Страница 40 из 80
Опять заскрипело колесо, и колодезное ведро плюхнулось в воду.
– Вам помочь, фройлен?
Она вздрогнула, узнав знакомый голос. Сердце забилось быстро-быстро, кажется, прямо у горла. Схватившись за колодезную цепь, чтобы не упасть, обернулась:
– Ахмет... Все-таки нашел меня.
Он улыбнулся сквозь приклеенную кудлатую бороду и начал крутить ворот.
– Не передумала еще с нами бежать?
– Нет, конечно. Куда угодно, только бы отсюда подальше... Думала, уже все, не дождусь. Надеяться почти перестала... Тут такое было, Ахмет...
– Потом. Все потом. Я здесь со вчерашнего вечера. Тот усатый все время следит за тобой, и Цебеш, и еще толстая фрау, в доме которой он ночует. Сейчас никто из них нас не видит, вот я и подошел... Слушай и запоминай. Мы поселились в домике у дороги. Поверни голову направо... Вот этот, с высоким забором и большим медным кольцом на калитке. Подойдешь к калитке и постучишь так... – Он поднял ведро с водой и постучал по нему. – Запомнила? Ночью. После захода солнца. Когда точно, сама решай, как тебе будет удобнее. Сможешь уйти от них незаметно?
– Не знаю. Да, наверное.
– Всю ночь мы будем тебя ждать. Если не получится уйти тихо, незаметно, то лучше не рискуй. Если ты не придешь, придется разговаривать с Цебешем по-другому. Ночью или потом, если вдруг начнется стрельба, падай ниц и не шевелись.
– Ахмет... Помнишь, я говорила тебе о василиске? Цебеш нашел яйцо черного петуха, и теперь его высиживает жаба. Он выведет это чудовище, очень скоро.
– Мне плевать на Цебеша. Главное, чтобы с тобой все было хорошо. Ты все запомнила? Ночью, выстукиваешь у калитки. – Он снова повторил условный стук. – Тебя встречу я, Ду или Тэрцо.
– Я хочу выкрасть у него яйцо. Я теперь смогу, я осмелюсь. Нельзя допустить, чтобы...
– Ну хорошо, попробуй. Только не рискуй понапрасну. – Он разлил воду из колодезного ведра в ее деревянные ведерки и поклонился, приподняв над головой широкополую соломенную шляпу. – Жду тебя, как стемнеет. Теперь иди, а то нас вместе заметят.
«Неужели все кончится так просто... – подумала Ольга, глядя на удаляющуюся спину Ахмета. – Бросить Цебеша и его безумный план к чертовой матери и бежать куда-нибудь с Ахметом! Куда угодно, хоть на край света!
Мистика. Предназначение. Путь. Все это детские сказки. Труха, которой Цебеш забивал мне голову, чтобы заставить меня подчиняться... Неужели он сам во все это верит? Главное сейчас – не подставить Ахмета и его друзей. Дождаться ночи и тихо уйти... Я удачно поймала Томаса на слове. Купаться буду, когда стемнеет. Он религиозный человек, настоящий фанатик, раз служит Цебешу. Такой не станет нарушать своей клятвы. Перестанет за мной смотреть, и я тихонько... Вот тут и забор шатается. Протиснуться можно.
Еще три ходки за водой. Потом поставлю котел на огонь – буду греть. Сперва постираю какую-нибудь ненужную ерунду. Повешу сушиться. Пусть думают, что мне не в чем сбежать... Скорее бы вечер. Надо найти где-нибудь ломик. Такой тонкий, чтобы подсунуть его под прибитую Цебешем к двери скобу, и достаточно длинный, чтобы, воспользовавшись им как рычагом, выдрать эту скобу из двери вместе с замком.
Например, кочерга... Пролезает. Не знаю, хватит ли у меня сил, чтобы все это выломать быстро и без лишнего шума. Только бы Цебеш сегодня снова ночевал не здесь, а у своей вдовушки».
Когда Ольга вскипятила котел с водой и принялась за стирку, появился Цебеш. Он некоторое время с интересом смотрел на то, как Ольга мучается, пытаясь стирать без привычных для нее мыла и стирального порошка, а потом открыл замок, видимо, чтобы взглянуть, все ли в порядке с яйцом. Выйдя из комнаты, он что-то пробурчал себе под нос насчет полнолуния и, закрыв комнату, ушел.
