Страница 4 из 89
Кажется, у меня есть вариант, почему Лизбет называют «Семь», но я не уверена. Потом как-нибудь спрошу.
— Ну, что, Псы. На выход, — она задерживает взгляд на мне и кивает, чтобы мы следовали за ней.
Я первой направляюсь к двери, но меня постановляет за плечо чья-то рука, после чего мимо меня протискивается Эрик. Я хмурюсь, но всё же выхожу следом.
— Все за мной, если не хотите потеряться в толпе, — Семь машет рукой, уходя в сторону противоположных дверей.
Я осматриваюсь, замечая, как из разных комнат появляются подростки и встают в пары, чтобы встать в один ряд и не упустить из виду своих новых товарищей. Одни мы ломимся за Лизбет как стая. Как дикие псы. Я на мгновение смотрю на ту женщину, которая подошла ко мне самая первая, понимая, что она глядит на меня в ответ.
Я отворачиваюсь, собираясь двинуться за всеми, но мне опять мешают. Обернувшись, я вижу Кэйла. Он сжимает свои пальцы на моём плече, из-за чего я морщусь, и смотрит куда-то вдаль, затем подталкивает вперёд, когда мы оказываемся последними.
— Ты кому-нибудь говорила о том, сколько процентов у тебя на тесте? — спрашивает он, немного склонившись.
— Нет.
— И не говори.
Мы идём вровень — его рука по-прежнему на моём плече.
— Почему?
— Незачем им знать.
— Почему? Они вернули тебе мои данные?
Я вижу, как парень прищуривается, наверное, раздражаясь, что я слишком много задаю вопросов, но, чёрт возьми, я же имею право знать!
— Конечно, отдали, куда они денутся, — тянет Кэйл, смотря вперёд. — Просто не говори никому. Обычно никто не разглашается на счёт своих данных, потому что они личные. Мало ли что. Хотя в последнее время всем плевать, треплются, словно бабы на базаре. Может быть, когда всё вспомнишь, поймёшь. А теперь не задавай вопросов, иначе так закручу тебе ноги, что сидеть неделю не сможешь.
Я морщусь, смотря на Кэйла, как на сумасшедшего. Странный он какой-то, кто знает, что у него на уме. Определённо он мне не нравится.
***
Мы выходим из здания в числе первых — Семь решительно возглавляет нашу копанию, а Кэйл подозрительно следует в самом конце прямо позади меня. Это немного напрягает, потому что я думаю, что он прожигает мою спину своим пронзительным взглядом.
Нас десять. Я десятая. Плюс наши сопровождающие. Это так странно, потому что в белоснежной комнате, где я очнулась, было довольно много подростков. Минимум сотня. Как я поняла, всего семь вариантов твоего будущего, которые помечены цветами, каждый из которых связан с определёнными эмоциями. Странно, что из всех людей, в бордовую группу попало только десять. Мало. Очень мало.
И меня это напрягает.
Свет стен этого здания настолько яркий, что когда мы оказываемся на улице, нас настолько резко пожирает темнота, что я в ступоре замираю. Меня толкают в спину — я делаю пару шагов вперёд и врезаюсь в кого-то, понимая, что совершенно ничего не могу разглядеть. Может, я ослепла?
Кто-то перешёптывается, а я начинаю моргать, пытаясь увидеть хоть что-то. Холодный морозный воздух заставляет мелко дрожать — кожа неприятно щиплет, наверное, сейчас зима, хотя я не чувствую под ногами снега. Обычная дорога, шумит листва от ветра, я слышу звук машины.
Фары резко включаются, освещая пространство, теперь я могу увидеть узкую дорогу и очертания стен здания. Где-то вдали деревья, забор и какие-то строения. Я поднимаю голову и замечаю, что ночное небо покрыто звёздами. Луны не видно.
Мимо меня протискивается Кэйл и идёт к фургону. Это большой бронированный грузовик, сливающийся с темнотой. Видно лишь очертания. Фигура Кэйла подходит ближе и открывает кузов.
— Забирайтесь, — командует он, отступая.
Я вижу, как колеблются парни в первых рядах, затем кто-то один решительно подходит ближе и исчезает внутри. За ним начинают пробираться и другие. Я подхожу к фургону последней, внимательно вглядываясь в Кэйла, который пронзительно смотрит прямо на меня. Мне кажется, что я вижу, как в темноте сверкают его глаза, словно у кошки.
— Сколько времени? — спрашиваю я, чтобы успокоиться.
