Страница 87 из 104
Подъехали к КПП. Начальник заставы здесь. Встречает как положено. Не случайно, выходит. Не хотел Богусловский, чтобы растрезвонили по заставам о его поездке, но, выходит, кто-то оповестил. Из штаба, конечно. Кому больше?
«Дознаюсь и всыплю», — решил он, досадуя, что не удалось проверить неожиданно службу хотя бы одного контрольно-пропускного пункта.
Нет, не станет он дознаваться, для кого распоряжение начальника войск по охране тыла фронта не распоряжение. Поймет, что здесь даже сложней, чем на границе. И опасней. Поэтому играть здесь в прятки, все едино, что играть со смертью.
Да и проверит он работу КПП отменно. Лучше, как говорится, можно, но некуда.
— Ничего подозрительного за истекшие сутки не обнаружено, — доложил начальник заставы, молодой старший лейтенант, пружинно собранный. — Движение не интенсивное. Только что проехал грузовик с бойцами. Лесной дорогой направились. Храбрые.
Богусловскому ясно, что имел в виду начальник заставы. Дело в том, что КПП стоял у самого леса, в который и нырял тракт, но он не углублялся далеко в лесной массив, а лишь пересекал хордно языкоподобный выступ и вновь затем шел степью. Всего километров пятнадцать лесных, не больше, но именно на этих километрах и случались засады, поэтому последнее время трактом стали пользоваться только крупные колонны, а одиночные машины или обозы в несколько бричек объезжали лес по времянке. Намного, естественно, хуже дорога, в колдобинах и рытвинах, да и длиннее значительно, но зато безопасней. Богусловский тоже планировал ехать дальше по времянке, но доклад о грузовике с красноармейцами внес коррективы.
— Что ж, не станем тогда задерживаться. Трактом поедем. Догоним грузовик.
— Разрешите сопровождать?
— Сопровождать не нужно. Садитесь с нами. Ознакомите с обстановкой.
Уступив свое место ординарцу, Богусловский сел на заднее сиденье с начальником заставы, чтобы удобней было беседовать. Только не сразу пошла беседа по нужному начальнику войск руслу, поначалу на все вопросы следовали раздражающе однообразные ответы: «Никак нет», «Так точно». Богусловский даже осерчал:
— Мы же не оловянные солдатики. Я хочу ваше мнение услышать. Честное. Откровенное.
— Если честно — кутек я слепой, а не начальник заставы. На границе я многое мог предвидеть. Из комендатуры получал информацию, местные жители, особенно из бригады содействия, в курсе всех дел держали, а тут… Я уже на свой страх и риск начал выяснять, что к чему. Тут мне один старик подбросил мыслишку: бывших бы партизан поискать, они бы до своей базы свели. Не там ли, говорит, живут припеваючи фашистские недобитки?
— Интересная мысль. А вы доложили по команде?
— Нет. Нынче намеревался комбату донести.
— Медлить с такими фактами нельзя, учтите на будущее, — попрекнул строго Богусловский, потом спросил, переходя на прежний доброжелательный тон: — Застава может выделять поисковые группы? Для оперативного поиска?
— Туговато будет, но — возможно. Подобрать побашковитей мужиков да посноровистей, и — пойдет дело. Только, думаю, силами одних застав должного оперативного поиска не наладить. Батальоны нужно подключать. И даже полки. Одно нам, начальникам застав, ясно: повязки с глаз нужно снимать. Не дело день и ночь только и делать, что торчать у шлагбаума. Даже стыдно каждого глазами щупать. Он на передовую едет, а мы не верим ему.
— Еще один нюанс, — промолвил Богусловский, как бы обращая свое внимание на важность и серьезность услышанного. — Настораживающий нюанс.
Начальник заставы уловил по тону старшего командира, что его душевный порыв, его откровение пришлись тому отчего-то явно не по нраву. Но что делать? Сам же напросился на разговор без утайки. Да что их таить — эти сомнения почти у всех пограничников. Что прятать? Лишь единицам составляет явное удовольствие чувствовать себя хозяином положения — для всех остальных поголовная проверка обременительна. По-иному ведут себя пограничники, когда дело доходит до схватки с вражескими лазутчиками, тут не удержать никого — и злость сразу появляется, и ловкость, и смекалка. Для врагов, хотя они тоже не лыком шиты, финал всегда плачевный, а пограничников погибают единицы. Такова правда, и ничего тут не поделаешь, доволен ты или нет.
