Страница 10 из 25
еатнр драматурга
(+История вопроса Домик драматурга Невск театр встречи+ 2500 лет драматургии)
Драматургии 2500 лет. И только сегодня она испытывает настоящий кризис. Театр в российских столицах решил обходиться старым запасом: ставятся пьесы прошлых веков. Это – коллективное самоубийство. Не может современная пьеса быть заменена ничем – ни инсценировкой, ни словарем русского мата. Без участия театра невозможно представить формирование гражданского общества.
Пока еще в Петербурге живы театральные драматурги прошлых лет. Молодые писатели в драматургию не идут, потому что на протяжении 15-20 лет петербургские театры практически не ставят современную русскую пьесу. Что это – неумение режиссеров или преднамеренное сворачивание всей отечественной культуры? Ведь такое же положение и в литературе, и в кино. Театральная реформа, о которой говорится не одно десятилетие, не движется. Она убивается уже на уровне замысла. А между тем театры исправно финансируются городским бюджетом. Драматургам многие годы не достается ни крошки: как в такой ситуации может быть создана национальная пьеса? И чем, спрашивается, театральный режиссер выше драматурга, если профессии драматурга 2500 лет, а профессия режиссера возникла на памяти нынешнего поколения? И это совпало, кстати, с невиданным упадком театра в наши дни.
В этой ситуации не остается ничего иного, как встать на путь спасения русского театра. Драматурги города организуют свой Театр Драматурга, который основной целью ставит координацию борьбы с произволом театральных олигархов в городе и стране. Для этого будут использоваться все средства: статьи в СМИ, выступления на ТВ, популяризация современных пьес и их постановка.
Вряд ли театральные олигархи захотят делиться зданиями и финансированием. Поэтому мы рассматриваем два сценария дальнейшего развития событий.
Первый. Театру Драматурга удается получить театральный зал и помещения для секционной работы. В этом случае Театр Драматурга без промедления начинает репетиции современных пьес и показ спектаклей в различных залах города – их у нас вполне достаточно.
Но общая ситуация в Петербурге и стране вынуждает предположить второй сценарий, по которому Театр Драматурга не получит даже комнаты, не говоря уже о строке в бюджете. Тогда мы, петербургские драматурги, вынуждены будем применить самые жесткие способы борьбы за сохранение профессии и, в конечном счете, русского театра как основного элемента национальной культуры. Наше оружие – слово. И город услышит его.
Сопредседатели Театра драматурга
Александр Образцов
Неизбежное
Я постараюсь доказать на половине странички то, о чем безуспешно трендели весь 20 век глупые силы истории. А именно: человек хочет быть баловнем. Если ему этого не предоставляют, он пьет, курит, бьет детей и соседей, воюет, сидит в тюрьме. И все равно он хочет быть баловнем! Он хочет быть один у мамы, один у школы, один у страны и один в истории. Это самое большое желание человека. Это выше Дарвина.
Когда человек беседует с Богом, он удовлетворяется. Как же! Один на один.
Но я о другом. Человек не хочет ходить в ватнике и в шапке с указанием фамилии. Он хочет, чтобы ему сшили костюм и шубу. Он хочет автомобиль ручной сборки и саудовские сапоги. Он хочет читать самое новое и смотреть самое лучшее.
Но чтобы везде была марка. Чтобы быть уверенным стопроцентно, что лучше писателя, которого он читает – нет. Самый лучший фильм сегодня – этот. А пьеса, которую он смотрит – свежее, чем устрицы у Юбэ.
Всё это – у нас. Мы единственные писатели, отмеченные коллективным выбором писателей. Мы пишем пьесы, рассказы, сценарии, стихи, очерки и черт еще знает, что мы не пишем! Но не для толпы идиотов, предпочитающих суррогат и ежедневную жвачку сериалов и блокбастеров. Мы – тоже баловни.
Вы все равно купите наши тексты, но уже по другой цене.
Спешите говорить с нами!
Это неизбежно.
Секция драматургии Союза писателей России.
