Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 32

Контролёры, весело переговариваясь с милиционером и оглядываясь на меня, пошли дальше. И я поехал дальше. И только сейчас мне пришло в голову, что эта была моя самая невероятная удача в жизни. И вся эта удача пошла на какой-то безбилетный проезд. Застрелиться и не жить.

14 марта

Площадь Чернышевского

На площади Чернышевского есть сидячий памятник с пьедесталом в два метра. Феликс, ты меня слышишь?.. В 1968 году меня, экс-студента географического факультета, после отчисления нелегально живущего в общежитии ЛГУ на Ново-Измайловском, 16 и абсолютно не знающего, что делать дальше (работать, что делать!.. Но не хочется, нет прописки, стихи пишу, вы, идиоты всей Земли!), меня, повторяю, замечательно купил Феликс с восточного факультета, также вскоре отчисленный.

Мы с Феликсом вышли из «пирожковой» на Московском, стену которой монументально расписала бригада художников масляными красками: там был изображён Александр Сергеевич Пушкин за самоваром, а вокруг него художники и их друзья (потом это знаменитое панно в испуге замазали зелёной краской и «пирожковая» захирела) и свернули на площади Чернышевского налево, тут-то Феликс меня и купил. Хм, сказал я, Чернышевский, по-моему носил пенсне. Носил, согласился со мною Феликс, только я ему снял это пенсне в прошлую субботу. Оно теперь у Тюнь стоит на тумбочке в девятой комнате на первом этаже. Я очень удивился и зауважал Феликса. А он меня. Потому что объект творчества уже часть тебя.

15 марта

Новоизмайловский, 16. Студгородок

По ранней молодости лет бывают минуты абсолютного физического здоровья. Идёшь не спеша по тротуару вечером в июне, деревья вверху пышно и плотно распустили листву, но ещё далеко до желтизны. Вечер, даже ранняя ночь – вдруг ноги твои отрываются от асфальта, и ты уже бежишь что есть силы, на скаку успевая шептать: «Ах, хорошо как! как хорошо!» Потом так же неожиданно переходишь на рысь, на легкую иноходь, на шаг. Так вот однажды в 1968 году возвращался я в общежитие ЛГУ в третьем часу ночи, изобразив по пути мустанга и прикидывая, как буду забираться на козырек над входом, чтобы через окно туалета попасть в свою комнату, потому что вахтёршу будить невозможно хотя бы по причине своего замечательного душевного здоровья. И когда я поднял голову, чтобы наметить себе маршрут по отвесной стене с голубенькими глазированными плитками, у меня перехватило дыхание: прямо надо мной по карнизу последнего десятого этажа (там жили геологи и восточники) двигалась фигура с простыней на плечах. В фигуре мне видны были все подробности, кроме скрытых под простыней. Было уже и ещё светло. Карниз был в полступни. Мы часто шастали так из комнаты в комнату, особенно под действием вермута. Но эта фигура с сокровенными женскими местами над спящим городом! Короче, она вдруг заподозрила кого-то внизу, гармоничность поведения нарушилась, простыня медленно и неотвратимо начала соскальзывать с плеч, со спины, и даже роскошная задница не смогла её зафиксировать. Бог с ней, с простыней. Но начиналось совершенно вульгарное переползание, пропадал полёт. И фигура сделала движение вслед за простыней, повторю: даже роскошная задница произвела некое хватательное движение… Я готовился легендарно погибнуть, потому что стоял загипнотизированный (спелого весу в ней было килограмм шестьдесят пять). Но вместо ошеломляющего последнего удара роскошного женского зада по моей студенческой физиономии на меня тихо спланировала простыня, ещё полная её форм, как туринская плащаница.

16 марта

Филфак ЛГУ

Есть такие замечательные письма, что не хочется их искажать в угоду собственному тщеславию. Не хочется изображать из себя столичного насмешника. Только необходимую рамочку для этого письма: откуда и почему.

Это чудное письмо пришло на филфак Ленинградского университета двадцать пять лет назад. И долго путешествовало, пока не оказалось у меня. Уже без конверта. Думаю, что там так и адресовано было: «Ленинград. Университет. Филфак. Самый красивый девочка».

Спасибо тебе, Нариман, за подарок Филфаку, Восточному и Географическому факультетам.

