Страница 16 из 25
Нетерпимость – тот же джинн. Загнать его обратно в бутылку можно только обманом.
Когда человек смешон, он не страшен.
В России всё или покупается за копейку или не покупается вообще, ни за какие деньги.
Почему-то порядочность воспринимается сама собой разумеющейся, а бесчестность поражает. Хотя сама жизнь даёт иные уроки. Но они не усваиваются.
Старость – это когда нужные волосы выпадают, а ненужные – растут. Когда появляется лишняя кожа, но худшего качества. Когда кажется, что ты жив, и похоже, что ничего не болит.
Если вас стошнит, не обессудьте – в городе сегодня мор.
Народы, живущие у моря, почище. А те, что в горах, в лесах да в степях – те воняют.
Только глупец мечтает завоевать пространства. Умный человек вжимается в точку, в ничто. Ибо только так можно быть всем и везде.
Большая голова мозгам покоя не дает.
С нижней ступеньки невысоко падать.
Трудно быть очаровательной женщиной. Даже в носу неприлично поковыряться.
Величина писателя определяется тем, насколько далеко он может отвязаться от традиции и морали, сохранив центральное место.
Человек, продолжающий расти после 30, 40, 50 и даже 60, 70 лет может достичь громадных, немыслимых очертаний.
От семьи не останется и следа, если сын вообще никуда не пойдет.
Семья останется на прежнем месте, если сын пойдет путем отца.
Семья двинется вперед, если сын начнет в середине пути отца.
Семья помчится вперед, если сын начнет там, где отец остановился.
Семья взлетит в небеса, если сын убьет отца.
В одном болоте живут лягушки и цапли, щуки и селезни. Такова Россия. Но вот хозяевами болота становятся все-таки жабы.
У литературы есть одно преимущество перед прочими продуктами цивилизации – иногда она не портится, не снашивается, не ржавеет.
Воспоминание или удачная мысль встряхивают чисто физиологически, меняют давление, температуру, пульс. Значит, есть центр оценки мыслей. Где он? Кто он? Зачем он? И когда?
Самцы, теряя привлекательность, необъяснимо теряют и потенцию. Природа, как ловкий хозяин, отсекает лишние способности.
В двадцатом веке женщину рассекретили, выставили на обозрение. Она взбесилась. Было много крови.
У писателя, который не расписался, есть как бы тромб. Когда он рассасывается, писатель становится похож на бога.
Современный человек живет беззаботно, надеясь на загробную жизнь, в которую не верит.
У человека есть только один враг – в нем самом. Это лживое, сластолюбивое, мелочное, завистливое, злобное существо. Оно так и ждет, что человек бросится на кого-то во вне, чтобы подчинить его себе. Сатана – внутри нас. Как и Бог.
Азиатская черта – воодушевление. Против этого на Западе нет оружия. С первыми лучами солнца – вперед, на Запад! И ведь, в сущности, никакой мистики: физика, география, биология и только.
Полчаса достаточны для любого крупного дела.
Потеря пристальности – вот что происходит в эпохи революций и потрясений. И читатель отхлынул от литературы. Американцы, кстати, не могут находиться в кабинетах по одному. Их общение сродни безумию – лишь бы забыться, не вспомнить что-то. Что именно – они сами не знают. Поэтому у них очень убедительны фильмы, где это «что-то» возникает за спиной, как кошмар.
Нужно не только знать свои недостатки, но тут же обращать их в достоинства.
Важно не то, что человек ест, а с каким аппетитом он это делает.
Человек, который искренне и бескорыстно хочет помочь, обычно ничего не может.
Перед тобою бешено мчится поезд. Надо резко оттолкнуться и в полете схватиться за поручни. Таково начало прозы.
Литература – это тоска по несбывшейся жизни.
Красота – часть кожи, выставленной на поругание.
Нет насекомого более ядовитого, чем маленький представитель творческой профессии.
Как ни боится человек смерти, а каждый умирает героически, не отступив.
Посмотрев кому-то в глаза, как будто привязываешь его к себе на эту нитку, поводок взгляда.
Когда мне пытаются сесть на шею, я с готовностью подставляю ее – для того, чтобы человек понял, на что он садится. А вдруг он сделал это нечаянно? И когда он садится удобнее, я без сожаления сбрасываю его и ухожу. Пусть довольствуется грубым смыслом, если не хотел диалога.
Существование высших сил доказывается разгулом низших.
С какого-то момента Россия вместо мускулов стала обрастать опухолями.
Встречая человека, которого давно, несколько лет, не видел, поражаешься – жив! Как будто он остался жить там, давно, и не имеет своей собственной жизни, а только ту, которая связана с тобой.
Почему русский человек так яростно, горько реагирует на тупость окружающих, на их несовершенство? Потому что он в большей степени часть организма нации, чем европейцы. Иначе он был бы счастлив жить среди дураков и негодяев, счастлив своей избранностью.
О степени одиночества надо судить не по жалобам, не по словам. О том, как неинтересны люди, не решаешься сказать никому.
В работе Бога нет лишних движений.
К вопросу о Боге: он или есть, или его нет.
Если он есть, то нет вопросов.
Если нет, то тем более.
Все вопросы в промежутке: или – или.
Но если и там, и там нет вопросов, то как они могут быть здесь?
Я в жизни, как в эмиграции.
В доме великана карлика знобит.
Все проходит. И голод, и наслаждения. Не проходит только предощущение счастья.
Жизнь постоянно вышучивает нас. Но у нее мрачное чувство юмора: от этого ее смеха волосы шевелятся.
В открытое печное устье на огонь можно смотреть часами, как в экран телевизора. С той разницей, что знание возникает принципиально иное.
3 % людей являются генераторами идей. Это очень много. Это так много, что приходит мысль о том, что остальные 97 % эти идеи разрушают.
Где оканчивается упорство и начинается упрямство? Где граница патриотизма и национализма? Кто охраняет целомудрие от ханжества?