Страница 49 из 50
И на мгновение Трэло краем глаза заметил тёмную фигуру. Мужчина в капюшоне, который скрылся в тени. Он кивал, в его единственном глазе светилось одобрение. Его тяжёлый урок был усвоен. Урок был чем-то похож на то, что Трэло говорил в своих проповедях.
Война не знает морали.
Трэло перекрестился. Взглянув на календарь, он пожелал, чтобы Доктор скорее поправился. Завтра Трэло будет занят.
В своих снах Доктор видел стол, большой дубовый стол посреди банкетного зала. Третий Доктор принимал гостя — паромщика, который, как они оба знали, на самом деле был четвёртым Доктором, пожелай он сохранить своё настоящее имя.
— Просторно, — сказал четвёртый Доктор, отрываясь от бокала вина. — Скажи, а тебе не бывает одиноко, ты же тут живёшь всё время один?
Третий Доктор задумчиво пригубил бокал.
— Нет, старина, — тихо сказал он. — Мне даже нравится уединение.
Спящий Доктор слегка кивнул.
Эйс брела по занесённому снегом погосту, завернувшись в одно из пальто Питера. Уже восемь часов прошло с тех пор, как она вернулась в мир живых, но когда она два часа назад оставила Доктора с Трэло, он всё ещё спал. Хорошо быть снова в настоящем времени. Из плотных белых облаков начали, кружась, падать первые снежинки, они покалывали её лицо и губы.
Она внезапно упала лицом на землю и поцеловала снег, попробовала его на вкус. Эти снежинки… все разные, все недолго живущие, но все красивые. Издали они все выглядели одинаково, но с близкого расстояния они все были такими сложными и разными. Жуткие люди, которых она выдумала в своей фантазии о спокойной обычной жизни, ни за что бы этого не заметили.
Ребёнок скомкал бы эти снежинки и швырнул бы их в другого ребёнка. И это было здорово, если ты ребёнок, ничего в этом плохого. Но она больше не ребёнок.
Она вернулась.
Она встала и струсила с пальто снег. Она бы не стала выходить на улицу, если бы не была уверена, что Доктор поправится. Она это нутром чувствовала. Знал ли он, как она умрёт? Он проверил это одной из тёмных ночей?
Имело ли это значение?
Глядя на деревню, на выглядывающие из окон наряженные ёлки и на разноцветные огни, украшавшие фронтон «Чёрного Лебедя» (который теперь был очень современным пабом), Эйс хотелось побежать к телефону и позвонить всем, кого она любила. Ей захотелось съесть большой бутерброд с беконом, взорвать большой фейерверк, до упаду танцевать и целоваться.
Однажды она умрёт. Она надеялась, что это будет внезапно и без боли. И это нормально. Это даже лучше, чем вообще не умирать. Как персонаж в конце книги, она бы просто прекратила что-то делать. И чего бы она к тому моменту ни достигла, хорошее и плохое, оно останется.
То, что она делала, что она собиралась делать в этом потрясающем мире, будет сильное и красивое, как снежинка.
Эйс широко улыбнулась восходящей луне, засунула руки поглубже в карманы пальто и побежала вниз, с холма, в сторону дома священника, посылая небу воздушные поцелуи.
Питер Хатчингс стоял у двери спальни для гостей и наблюдал, как Эмили кормила из бутылочки Иштар.
Иштар. Как будто чихнул кто-то.
Доктор, поглощая в доме священника большое количество чая с пышками, объяснил, что Времяточец будет существовать всегда, как некий базовый вселенский принцип, но будет оставаться без сознания, во всяком случае, до Тёмных Времён. Человеческая часть, которая сотворила это существо во времена людей, теперь обитала в мозге этого ребёнка. Для этого ей пришлось сбросить большую часть своей памяти, личности, всего, кроме самой жизни.
Иштар Хатчингс будет расти так же, как любой другой ребёнок, разве что пару лишних кошмаров увидит.
Эмили была без ума от счастья. Питер подумал, что его жена со свойственной ей практичностью восприняла все эти события гораздо легче, чем он.
Она подняла на него взгляд и улыбнулась. Он тоже ей улыбнулся и зашёл в комнату, чтобы ещё раз поздороваться со своей дочерью.