Красное солнце коснулось горизонта. Потянуло ветром с болота, и завели свою привычную ночную песню лягушки и жабы. Ольга стала наливать теплую воду в бочонок, который Томас принес ей и поставил прямо посреди прихожей, рядом с камином.
«Интересно, откуда он за мной наблюдает? – размышляла Ольга. – Видит ли, как я навожу воду, развешиваю сушиться свое старое платье? Или он просто следит за домом? С какой стороны они смотрят на дом? Не может быть, чтобы со всех четырех сторон. Если я отлучусь в огород, а потом оттуда дворами...
Только бы не началось опять с этим яйцом. Если хоть часть того, что говорил мне про Предназначение Цебеш, правда... Ох, плохо же мне будет тогда. Только бы решиться. Если я и правда с этим яйцом как-то связана, то какая разница, где ему вылупиться? Не буду его разбивать. Заберу с собой. Может быть, потом даже выведу сама этого василиска. Пентаграммы и прочая алхимия для этого, по-моему, совсем не обязательны, достаточно жабы. Только вот как, без магических приемов Цебеша, заставить жабу сидеть на яйце?.. Ладно. Это уже неважно. Положу яйцо вот в это лукошко. И почему мне все время кажется, будто в этой запертой комнате кто-то ходит?»
– Лошадей запрягли?
– Да.
– Хорошо. Мушкеты...
– Ты уже пять раз все проверил, Ахмет. Успокойся. Мы все сделаем как надо.
– А если Цебеш выследит ее и решит убить по дороге?
– Он не может убить ее, ты же нам сам говорил. Она ему нужна. Всем нужна эта Мария. И что в ней такого? – пожал плечами Саллах.
– Так вы ее не пораньте, если все же придется стрелять... Ох, чую я, Цебеш без боя ее не отпустит. Если увидите его, стреляйте без предупреждения.
– Да уж будь спокоен, дружище, – улыбнулся Тэрцо. – Мы же имеем теперь строгое предписание из Порты: Старика убрать, Марию целой и невредимой доставить Селиму... Нам бы и твоей просьбы хватило, ты не думай. Но теперь, когда сам Аллах желает того же, что и ты...
– Есть Аллах, но есть и Шайтан. И порой именно он направляет шальные пули. Запомни это, Ходжа. Кстати, ты уже поджег фитили в мушкетах? Во всех четырех?
– Нет, – покачал головой Тэрцо. – Если мы будем всю ночь жечь фитили, то все их за сегодня и сожжем. К тому же запах запаленного фитиля заставит врагов насторожиться. Разве тебе, Ахмет, мало трех наших кремневых пистолей? А если начнется стрельба, я сразу запалю...
– Хорошо, хорошо... А лошадей вы покормить не забыли?
Ду и Тэрцо только переглянулись и устало вздохнули.
Ольга умыла лицо в бочке с теплой водой.
– Жаль. Столько потрачено труда... Ну и хорошо. Никому из них и в голову не придет, что я могу исчезнуть именно сейчас.
Она надела дорожный плащ и, взяв в левую руку лукошко, а в правую кочергу, направилась к закрытой на замок двери. Дом освещал лишь догорающий в камине огонь. Она вставила кочергу в щель между дверью и дверным косяком и скобами и навалилась на нее всем телом. Из косяка и из двери со скрипом стали выходить гвозди, держащие скобу.
«Все, готово. Кажется, скрип по всей деревне был слышен. Господи, помоги мне. Спаси и сохрани... – Сжав в правой руке кочергу, она резко дернула за дверную ручку. Дверь не открылась. – Проклятье! Я же сорвала замок, так в чем дело?»
Ольга дернула еще раз – ничего.
«Ну хорошо. Предположим, заколдовано. Надо сходить за головней... Но там, в камине, почти все прогорело, факел еще зажечь надо, а соседи, наверное, уже услышали, как я дверь выламывала... Промедлю сейчас, и они прибегут, свяжут меня, посадят под замок. А тогда...»
«Если будет стрельба, падай ниц и не шевелись», – всплыло у нее в голове. И яркая картинка встала перед глазами. Как в ковбойских фильмах, на широкой улице двое, с десяти шагов или ближе – кто раньше достанет из-за пояса пистоль...
«Ахмет!.. Он ждет меня...»
Она надавила, дверь подалась, и Ольга вошла внутрь. Всколыхнулись, как от сильного ветра, язычки пламени на свечах... Она прошла через линии пентаграммы. Задетая краем плаща, опрокинулась одна из свечей, другая потухла... Ольга замахнулась кочергой на жабу, неподвижно сидевшую на яйце.