— За полночь, — не медля, бросает парень.
Он кивает в сторону машины, держась за неё одной рукой, а я отрываю от него взгляд и забираюсь внутрь, слыша, как за мной захлопываются двери. Прежде чем всё снова меркнет, я замечаю, что некоторые разместились на полу, прислонившись спиной к стене. Я нащупываю кончиками пальцев металл, трогаю его ладонью и медленно опускаюсь на холодный пол.
Двери снова хлопают, двигатель оживает, и я чувствую, как фургон трогается с места. Здесь холодно, хотя не так сильно, как снаружи. Интересно, какое сейчас время года? И почему это я помню такие мелочи, как день и ночь, время, холод, почему я умею разговаривать, если они полностью стёрли мою память? Хотя, может быть, они затронули только воспоминания, а это всплывает машинально, пусть я и не имею ни малейшего понятия, откуда я это знаю. И это меня раздражает и пугает одновременно.
— Как думаете, куда нас везут? — я слышу голос Итани.
Кто-то шепчется, но я не могу разобрать слов. Затем уверенный голос, принадлежащий Эрику, говорит:
— Домой.
И я с ним согласна. Теперь наш дом будет там, куда нас привезут в независимости от того, что мы вспомним. И ещё я хочу знать, когда ко мне вернутся воспоминания. Я хочу уже понять, что происходит, я хочу ответы на свои вопросы.
Мы едем молча. Двигатель шумит, разрезая тишину на мелкие кусочки, холод пробирает кожу — я обнимаю себя руками, чтобы согреться, и кто-то прижимается к моему плечу, хотя я не знаю, кто именно. Воздух тут накалён от напряжения, все ждут, что вот-вот должно что-то произойти. Все нервничают из-за неизвестности.
Когда мои глаза привыкают к темноте, я могу различить очертания фигур ребят и пар, который вырывается у меня изо рта. В углу жмутся друг к другу две девушки, рыжая макушка Итани мелькает у противоположной стены — я вижу, что она уткнулась лицом в колени.
Фургон начинает трясти — парень, который ко мне прижимался, отклоняется в сторону, и меня обдаёт прохладой, потому что тепло, исходящее от незнакомца, исчезает. Он больше не греет меня. Я обнимаю колени руками, кладя на них подбородок. Я замёрзла и хочу есть. Здесь даже нет окон, чтобы проследить дорогу от того места, где мы очнулись. Может быть, они специально хотят, чтобы мы её не знали. Хотя не вижу смысла: зачем кому-то возвращаться в это ужасное место? Единственный плюс — там было тепло.
Я прикрываю глаза, прислушиваясь к шуму мотора, кажется, он пытается что-то сказать, но я его не понимаю. Снова раздаётся шёпот. Кто-то возится на полу, наверное, меняя позу.
Мы едем уже почти час. Наверное. Или мне кажется, я не уверена, но это настолько долго, что я замерзаю до костей. Пальцы немеют — я прячу их под кофтой, прижимая к телу, отчего дрожь пробирает меня с ног до головы — зубы начинают постукивать друг о дружку. Я уже собираюсь прижаться к кому-нибудь, чтобы погреться, но тут фургон останавливается. Двигатель глохнет, словно кто-то резко прихлопнул назойливого комара, двери хлопают. Затем задвижка отодвигается, открывая двери фургона, и я вижу очертания Семь и Кэйла. Мне не видно их лиц, потому что они тонут во мраке.
— Выходите, — Лили отступает.
Я первая пытаюсь выбраться наружу — всё тело затекло и онемело. Когда я чувствую под ногами землю, то колени начинают дрожать, и я подпрыгиваю, чтобы размять их. Отступая в сторону, я вижу, как выбираются остальные, — за это время я осматриваюсь по сторонам, но почти ничего не вижу, потому что фары выключены. Я вижу очертание небольшого здания, напоминающего пристройку.
Когда двери захлопываются, оповещая, что все подростки вышли из фургона, я оборачиваюсь. Две фигуры в виде Семь и Кэйла отделяются от остальных и идут в сторону здания, я, не задумываясь, спешу за ними, слыша позади приглушённые шаги.
Надеюсь, внутри теплее.
Мы оказываемся в небольшом помещении, здесь тоже темно. Я различаю какие-то стойки и старую мебель. Интересно, у них вообще нигде нет света? Или фонарика? Ну, хотя бы спичку или зажигалку достали бы…