Страница 13 из 22
А ведь в этом есть громадная доля здоровой логики. Что произойдет, если вы или кто-то другой вытащит того утопленника? Вы обязательно примете на себя его вину перед Небом. Значит, вы добровольно подписываетесь под тем, что хотите утонуть вместо него?.. Вот и подумаешь: а стоит ли спасать?
Утопленник – это все же мелко, на этом примере трудно рассуждать и делать глобальные выводы. Но вот еще один пример такого «мелкого» свойства. К автору приходит жена одного сотрудника и говорит:
– Александр Иванович нынче на работу не придет. Руку сломал.
– Ах, какая напасть! – вскрикивает автор.
– Да нет, никакая не напасть, – спокойно говорит женщина. – Гадость кому-нибудь сделал, вот и расплатился.
Все просто и легко. Не делай гадостей – будешь жить вечно. Эти принципы, пришедшие с язычества, незаметно трансформировались в христианские заповеди, основное содержание которых можно выразить одной фразой: «Не делай другому того, чего не хочешь, чтобы сделали тебе». То есть «не убий», «не укради»… И так далее. Но это, как говорится, все же личное дело. А вот избирательный характер стихийного бедствия всегда заставлял и заставляет задуматься.
Почему, например, свалено не то дерево, а это? Почему один ствол, потоньше, упал на сарай, а вековой стволище – на крышу дома, где живет вдова с пятерыми детьми? Она ведь и починить-то не сможет – за что ей такое наказание?
Мы уже говорили и еще побеседуем на тему Ивановского смерча. Он шел своей, конкретной дорогой. Он будто на-целенно шел именно туда, куда шел. Наделав делов в Иванове, тронулся в Кинешму, но посредине пути передумал и пошел в Юрьевец. Даже путь его кажется осмысленным, не говоря уж о том, что он выделывал в пригородах Иванова.
Одна женщина оказалась в самом жерле смерча, где, кстати, стоит мертвая тишина. Это, приближаясь, он гудит в десять раз сильнее реактивной турбины. Так вот, в самом центре оказалась женщина. Смерч вошел в квартиру, погулял по ней – и отправился дальше. Придя в себя от страха, женщина стала осматриваться. Нет, даже ничего не тронул он, гуляя по квартире. Даже газета так же преспокойно лежит на своем месте. Правда, газета другая… Та была «Известия», а эта – «Ивановская правда»…
Это не все. Открыв холодильник, она обнаружила в нем вместо продуктов тщательно и аккуратно сложенные вещи из шкафа: будто чья-то заботливая рука собрала и уложила их.
Женщина – к шкафу: а там от низа до верха – плотные залежи битого стекла!
Заметьте: и холодильник, и шкаф стояли как бы нетронутыми, дверцы закрыты.
А вот одну семью смерч застал на кладбище. Было их тринадцать человек: девятого июня у них какая-то скорбная дата, вот и пришли на могилку всем семейством. Налетел смерч, все вокруг потемнело, закружилось, все попадали на землю, прикрыв руками головы.
Унесся смерч – и что же? Были в самом пекле, но никто не пострадал. Кроме четырнадцатилетнего мальчика. Но и он пострадал весьма своеобразно: его проткнуло насквозь штакетиной – в живот вошла, а в спину вышла. И никаких болевых ощущений. Будто с ним в игрушки смерч поиграл.
Местные врачи сделали сложнейшую операцию, первым этапом которой было отпилить деревяшку спереди и сзади, иначе мальчика нельзя было уложить на операционный стол. В книге Виталия Сердюка, посвященной только смерчу 9 июня 1984 года, таких случаев описано великое множество. Хотя журналист и писатель, конечно, никаких выводов о «разумности» стихии не делает, да тогда, когда писалась книга, это еще было непозволительно… Однако выводы напрашиваются сами собой.
Подобная «разумность» любой стихии породила и Посейдона, и Гефеста, и всяких «русалок» и прочую фольклорно-мифическую братию.
Например, жители армянского Спитака, подвергшиеся в конце восьмидесятых мощнейшему землетрясению, многие были уверены, что землетрясение произошло по указанию Москвы… Не стоит ворошить сейчас причины, по которым им это показалось, но и этот стихийный монстр дал повод думать о том, что стихия Земли – в принципе разумна. Или подчиняется иному разуму…
Всемирный Потоп и наводнения в истории планеты
По большому счету библейская история Мирового Потопа ни у кого не вызывала сомнений до самой середины девятнадцатого века. Скепсис в эпоху Просвещения, конечно, имел место, но на Библию никто не замахивался. Если не считать отдельных монахов типа Джордано Бруно, одержимого идеей множественности обитаемых миров, все было тихо и спокойно.
