Страница 75 из 80
Сделав изрядный крюк по скошенным полям и лугам Аджио, они вернулись к повозкам. То ли полковник заранее распорядился, то ли его слуги оказались так расторопны, но Ольгу и Родриго по возвращении ждал богато обставленный пикник на природе.
«Да это настоящий пир. Ого! Даже сервиз серебряный. Интересно, бедняга Родриго так старается, чтобы меня удивить, или привык всегда так обедать?.. Неужели я уже не увижу Ахмета?.. Исполнит ли Сатана свое обещание? Впрочем, как я смогу проверить его?»
– Твое здоровье, Мария!
«Только обещай мне, Селим, что она будет жива. Слышишь? Слышишь, Селим?!»
«Ладно. Хорошо... Обещаю. Ты же знаешь – мое слово крепко. И тебя мы оставим в покое. И ее, когда сделает свое дело, отпустим, обеспечив деньгами. Только не обмани на этот раз. Сделай все, как договорились. Я отдам приказ, и уже через час они выйдут в море».
Рука Пройдохи Селима привычным жестом разрубила мир пополам, наискось, слева направо, и пламя, дернувшись нервно, скрыло картинку. Ахмет устало уронил руку с кальяном на землю. Он чувствовал себя, как выжатый лимон.
«Нет. Нельзя расслабляться. Ни минуты не медля – в седло».
Тряхнув головой, он вскочил.
– Воды!
Ходжа окатил его с ног до головы холодной колодезной водой.
– О-о... – Вытерев голову, Ахмет посмотрел на мир уже обычными, незамутненными, лишь немного покрасневшими глазами. – Саллах еще не пришел?
– Да здесь я. Вот уже полчаса дожидаюсь, пока ты соизволишь прийти в себя и послушать... Она уехала. Слуги говорят, что в Венецию. – Саллах сочувственно посмотрел на товарища. – Сегодня с утра, вместе с полковником Родриго.
– Так чего мы стоим тут, как идиоты? Седлайте коней!
Двадцать четвертого октября, в полдень, обосновавшиеся в самой дешевой корчме и отдохнувшие от вчерашней сумасшедшей скачки солдаты Христа собрались, чтобы допросить своего, только что вернувшегося с задания «шпиона». У Жакомо Питти был помятый вид, сизый нос и счастливое выражение лица. Давно он не напивался так за чужой счет.
– И что же он тебе рассказал после третьей кружки? – Матиш склонился над Жакомо, как паук над мухой.
– Что он точно не знай... Дон Родриго называть ее баронесса фон Муртен... Мудорф... Как-то так. Знакомился с ней на рынке, когда понес этот лошадь. Это весь город знай. Так?
– Так, – кивнул Матиш. – Что еще?
– Он говорил... Они уехать на юг.
– Собираются уехать? – Матиш встревоженно оглянулся на своих товарищей.
– Но, но! Не собирайся!
– Не собираются, не хотят уезжать?
– О, но! Хотел! Хотят. Совсем уехал. Слуги, Мария карету поехал. Совсем. Потом приедет. Через неделя, две... Может, месяц. – Жакомо обвел своих работодателей удивленным взглядом. – Это есть вам совсем плохой новость?
– Почему так поздно сказал? – вполголоса спросил Матиш. – Пил со слугой с самого утра и до обеда, когда нам каждая минута была дорога, сволочь?
– Когда?! Когда они уехали? – Бибер схватил итальянца за грудки.
– Утро. Совсем рано, как солнце совсем... только поднялся.
– Господа, – выдохнул Ульбрехт, – незачем терять время. Еще только полдень. Если сей же час пуститься в погоню…
– А слуга не сказал тебе, куда дон Родриго уехал?
– Си, сеньор. Конечно! В Венецию... Слуга так сказать. Много слуг, карета, повозки, лошади, все-все брать с собой. Даже серебряный прибор для еда... Сеньор Родриго есть очень богат...
– К черту богатство сеньора Родриго. Ты заработал свои полцехина... И пропил целый цехин. Теперь ты нам должен еще один день работы.
Итальянец удивленно уставился на Матиша:
– Но, сеньор Матишио... Ты сам говорил... Мне давать цехин на расходы. Теперь этот слуга мне... ик... камарадо. Мы проходить дом дона Родриго любой час, пока нет хозяин... Я не есть ехать опасный дорога. Наин! Мы договариваться совсем по-друго... – Жакомо Питти замолк, испуганно уставившись в черный зрачок наставленного на него пистолетного ствола.