[email protected]
Некоторые принципы построения новых пьес
Многословие в пьесах и остальной литературе обычно связывают с профессионализмом писателей. Надо было зарабатывать на жизнь и писать как можно больше.
В 20 веке, особенно в его конце, объем написанного вступил в жесткое противоречие с ритмом жизни. Нельзя сказать, что усиление жизненного ритма – отрицательное явление. Оно есть. И всякие проклятия новому веку бессмысленны.
Количество поглощаемой информации вначале накрыло человека с головой. Затем он начал выбираться из-под завалов.
Могут сказать, что в новое время люди вернулись к роману: их поглощают десятками, сотнями. С таким же тревожным чувством убивают время на сериалы, на спортивные новости. А ведь это не насыщение информацией. Это бегство от нее. Человек пугается лавины знаний, которые надо усвоить и укрывается от них за перинами безмыслия.
Бесполезно. Следующая стадия образованности, как сказал Мандельштам, ассоциативная. И она не имеет отношения к многословию.
Так и пьесы. Уже не может быть одной пьесы в 2, 3, а то и в 4 действиях. Пьеса все чаще играется без антракта, в полтора часа. Больше человек не унесет. Ему тяжело, скучно, оскорбительно сидеть 3-5 часов, наблюдая жвачку мыслей и действия.
Следующим шагом театра по направлению к зрителю должна стать новая пьеса, собираемая как конструктор, из разных по объему, но совершенно оригинальных одноактных пьес, объединенных в новое ассоциативным способом. И сыгранных в один вечер. И даже разножанровых. И даже разных авторов.
Немного о музыке в холодный день
Симфоническая музыка переживает тот же застой, что и театр, литература и живопись. Потребители высокомерно смотрят поверх голов современных авторов и направляют свое подобострастное внимание в позапрошлый век и глубже.
Что ж, будет с кем побороться! Всегда приятно иметь конкретного соперника – Чехова, Достоевского, Верди или Рембрандта, а не это ватное пространство запланированного ничтожества.
В конце прошлого века публика стала меньше посещать академические залы. И правильно. Потому что композиторов учили сочинять музыку для самих же композиторов. Меломаны, таким образом, оказались выброшены за борт. И это – главная беда северного полушария. Ведь музыка прошлых столетий не может нести современной нагрузки.
Два латиноамериканца – Астор Пьеццолла и Вилло Лобас – бросили перчатку нововенцам Старой Европы с их извращением, претендующим на изысканность. Они сочиняют музыку для сердца, для уха, для души.
Латинская Америка вообще молода и часто не взыскательна. Но она энергетически сильна и искренна. Она как Россия конца 19 века. Не случайно именно в России начала 21 века латиноамериканская симфоническая музыка встретила столь горячий прием.
Петербуржец Леонид Десятников три года назад сделал аранжировку музыки Пьяццоллы для оркестра Гидона Кремера. А сегодня на различных площадках города проходят концерты октета «Remolino» – солистов Европейского Оркестра Танго. Им руководит Дмитрий Жученко, который сам пишет новую музыку. Не в подражание Пьеццолле, а «…сердцем», как говорил великий Рахманинов.
Необычная страна
«Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка Русь». В этих словах Н. Некрасова больше недоумения, чем констатации.
«В Россию можно только верить», – вторит Некрасову Ф. Тютчев.
«Пора, пора, такую мать, умом Россию понимать», – жизнерадостно итожит автор «Гариков». Тоже, впрочем, не без сочувствия.
Мне кажется, что недоумение двух великих русских поэтов, которых невозможно обвинить в недостаточной любви к Родине (скорее – наоборот, что на посторонний взгляд абсурдно, неназываемо. Но это так. Любовь к Родине Есенина или Рубцова жертвенна и абсолютна, священна. Так даже мать не любят) повторяю, недоумение при великой любви Деникина и Чехова, Рахманинова и Гагарина, и многих других детей России – еще и в нескончаемости данного предложения… Никак его не закончить… Невозможно… Подступают рыдания тоски и непонимания. За что?.. Ведь все мы ее так любим!