Рыжик

Город изменился. На первый взгляд, это были те же улицы, те же дома, деревья, люди, спешащие по своим делам. Но чем дольше она в них вглядывалась, тем больше осознавала, что ничего прежнего вокруг уже нет. Вроде привычно оживляли фасады знакомые вывески "Гастроном", "Промтовары", "Книги"... но все магазины были закрыты либо на "переучёт", либо на замок без объяснения причин. Взгляд всё так же цеплялся за витрины киосков "Торгпресса", но вместо "Известий" и "Работницы", находил там лишь корявый политический "самиздат" отечественного производства... в странном сочетании с иноземным эротическим глянцем. Заборы и стены на каждом углу "радовали" глаз рукописной агитацией, содержание которой непременно должно было заинтересовать милицию... но не интересовало, ввиду полнейшего отсутствия таковой на улицах. Присутствующие же на улицах граждане, что должны были, по идее, воодушевиться "свободой слова", энтузиазма ничуточки не проявляли, а только стыдливо отводили взгляд и торопились пройти мимо. Люда обратила внимание, что за всё время не видела ни одной даже самой завалящей улыбки - одни хмурые озабоченные лица. Вроде бы жителей можно было понять - поводов для радости было мало. Но ведь даже в подвале под обстрелом найдётся место хотя бы сочувствию! Здесь же всем было безразлично. Настолько безразлично, что казалось, упади кто посреди тротуара, остальные переступят и обойдут, поспешив оставить за спиной заботу о ближнем.

Их страна проиграла борьбу за выживание, и каждый теперь выживал по собственному разумению. Государство ещё присутствовало, но налаженная жизнь уже стремительно разваливалась. Одни правители паковали чемоданы, другие - примеряли "корону", а граждане, предоставленные сами себе, ощущали себя котятами, брошенными в собачью стаю. Прошлое потеряло значение, а будущее не сулило ничего хорошего, и теперь - решай сам, бежать ли, спасаясь с тонущего корабля или выгребать на его останках пока построят новый.

Город стал совершенно иным. Весь мир вокруг стал иным. И это было странно, потому что Люда отчётливо помнила, как билось в её груди сердце Того Мира. За него - за это живое сердце - она сражалась в ночном небе с Чёрной Волной. И победила! Но прошло три дня и, без всяких ракет и бомб, предстал пред нею совершенно чужой город и чужой мир - будто жуткий искорёженный Чёрный Лес из памятной ей "страшной сказки". В той "сказке" она не смогла сдержать тьму... И в следующей... Неужели всё повторилось?! Неужели Миклуха была права, когда говорила, что их мир погибнет вместе с нею? Неужели и вправду, несмотря на все усилия, дух этого мира исчез? Но как это возможно?! Люда в отчаянье оглянулась на безучастных прохожих: "Это же был ваш мир! Как вы могли?!" Но те проходили мимо, и даже не поднимали друг на друга глаз, словно чувствуя за собой вину... Впрочем, не все.

Неожиданно, навстречу "вырулила" толпа молодых людей, явно не страдавших от перемен, а наоборот весьма бодрых и целеустремлённых - вероятно тех самых, что писали на заборах. Они нагло пёрли против движения, заставляя шарахаться не только встречных людей, но и автомобили. Их лица выражали "бронебойную" решимость, а сжатые кулаки время от времени дружно вскидывались над головами под громкое, но неразборчивое "Ой, ой, ого-гой!". И что-то подсказывало, что это был отнюдь не призыв к защите Родины до последней капли крови. Впрочем, и этот призыв был уже не актуален, а новые лозунги - на первый взгляд такие правильные - просто пугали. Причём, не столько своей революционностью, сколько одиозными фигурами их глашатаев. Вот и сейчас, демонстранты выглядели так, будто угрожали людям "светлым будущим" и запугивали неминуемым "благосостоянием". Народ это чувствовал и весьма поспешно старался обойти новопатриотскую тусовку.

