Страница 65 из 80
Завтра, узнав о судьбе Маутендорфа, полковник Дальт по приказу архиепископа направит в город два эскадрона аркебузиров, а наместник герцога в Каринтии завернет с марша пятьсот солдат неаполитанской пехоты. И край будет выжжен дотла – так в походе, когда нет других средств, прижигают рану, чтобы не загноилась.
Дым от подожженных домов черными клубами поднимался к небу, закрывая закатное солнце. Вечер. Двадцать первое октября 1618 года.
Солнце уже касалось западных пиков, когда они увидела впереди крупный обоз. Телеги, влекомые ломовыми лошадьми, неторопливо взбирались на крутой подъем.
– Там, за перевалом, уже Каринтия. А потом Аджио, Венеция… – Ходжа мечтательно зажмурился.
– Да, мы, кажется, оторвались от инквизиторов, – почесал небритый подбородок Ахмет. – Я только одного не пойму, как они узнали, что мы двинемся на юг? И почему теперь, когда мы открылись так нахально и глупо, за нами не скачет свора всадников с зелеными кокардами?
– Сатана хотел, чтобы я вселила его в Хорвата. Наверное, ты его убил. Теперь Сатане нет никакого смысла гнать инквизиторов за нами в погоню, – пожала Ольга плечами.
– А солдаты Христа, по-твоему, что же, просто марионетки в руках Сатаны? Почему бы им теперь не преследовать нас по собственной воле? – Ахмет еще раз оглянулся назад. – Интересно, кто поднял такую пыль на дороге? Неужели я прав, и они все же погнались за нами? Верхом можно двигаться куда быстрее, чем в карете. Боюсь, этот столб пыли нас скоро настигнет.
– Мы можем оказаться зажатыми в клещи, – нервно заерзал Ходжа. – Смотрите, обоз останавливается... Там у перевала наверняка кто-то досматривает всех проезжающих. И боюсь, что это не только таможня...
Через несколько минут стало отчетливо видно, что обоз действительно встал. В трех сотнях шагов впереди вооруженные люди толпились у передних телег, и лучи закатного солнца алели на кончиках их пик. Ахмет натянул вожжи:
– Там наверняка полиция Христа. Уходим... Пойдем прямо так, через горы.
Через пару минут Ольга, устав путаться в юбке, подоткнула за пояс подол.
«А это вполне реально – затеряться здесь, в нагромождении кустов и камней... Вот только вряд ли будет легко обогнуть этот пост, перебравшись пешком по скалам. Ведь не зря же он тут поставлен. Боюсь, что на много миль в округе это единственный путь на юг».
Им удалось забраться уже довольно высоко, когда солнце скрылось и мир погрузился в сумерки. Черная змея обоза все так же стояла на дороге, лишь немного продвинувшись вперед, когда они услышали внизу ржание коней. И голос – до боли знакомый голос, уверенно отдающий приказы.
«Цебеш!» У Ольги испуганно екнуло сердце.
– Пойдемте! Скорее, а то нас догонят...
– Не торопись. – Ахмет взял ее за руку. – Спешка на таком склоне смертельно опасна... Нас никто не найдет. Темно уже.
– Они нашли карету!.. Да послушай ты! Там Цебеш. Он же чует меня издалека, – Ольга сама не заметила, как перешла на испуганный шепот.
Ахмет и Ходжа замерли и стали прислушиваться:
– Раздай факелы! – донеслось снизу. – Вы двое останьтесь и стерегите коней. Остальные в цепочку и наверх. Эти исчадия ада теперь от нас не уйдут...
Цепь зажженных факелов стала медленно забираться на каменистый склон следом за ними.
– Да сколько же их? Тридцать? Сорок? – приглушенно зашептал Ходжа.
– Вот и пожалеешь теперь, что бросили мы мушкеты. Эх, как бы повеселились теперь! – Ахмет недобро улыбнулся. – Так говоришь, Цебеш чует тебя издалека?
– Не знаю. Может быть, чует... – Холодный ветер, подувший вдруг с перевала, заставил Ольгу вздрогнуть. «Уж ЭТОТ-то точно чует. Теперь он Цебешу решил помогать. Специально, чтобы наказать меня за обман... Ведь знает, гад, как я боюсь снова попасть Старику в руки».
– Учитель! Здесь кто-то шел недавно – я вижу следы... – донеслось снизу.
А ветер дул все сильнее и, словно в насмешку, кидал в лицо мелкий песок. На востоке из-за гор поднималась огромная луна багрового цвета.
Глава 25
Десять каноников священной римско-католической церкви, одетые в черные плащи с капюшонами, вошли в собор, неся перед собой горящие факелы. Пентаграмма вокруг алтаря, знак Зверя над царскими вратами, дрожащий огонь черных сальных свечей, чадящих приторным человеческим жиром.
Джузеппе Орсини, духовник покойного Великого Инквизитора Австрии и его правая рука, австрийский провинциал ордена Иисуса, вошел в зальцбургский храм. Его взгляд скользнул к скульптуре распятого Спасителя. Перевернутый Иисус... Джузеппе вздрогнул. «Непривычно, дико... Необходимо...» Он решительно направился к алтарю, сжимая в руке ритуальный обсидиановый нож.
Багровый свет луны в витражных окнах собора. Якоб Верт подал сигнал – пора начинать обряд.
С правой стороны к алтарю двинулась фигура, несущая белого, лежащего поверх черной мантии младенца. С левой стороны – другая фигура, несущая в руках потир – золотую чашу для евхаристии – превращения вина в кровь Христа.
Из-под потолка зазвучали трубы органа, завораживая, оглушая величием звука.
«Господи! Ты слышишь меня? Ты знаешь, почему я играю. Знаешь для чего... Для спасения. Семью мою спасти от расправы! И этих безумцев, готовых пролить на Твоем алтаре невинную кровь, их тоже спасти... Ведь эта музыка не может сделать ничего плохого! Она лишь остановить их может, очистить души от скверны...
Спаси нас, Боже! Спаси от нас самих, если можешь. Останови их! Не должны, не могут они этого сделать!»
Конрад наблюдал за домом весь день: они не сняли охраны. Даже в полночь, когда в соборе заиграл орган.
И он вдруг со всей отчетливостью понял, что их никто не отпустит. Что если Сатана все же придет, то они никого не будут жалеть, забыв обо всем, что обещали. А если у них ничего не получится, то тогда уж тем более – все свидетели будут убиты.
Гул шагов по мостовой. Музыкант замер, притаившись в тени. В дверь дома Себастьяна кто-то стучался.
Шляпа. Плащ. Шпага. Офицер! Сердце Конрада учащенно забилось. Сейчас он отдаст приказ, и их всех зарежут. Как и того ребенка, которого на алтарь...
До двери, которую открыл перед офицером один из стражников, было меньше десятка шагов.
«Подбегу, пока они отвлеклись. Этого, в плаще, стилетом в спину. Потом одного охранника из пистоля. Со вторым как-нибудь справлюсь... Только бы успеть, пока не закроется дверь... Что они там?»
Офицер зашел в дом, оставив дверь открытой.
«Неужели у меня все получится?»
Подкравшись к самой двери, сжав в правой руке стилет, а в левой пистоль, он заглянул внутрь. Спина офицера. Стоит, прислонившись боком к стене, ковыряя ногтем в зубах. Залихватски закрученный ус, небритая щетина, обручальное кольцо на пальце, запах духов и давно немытого тела...
Настоящий, живой человек, в которого так страшно втыкать слепое железо. Даже в спину, когда он не видит, а оба солдата охраны не смотрят на него, склонившись над развернутым свитком...