Страница 8 из 18
Баянист тихо, на цыпочках, уходит. Майор за ноги утаскивает со сцены длинного. Потом возвращается и долго смотрит на женщин. Возникает где-то за сценой, далеко, на улице мотив. Кто-то высвистывает марш, как оказывается при вслушивании – немецкий. Потом что-то испанское звучит, итальянское.
Майор. Мы воевали в Европе. Сильные армии били друг друга хвостами, как киты. Небо удивленно смотрело на русских богатырей. Альпы покрыли славой Ганнибала лукавого старика. Но неуклюже разгуливая в крохотной спальне Нибелунгов, мы ждали в ответ только одного – братства. Мы, заброшенные в тундру и тайгу, в степи Джунгарии и горы Тянь-Шаня, в байкальские хрустали, в седой Урал, в даурские сопки, в лишайники Сихотэ-Алиня, в глазурь Бухары и Самарканда, мы, покорившие потомков Чингизхана, Тамерлана, Дария и Атиллы, мы, стальным обручем соединившие самую страшную и огромную сушу в мире, мы припадали к ногам Варшавы – и Варшава хлестала бичом, мы ставили германский каблук на темя – и Германия бросала на нас эскадрильи, мы забывали родную речь ради музыки Франции – и Наполеон жег Москву, мы боготворили Армстронга – и Бжезинский грозил стереть нас с карты мира. Мы устали любить, устали пугать, устали ждать. Русская армия погибла. Русская армия погибла! Русская армия погибла!!
Тишина.
Входит длинный в форме солдата 41 года, со скаткой и винтовкой Мосина. Женщины берут его под руки, гуляют. Баянист за сценой наигрывает «барыню».
Играет сбор военная труба. Длинный с трудом отрывает от себя женские руки. Уходит. Женщины повязывают черные платки. Вкатывается на тележке безногий баянист. Играет Баха.
Майор. Они добились своего: наши русые витязи с узкими и стальными запястьями, наши надменные княгини с глазами непокоренной сини ушли, растаяли в утрах Малоярославца и Перемышля. Пришли пучеглазые вожди и сломленные поколения. Вы этого добивались там, на Темзе? Вы ждали этих чудищ, чтобы трястись от страха? Вам нравится быть бессердечными? Тогда – гордитесь. Эстонец и мадьяр вам рукоплещут, бедные.
Выходит длинный, в костюме, в сапогах и кепке. Сбоку на него виснут двое в крепдешиновых платьях. Баянист играет «Ландыши», перемежаемые «Ванинским портом». Длинный лапает женщин. Те визжат. Баянист тихо играет похоронный марш.
Все уходят.
Майор. Но глубоко и незыблемо, как тот былинный град, как крейсер на рейде Чемульпо, как самокрутку по кругу перед смертным боем, мы храним наше спокойствие. Наше спокойствие властно останавливало бегущие в панике полки. Наше спокойствие вставало как утес и враг разбивал о него победоносную главу. Наше спокойствие – это единственное оружие, которое нельзя украсть. Потому что человек, допустивший его в свое сердце, уже никогда не станет нашим врагом.
Майор делает знак и баянист за сценой вступает. Майор поет «Прощайте, друзья», «Дороги» и другие песни. Потом баянист замолкает. Длинный и две женщины выходят, слушают одинокого майора.
Майор вдруг падает на полуслове. Тишина.
Вкатывается баянист. Играет «Прощание славянки». Длинный берет майора под плечи, женщины – за ноги. Уносят.
Баянист замолкает, плачет.
Ставит баян на пол.
Уезжает.
Вампир
Крошкин
Крошкина
Таня
Светка
Николаева
Онучин
Михайлов
Сержант
Рядовой
Комната и прихожая в однокомнатной квартире.
Крошкин смотрит телевизор. Таня читает. Крошкина на кухне готовит ужин.
Звонок.
Крошкина (из кухни). Отец, открой!
Крошкин идет в прихожую, открывает дверь.
Входит Онучин. Молча ногами стаскивает туфли, идет в носках в комнату, выключает телевизор. Садится. Жестом предлагает сесть ошеломленному Крошкину. Таня наблюдает за его действиями с интересом.
Крошкина (из кухни). Что, телеграмма?
Онучин пальцем просит вызвать ее из кухни. Крошкин подчиняется, ничего не понимая. Он идет на кухню. Возвращается вместе с женой. Онучин жестом предлагает всем сесть. Супруги садятся. Онучин медленно, дирижерски делает рукой и поет первые строки.
Онучин. «Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля, просыпается с рассветом вся советская земля…» Ну? Ну, товарищи?..
В его поведении такая сила, что Крошкина, а затем и Крошкин следующие строки поют вместе с ним. У Тани лицо становится мучительно недоумевающим.
Онучин. «Холодок бежит за ворот, шум на улицах сильней. С добрым утром, милый город, сердце родины моей». Достаточно.
Достает из кармана блокнот.
Онучин. Так. Квартира номер один. Первый этаж. Фамилия как?
Крошкин. А что, собственно…
Крошкина. Крошкины.
Онучин. Крошкины… (Записывает.) Имя, отчество?
Крошкина. Валентина Васильевна.
Онучин. Валентина… Васильевна…
Крошкина. Евгений Федорович.
Онучин. Евгений… Федорович….
Крошкина. Татьяна. Студентка университета. Географ.
Онучин. Татьяна… Евгеньевна… Студентка… университета… географический факультет…
Крошкина. Я работаю в управлении культуры горисполкома. Редактор.
Онучин. Управление… культуры… горисполкома… редактор…
Крошкина. Муж – заместитель начальника отдела на заводе прессового оборудования.
Онучин. Заместитель… начальника… отдела… завода… прессового… оборудования… Так. (Захлопывает блокнот.) Спасибо, товарищи.
Идет в прихожую, надевает туфли.
Онучин. Закройте за мной, пожалуйста.
Выходит. Крошкина закрывает дверь. Прислушивается к его шагам на лестнице. Возвращается.
Крошкина. Кто это?
Таня смеется.
Крошкин. Тебе лучше знать.
Крошкина. Ты что, отец? (Тане.) Ну, успокойся, успокойся! (Крошкину.) В каком смысле – лучше?
Крошкин. Это ты ведь с ним разговаривала.
Крошкина. Здравствуйте… (Садится.) А что он хотел?
Крошкин. Я думал, ты его знаешь.
Крошкина. Но ты же его впустил!
Таня смеется.
Крошкина. Замолчи, я тебе сказала! (Крошкину.) Объясни мне – кто этот человек.
Крошкин бурно дышит от бессилия и гнева. Идет на кухню.
Таня. Это сумасшедший приходил. А ты с ним пела.
Крошкина. Может, ты мне объяснишь?
Таня. Я тебе объяснила.
Крошкина. Ну как это… Вы что с ним, не разговаривали?
Таня. Конечно, нет! Откуда? Вы сразу начали петь.