон в краске и в извёстке.
Положил кепку. Она приклеилась к столу.
Уходя, едва отодрал...
Тучная дама. У детей коклюш.
Чёрствый муж. Не понимает.
Пишу урывками!
Надо то в магазин,
То приготовить. Всё сама, сама.
Без домработницы...
Человек. В чёрных как смоль глазах
Лихорадочный блеск.
Заявление:
«Прошу назначить меня
Писателем Советского Союза».
Сумасшедший...
Прут. Все пишут стихи.
Пишет весь мир!
Я разочаровался в людях.
Я стал подозревать каждого:
Что делает директор треста,
Когда он один запирается
В своём кабинете?
Милиционер — у посольства?
Авторы шли. Тонны и тонны стихов.
Слова слипшиеся, как леденцы в кулаке.
В них слабенький яд.
Но в больших количествах — опасно.
Я отравился.
Я был как перенасыщенный раствор:
Ещё чуть-чуть, и начнётся кристаллизация,—
Поэзия станет выпадать во мне
Ромбами или октаэдрами.
Я бы возненавидел поэзию,
Люто, на всю жизнь.
Но вдруг попадалась строка...
1961
* * *
Что же, я любил тебя когда-то?!
...Оказалось: нет тебя милей!
Вот она, больничная палата...
Ты меня возьми и пожалей!
Может, в этом глупость виновата!
Что ж тут слёзы: лей или не лей!
Вот она, больничная палата,—
Ты меня возьми и пожалей...
Оказалось: не по средствам плата!
Я обжёгся... Это от углей!..
Вот она, больничная палата...
Ты меня возьми и пожалей.
1973
МЕМУАРИСТ
Фанера, схожая с муаром,—
Перегородка. Шаткий стол...
Он пристрастился к мемуарам.
Напружил шею, точно вол.
Всё в прошлом! Что ж такого, право,
Что позади его зенит?!
Час пробил. Началась расправа.
Того воспел. Того казнит.
«Ага! Ну как. Пришла расплата?!»
(На миг перестаёт писать,
Чтоб в недрах рваного халата,
Сопя, подмышку почесать.)
Нет, слаще не было работы,
Что крики плачущей жены!
Ещё не сведены все счёты,
Итоги не подведены!
Ликует он и негодует,
Ведь жизнь была одна дана!
(Не чувствует того, что дует