Однако накопление косвенных знаний уже порождало некоторые сомнения. К примеру, по Карлу Линнею, на Земле три с половиной тысячи видов одних только млекопитающих и двадцать тысяч видов птиц. А еще – миллион видов насекомых! Представьте, как сложно было набрать библейскому Ною «всякой твари по паре»… Умолчать о том, что уже два слона – это по крайней мере пять тонн, а ведь есть носорог, жираф, бегемот… И тоже по паре? А сколько тигров, ягуаров, медведей, львов (как же без царя зверей?)… В общем, объем Ковчега становился таким громадным, что трудно было уложить в голове технологию спасения. И ведь всех тварей надо было обеспечить кормом. И ведь для хищников надо было не капусты приготовить, а чего-нибудь повкуснее. Отсеки Ковчега должны были вместить все это, и еще каюты Ноя и сыновей с женами где-то также должны размещаться…
К концу XIX века ученый мир уже готов был взорваться и ревизовать библейские представления о Потопе. На роль взрывателя судьба определила скромного реставратора из Британского музея по имени Джордж Смит. Именно он, работая над восстановлением глиняных табличек из Ниневии (это столица древней Ассирии), удосужился прочесть клинопись одного из фрагментов. Смит был не только большим энтузиастом, но и знатоком древних месопотамских письмен. Каково же было его удивление, о котором он вскоре поведал миру, когда он узнал в читаемом тексте историю Всемирного Потопа, но рассказанную несколько иначе, нежели она содержится в Книге Книг. Детали Всемирного Потопа были практически теми же самыми, а вот герои его – совсем другие: Ноя там звали Утнапиштимом, а горы Арарат не было – вместо нее фигурировала гора Ницир. Более того, текст был не просто текстом, а фрагментом поэмы! Более древним, чем Библия! И Потоп в ней длился не сорок дней и ночей, а только шесть дней и семь ночей… Это был знаменитый теперь «Эпос о Гильгамеше».
Но фрагмент есть фрагмент, по нему трудно судить о произведении в целом. И вот, никогда прежде не путешествовавший дальше Лондона, Джордж Смит сделался археологом. Он решил самолично прибыть в Ниневию и отыскать полный текст Эпоса. Сказано – сделано. Он появился в библиотеке царя Ашшурбанипала и перерыл массу глиняных обломков и целых табличек, коими был усеян пол помещения раскопанного дворца. И нашел недостающие фрагменты!
Дело в том, что и прежние-то таблички были только по случайности доставлены в Британский музей: у археологов в то время существовала некоторая странная привычка – отвозить в Лондон мусор, в котором на месте не было времени копаться. Так несколько мешков с табличками оказались в музее, и через десяток лет до этого мусора и добрался Джордж Смит.
Всего Эпос состоял из двенадцати глиняных табличек, а история про Потоп была в нем одиннадцатой. К слову сказать, в библиотеке Ашшурбанипала оказалось около двадцати тысяч подобных табличек, содержащих всевозможные иные тексты, но «Эпос о Гильгамеше» был среди них самым выдающимся.
Ученому миру стало ясно, что иудейскому народу, автору Библии, предшествовала иная культура, и уровень ее был нисколько не ниже иудейского. А ассирийцы заимствовали изложенный миф у еще более древних вавилонян. А те, в свою очередь, – у древних шумеров! Этот более древний текст обнаружили уже в XX веке.
В Филадельфии, в Музее Пенсильванского университета, хранилась шумерская табличка, и в 1914 году Арне Пё-бель опубликовал ее перевод. Оказалось, что в табличке говорилось о набожном и благочестивом царе Зиусурде, который получил от бога Уту (бог Солнца) указание построить кипарисовый ковчег и спасти на нем от Потопа все живое, кроме негодного человечества. Жанр текста тоже был поэтический, то есть гораздо более древний Шумер в своем расцвете зафиксировал, скорее всего, чей-то ранний миф о Потопе, длившемся семь дней и семь ночей.