Люда, следуя примеру добропорядочных граждан, тоже благоразумно решила не связываться. Но перед тем, как окончательно свалить в сторону, какой-то чёрт - не иначе! - дёрнул её рассмотреть демонстрантов повнимательней. И конечно, в первых рядах гудящей от "патриотского" ража толпы обнаружилось знакомое лицо. Оно торчало над головами, как тыква на огуречной грядке, и если бы не рост, Люда, пожалуй, не узнала бы в этом благородном лике - каждой бровёй своей выражавшем стремление вести народ к процветанию и цивилизации - наглую харю бывшего жлоба-мажора, который если и мог кого-нибудь вести, то только свою банду на очередное дело.

"А ведь ЭТОТ в военкомат не пойдёт - разве что под конвоем!" - зло подумала Люда. Уступать дорогу моментально расхотелось. Теперь это стало выглядеть как-то унизительно. Правда, внутренний голос напомнил, что она - щуплая девушка - прёт "в лоб" на банду здоровых парней. Что парни и так нарываются, кому бы вломить за приход демократии. Что милиции нет, а прохожие обойдут и не заметят... Но ей тоже всё стало безразлично. "Тебе хотелось "убить-зарезать"? - подумала она с неожиданным злорадством. - Так вот оно - в любом количестве. Уж точно не жалко!" И чувствуя, как закипает душа, испаряя остатки здравого смысла, Люда ломанулась навстречу неминуемой драке. Не учла она только одного - у жлоба тоже были глаза, и узнать в рыжей растрёпе, нахально не уступившей дорогу, свою "отрывательницу курвиметров" ему было намного проще. Жлоб поднял голову, ошалело вытаращился и... ухватился обеими руками за соратников, тормозя движение. Парни его порыва не поняли и удивлённо замедлились.

Видя колебания в стане врага, Люда сжала кулаки и непроизвольно прихватила зубами нижнюю губу. Неизвестно, на что она рассчитывала, но со стороны этот жест выглядел, наверное, как зверская демонстрация клыков. Жлоб матерно охнул. Парни тоже впечатлились, зашушукались и уже вполне сознательно попятились. Люда хищно ухмыльнулась и прибавила шагу.

И вот, когда до желанного мордобоя оставались считанные метры, когда Люда уже напряглась, словно перед прыжком, и сжатые до хруста побелевшие кулаки уже готовились врезать по наглым мордам, рискнувшим встать на её пути, вот тогда пассивное сопротивление толпы вдруг сорвалась во вполне активное: "Шухер!". Грозные до того демонстранты отшатнулись и... мелкой трусцой перебежали на другую сторону улицы - Люда только и успела, что проводить их удивлённым взглядом. Через некоторое время с той стороны раздалось знакомое, хотя и менее уверенное "Ой, ой, ого-гой!".

Она выдохнула, разжимая пальцы, и поняла, что подраться сегодня - не судьба. Обидно, да?!! Придётся-таки идти на работу. Может хоть там - среди "свит" и "надвигов" - удастся забыть о пропащей жизни. Геологи-то нужны при любой власти...

А на работе опять никто не работал. Сотрудники выглядели какими-то пришибленными: негромко переговаривались по углам и затравленно озирались на приветствие. Даже в курилке было подозрительно тихо - прямо, как никогда. Только на их этаже, в другом конце коридора, Люда заметила существенное движение. Там крутилась толпа ответственных "пиджаков" - своих и каких-то неизвестных - и когда Люда взялась за ручку двери, с их стороны отчётливо прозвучал незнакомый начальственный голос: "Так, панове! А що у нас тут?" Дожидаться "що у пан╕в там" она не стала и поскорее нырнула за дверь.

- Добрый... О! Все свои что ли? - прервала она церемонию приветствия, обнаружив, что церемониться особо не с кем - в комнате находились лишь Юлька с Олежкой. - А шо это за банда по этажу шляется, не знаете?

- Явилась, не запылилась! - так же непринуждённо встретила её Юлька, выглядывая из-за Олежкиного монитора.

- А! Это из министерства приехали, - нарисовался там же Олежка. - Кажется, акционерную компанию будут создавать какую-то.

"Ну, это ещё не страшно... наверное", - подумала Люда, плюхаясь за свой стол - простой однотумбовый стол с потёртой дерматиновой столешницей... И всё! Как же это тоскливо...