Это было замечательно.

«Привет из Баку.



Салам, уважаемой девочка. Привет тебе от студента, которого живут солнечного края нашей родины, в городе Баку. Баку это красивее от красивых городов Кавказа. Омытам морем с трёх сторон. Всегда шумный, радостный, цветущий и великий.

Да, живёт в этом городе очень много люди, разных национальностей, разных характеров. И плохие и хорошие, и грамотные и неграмотные, и мужчины и женщины, и девочки и парни, и один из членов последних, который я назвал «парни» – это я. По нации я лезгин, студент, средний рост имею, без усов (иногда пускаю, иногда нет) характер у меня твёрдый, не люблю эгоистов, не терплю людей который ведёт себя как будто строгий, не могут шутит и смеяться. А я так думаю что всё можно, но надо знать каком месте и в каком круге, какой обстоятельстве как выступать. Это самый главный. Да я отошёл очень далеко.

Успехи в науке как у нас говорят идёт «бала-бала», значит средний. Люблю читать литературы, особенно детективы. Ходить кинотеатр, концерт и посещать то место где идёт разный развлекательный научный спор. Например «Ауксион», «КВН» и т. п. Очень хочу изучать русский язык, не так как я знаю, а так как требует грамматика. Будте любезны вы, эй незнакомая девочка, помогите мне в этом, буду благодарен всю жизнь. А если вы желаете изучать по Азербайджанскому, то в этом помогу я тебе. И это будет корнем, фундаментом нашей знакомства и дружбы. Поэтому я именно выбрал вас дорогая студентка из Филфака. И я думаю так, что девочка из Ленинграда должен быть очень вежлыв, красив и характером так, как ангел из райа.

Вот и всё. Для знакомства и столько писать нормально. Дальнейшей конечно будем знать друг друга глубже и всесторонней. Я думаю что скоро я получу ответ самый красивый девочка из Ленинграда.

Досвидание. Жду ответа.

Парен из баку Нариман.

15. XII.69 г.»

17 марта

Улица Смольного

Шестой автобус, видимо, до сих пор возит студентов ЛГУ на юрфак. В шестидесятые годы там было общежитие, где жили юристы и географы. Географы (геоморфологи, метеорологи, океанологи, картографы и прочие) по самой профессии пьяницы. Но пьяницы, предпочитающие гитару, костёр, штормовку, – полный набор любителей костровой песни. Юристы по самой профессии и по идее пить не должны. Но скажу вам честно, я никогда и нигде не встречал столь мрачного, глухого, беспробудного пьянства, как у будущих правоведов. Юристы пили в каких-то углах, без закуски, в стиле Глеба Успенского. Когда пьяный юрист выползал на гудящий табор географов, начинающих свой вечер непременным «Глобус крутится, вертится словно шар голубой!», то он вполне мог служить иллюстрацией работы Энгельса «Диалектика природы». Незаконнорожденные дети юристов, тем не менее, благополучно вырастали в домах Смольнинского района в радиусе двух километров от общежития, иногда попадая даже на Правый берег Невы. А географы в своём весёлом и щедром празднике молодости предпочитали иные способы самовыражения. Однажды, например, студент четвёртого курса Саша О-о, призванный служить в войска со скрещёнными пушками, пригрохотал поздней ночью из Риги на артиллерийском тягаче. В парке, катая географинь, Саша повалил несколько вековых лип и умчался ранним утром для прохождения службы.

Вид коменданта общежития, прибывшего на свою службу и обнаружившего непорядок в примыкающем парке, я передать не берусь.

18 марта

Косая линия

На углу Косой линии и Большого проспекта Васильевского острова я читал на стенде «Советский спорт». Я начал делать это в 1961 году и читал его лет двадцать подряд, то зимой, то летом. Я читал о «Зените» и «Динамо», которое не так давно меняли на «Адмиралтейца», читал о лёгкой атлетике вплоть до самых мелких фамилий и результатов, читал о чемпионатах мира по конькам, затем настала очередь фигурного катания, биатлона, хоккея на траве (до шорт-трека или фристайла было ещё далековато). Возвратился в большой футбол Эдуард Стрельцов. Закончил играть Лев Бурчалкин, самый любимый футболист города последнего столетия.