Он стоял у подножия холма, на котором стояла церковь святого Христофора. Она спускалась с холма, подходя к нему сзади. Может быть он думал, вспоминал те ужасные события, через которые им пришлось пройти? А может быть, он снова что-то замышлял, планировал очередную сложную кампанию по избавлению вселенной от зла. Эйс решила, что ей, наверное, никогда не узнать ни что он думал, ни даже как он думал.
Услышав её шаги, Доктор обернулся. В опускающихся сумерках его глаза блестели, лицо светилось печальной мудростью. Он долго смотрел на неё. Эйс заметила, что его глаза снова стали ярко-голубыми.
— Здравствуйте, — сказал он. — Я Доктор. А это моя подруга Эйс.
Двое путешественников долго стояли, обнявшись. Затем, продолжая обниматься, они побрели обратно, к дому священника.
Высоко над ними Саул звонил в колокола в честь Сочельника.
Вечер пролетел за едой, напитками, песнями; и в доме Хатчингсов, и у барной стойки настоящего «Чёрного Лебедя», в который Доктор зашёл с некоторым беспокойством.
Эйс несколько часов провела у телефона викария, безуспешно пытаясь выяснить домашний номер Джонни Чесса, а Доктор развлекал публику импровизированной версией рождественского гимна, исполненной на ложках. Иштар Хатчингс много плакала.
В ночь перед Рождеством Эйс неожиданно проснулась, испугавшись. В комнате был какой-то звук.
Потянувшись к своему рюкзаку, она включила ночник.
Доктор наполнял её колготы яблоками и апельсинами.
— Традиция, — виновато улыбнулся он. — Или ты для этого уже слишком взрослая?
— Нет… — Эйс улыбнулась и снова легла спать. — Охренеть.
На Рождество, после приготовленного Хатчингсами щедрого ужина, Эйс на цыпочках вышла в прихожую и посмотрела на их телефон.
Она не забыла номер.
После всего того, через что она прошла, может быть, ей нужно позвонить домой, сказать, что она жива?
Вдруг им не всё равно будет.
Она подняла трубку и набрала номер. Один гудок. Второй. Никто не берёт трубку.
Голос на том конце, кажется, был мужской, а может, и нет. Эйс положила трубку, не расслышав полностью даже одно слово.
В прихожую вышла Эмили и, поняв, что что-то не так, тут же решила уйти.
— Я просто… — сказала Эйс, и Эмили остановилась. — Просто рассматривала ваш телефон. Отличный телефон. Просто чудесный телефон, он… — по её щёкам текли слёзы, лицо свело от душевной боли.
Эмили провела её в комнату, где спала Иштар. Они сели на кровать, и Эйс поправила на малышке одеяло.
— Я думала, что теперь справлюсь, — прошептала Эйс. — После всего того, что было, я подумала, что больше ничего не боюсь.
— Семья — совсем другое, — Эмили провела рукой по волосам Эйс, поправляя сбившиеся пряди. — Возможно, Доктору тоже когда-нибудь придётся столкнуться с этим, — она посмотрела женщине из Перивейла в глаза. — Я хотела сказать… Я знаю, ты уже, наверное, слишком взрослая для этого, и с моей стороны это, наверное, наглость, но у меня такое ощущение, как будто мы знакомы уже очень долго…
— Пожалуйста, — Эйс потёрла лоб. — Всё равно скажи это.
— Можешь остаться у нас. Я не против ещё одной дочери, или недавно нашедшейся младшей сестры, если соседи начнут наш возраст сравнивать.
— Я знаю, — сказала Эйс, обнимая Эмили. — Но мне не хочется даже думать о том, что будет с Доктором без меня. Кому-то нужно о нём заботиться. Правда, нужно. К тому же, у вас и так лишний голодный рот появился.
Эйс встала и решительно вытерла слёзы рукавом.
Может быть, некоторые страдания делают тебя тобой.
Подойдя к двери, она обернулась к Эмили.
— Спасибо, что предложила, — всхлипнула она и вышла, чтобы не разбудить плачем ребёнка.
За это время Доктор и Эйс совершили немало коротких путешествий в ТАРДИС, занимаясь, как это назвал Доктор, «коррекцией деталей задним числом». Они проникли в генетическую лабораторию двадцать второго века и украли младенца-девочку, искусственно выращенную, которой ещё не дали сенсорного ввода, чтобы она оставалась телом без разума. Это, как Доктор сказал Эйс, было для того, чтобы врачи могли проводить эксперименты с чистой совестью.