– Если ты не поедешь с нами, говнюк, я тебя пристрелю, – Матиш был совершенно серьезен. – И не вздумай сбежать. У нас длинные руки. Милош, найди ему лошадь.
На ночь они остановились в небольшой деревеньке, на постоялом дворе, не доехав до моря всего дюжину миль.
После ужина Ольга, сославшись на головную боль, сразу же заперлась в своей комнате. Ей и правда было несладко.
«Целый день в этой тряской карете, в обществе тошнотворно-самодовольного Родриго... Скорее бы все кончилось. Так хочется хоть глоточка свободы».
Она без сил упала на кровать.
«Заснуть. Заснуть и забыть обо всем... Только даже во сне мне не будет покоя. До тех пор мне не будет покоя, пока я делю свою душу с ЭТИМ...»
«Сколько ненависти. А ведь ты должна быть мне благодарна. Я мог бы душу твою растереть теперь в порошок. Ты все та же, что и была до того, как пустила меня. Меня это даже забавляет. Порой человеку достаточно маленького зернышка, дуновения ветерка, чтобы он изменился. Многие необратимо меняются уже оттого, что я дал им намек на мою помощь... А такие как ты – редкость. И для меня нет никакого удовольствия в том, чтобы в крошку разбить столь редкий камень. Когда я тебя отпущу и ты вернешься домой, никто не заметит изменений в тебе. Их почти нет. Разве что...»
Камушек ударился в закрытое окно.
«Кто там?»
«О! Могу поспорить, это снова Ахмет. Как я и говорил, он теперь будет таскаться за тобой...»
«Заткнись!»
Она распахнула окно.
Это был действительно он. Стоял так близко, что только подоконник был между ними. Солнце только-только зашло, и ничто теперь не скрывало его лица. Ахмет грустно улыбался, разглядывая ее.
– Ты совсем бледная, хрупкая стала. Сердце разрывается, глядеть на тебя, такую... Зря я... – Он осекся. – Прости.
– Зачем ты пришел? – прошептала она.
«Господи, что же я говорю? Пусть приходит. Еще и еще... Я думала, уже не увидимся больше. А он догнал...» Сердце тревожно екнуло.
– Что-то случилось?
– Да. Случилось... Знаешь, я долго думал об этом. За одного себя я не счел бы возможным просить. Но они ведь пропадут вместе со мной.
– Кто они? Ходжа и Саллах? Он что, вернулся?
Ахмет кивнул.
– У тебя верные друзья... Почему повязка на твоей голове? Ты ранен?
– Ничего серьезного. Заживет как на собаке.
– Так о чем ты хотел попросить? Что вам грозит?
– Помнишь, ты в прошлый раз сказала, что тебе все равно... Все равно, в кого ОН теперь вселится? В смысле, все равно, в католика или в протестанта, в турка или еще в кого-то...
– В этом смысле? Да, мне действительно все равно.
– Ну тогда... Ты нам можешь помочь. – Ахмет сглотнул. – За мной теперь настоящая охота. За Ду и Тэрцо тоже. Единственное условие, на котором нас оставят в покое, – вернуть тебя под защиту Высокой Порты. Они предоставят для вселения своего человека. Официальная власть, султан... Они хоть смогут тебя защитить... Не забудь, тебя ведь до сих пор ловят.
– Теперь ОН меня от всего защищает... Но я согласна, Ахмет.
– Хорошо. Тогда слушай... Корабль прибудет этой ночью или, край, на рассвете. Остановится в бухточке, у трех белых скал. Это в двадцати милях отсюда. Прямо по дороге на Венецию, а затем вдоль берега, не больше часа, если скакать во весь опор. Черный парус. Без флага. Капитана зовут Абдулла. Они примут тебя на борт и отвезут на турецкий берег.
Он взял ее руку в свои. Сжал крепко.
– Удачи тебе. И прости, если сможешь...
– Ахмет!..
Он уже скрылся за живой изгородью из шиповника, окружавшей постоялый двор. Мягкие осенние сумерки ложились на землю.
Расходящиеся от пентаграммы линии и каббалистические знаки, вычерченные на песке папирусовой тростинкой. Чаша с мирровым маслом на высокой треноге, шелест тростника где-то вдали и вой ветра.
– О Алла! Не часто бывает буря в этой стране. Не часто ты бросаешь на этот песок копья своего гнева... Но если ты позволил мне все это услышать... Дай же мне знак!