У Михаила Семеоновича иные мысли. Он еще не вполне осознал, как сильно повлияет на организацию охраны тыла фронта откровение молодого командира, но он уже вполне обоснованно досадовал на себя за то, что ни разу даже не подумал серьезно о психологическом настрое бойцов и младшего начсостава, не поговорил прежде с командирами полков, с комбатами, с начальниками застав, не предпринял никаких контрмер, чтобы повысить бдительность. Это, как он теперь считал, большая промашка, и нужно поправлять дело. Но как?
Легковушка мерно гудела мотором, колеса мягко шуршали по укатанному тракту, в машине тихо, ничто не мешает думать, но нужные мысли не приходят. Так и пульсирует: «Что-то нужно предпринять, что-то нужно…» А что?
Дорого заплатит Богусловский за нужный ответ. Кровью своей. И скажет потом себе, когда пережитое останется позади, когда верный путь борьбы с диверсантами будет найден: не было бы счастья, да несчастье помогло.
Слева промелькнул отвилок. Узкий. Лесорубы до войны еще, видимо, проложили его. Либо лесники. Отвилок и отвилок, что тут особенного, только начальник заставы крикнул, словно боясь опоздать:
— Стоп! Тормози!
Для шофера один в машине командир. Только его приказы имеют силу. Но газ на всякий случай сбросил и скорость выключил. Вдруг «сам» сдублирует команду. Но повторил приказ вновь начальник заставы. Настойчивей и торопливей крикнул:
— Да тормози ты! Тормози! — и пояснил удивленно глядевшему на него Богусловскому: — Следы машины. Свежие. Что особенно странно, их пытались заделать.
Успел за малые секунды ухватить цепкий пограничный взгляд и следы свернувшей только-только на отвилок машины, и спешные, оттого и неаккуратные, полосы поперек тех следов, не лапником прометенные, а, похоже, прикладами автоматов, — все это удивило и насторожило начальника заставы, и он вовсе забыл о субординации.
Теперь как бы оправдывался:
— Всего одна машина сюда прошла. Одна, понимаете?! Выходит, свернула?
— Дела-а, — неопределенно протянул Богусловский, соображая, как дальше поступить. Не ехать же им, четверым, в погоню за грузовиком, полным автоматчиками? Да и ошибиться мог начальник заставы. Проверить нужно. Внимательно осмотреть следы.
Приказал шоферу:
— Давай задний ход.
И именно это их спасло. Первым качнувшуюся лапу приземистой ели увидел начальник заставы. Крикнул:
— Ложись!
Примял Богусловского за спинку водительского сиденья, схватил лежавший на коленях автомат и вскинул его, готовый открыть огонь. Ординарец и водитель тоже выхватили автоматы из самодельных гнезд перед дверцами, откинули ветровое стекло и приготовились огнем ответить на огонь. Только, похоже, спаниковал начальник заставы. По молодости, может? Неловкая тишина в машине. Богусловский распрямляться было начал, но не тут-то было: крепкая рука у начальника заставы. Не осилишь. К тому же еще и приказывает твердо:
— Лежите!
Еще долгая минута прошла. Начальник заставы командует шоферу:
— Давай полегоньку задним ходом.
Но только начала легковушка пятиться, как несколько автоматных очередей полоснули по мотору, тот поперхнулся сразу же, чихнул раз-другой по инерции и заглох.
Стрелявшие укрывались под ветками ели, утонувшей в снегу на обочине, и в густом еловом ернике, начинавшемся сразу за елью; стрелять флангово им было трудно — получалось как бы в затылок друг другу, ибо машина не доехала до засады метров сто, и, если диверсанты намерились не просто попугать, а захватить машину, им следовало перестроиться, обойти машину справа и слева, частью же вернуться к отвилку и оттуда ударить в спину. Вот тогда могут прошивать они тонкие железные бока и брезентовый тент, тогда наступит финал, а пока мотор служит доброй защитой, и, стало быть, можно пока отстреливаться для проформы, сберегая патроны. Для решающего момента. Чтобы, погибая, уничтожить как можно больше диверсантов.