Страница 37 из 42
— Что вы сами взорвали себя на воздух? Немного наивно для человека, изучавшего действие взрывчатых веществ. Если бы у Могенсена в жилетном кармане были часы, от них ничего не осталось бы.
— Я не подумал об этом.
— Но вообще все это было очень основательно продумано. Когда вам пришло в голову обменяться ролями с Могенсеном?
— На полигоне. Когда я увидел, что произошло, и понял, что Могенсен разорван на мелкие куски, я подумал, что точно так же… что это могло бы случиться и со мной.
— Вы только тогда задумали исчезнуть, когда стояли на полигоне?
— Да. Окончательное решение я принял только там. Но,. конечно, я уже раньше немного… фантазировал на этот счет.
— Когда же вы начали фантазировать на этот счет?
— Когда я выиграл в лотерею деньги.
— И вам представился счастливый случай?
— Да, мне представился… случай!
— После этого вы написали прощальное письмо?.
— Да!
— Почему вы послали его в министерство, а не жене?
— Я не хотел, чтобы это известие поразило ее слишком внезапно. Я знал, как долго у нас в министерстве происходит обработка входящей почты. Проходит немало времени!
— Значит, вы хотели выиграть время! Так не будем говорить о ваших чувствах к жене, о бережном отношении к ней. Мы не очень–то верим в ваше сострадание. Ну, а теперь скажите, почему вы хотели бесследно исчезнуть?
Да, почему? На это господин Амстед не знает, что ответить. Он уже давно фантазировал на этот счет. Мысленно он рисовал себе жизнь на свободе. Такую жизнь, чтобы он мог целиком располагать собой. Тихая жизнь на лоне природы. В местности, которую он знал еще ребенком и которая теперь рисовалась ему раем. Раем, куда бы он мог уехать на вечные каникулы.
Он сидел в своем кресле в кабинете и тосковал по свободе. Прочь отсюда, с улицы Херлуф–Троллесгаде, прочь из военного министерства, скорее бы избавиться от всех этих начальников дома и на службе. А потом эти деньги. И самоубийство Могенсена. От Могенсена ничего не осталось, и Теодор Амстед мог отлично сойти за погибшего Могенсена. Кроме того, на Могенсене было старое платье Амстеда. Все это были звенья одной цепи. Вдруг появилась возможность превратить мечту в действительность.
Зачем? — спрашивают его. Нелегко объяснить это полиции. Он действовал импульсивно. А затем было уже поздно идти на попятный. Он просто уступил давно сдерживаемому желанию прогулять. О последствиях он не думал.
Вопросы сыплются градом, а ответы не могут удовлетворить полицию. Она не может понять вечного школьника, который в сорок шесть лет удрал с уроков и отправился на поиски приключений.
— Вот вы назвались Гербертом Джонсоном. И выбрали это имя неслучайно. В Соединенных Штатах действительно живет некий Герберт Джонсон. Он тоже ваш школьный товарищ, и его звали тогда Гербертом Йенсе- ном. Ловко придумано — присвоить себе фамилию американца датского происхождения. Получилась вполне правдоподобная история: человек вернулся домой из–за границы. Значит, в бланке переписи населения и анкете вы поставили чужое имя. Похоже на то, что все было очень тщательно продумано и подготовлено, Теодор Амстед. К тому же вы достали несколько долларовых
билетов — для большего правдоподобия. Мы навели справки в банке и списались с Гербертом Джонсоном.
— Да, полиция знает немало!
— Затем вы сбрили себе усы. Это тоже известно полиции. Чтобы изменить свою внешность. Но не умно было с вашей стороны проделать это в маленьком городишке. Далее вы купили себе очки с обыкновенными оконными стеклами. И все в том же городишке. И там же взяли местную газету, чтобы узнать адреса свободных квартир в деревне, и наткнулись на объявление Йенса Йенсена.
Полиции известно многое. И все же в полицейском управлении недовольны результатами следствия. Остались невыясненные вопросы…
Наконец, кандидату юридических наук Теодору Амсте- ду предоставляют защитника. Пока что ему предъявлены обвинения в обмане страхового общества, подделке документов и уклонении от уплаты налогов.
Но как бы к этому не прибавилось еще кое–что.
46
Амстеду инкриминировали немногое. И новых обвинений не предъявили.
Как выразился защитник, он дешево отделался. Удалось избегнуть многих неприятностей, большой сенсации. Скандал не разросся до чудовищных размеров. А ведь полиция выдвинула версию, за которую держалась крепко и упорно. Но теперь она вынуждена от нее отказаться.
Его подозревали в убийстве Михаэля Могенсена.
Он убил Могенсена? Но зачем, ради всего святого, ему убивать Могенсена?
Да, зачем? Полиция предполагала, что Могенсен вымогал у Амстеда деньги. Иначе зачем было Амстеду помогать какому–то чудаку с Розенгаде.
К тому же полиция не нашла удовлетворительного объяснения и самоубийству Могенсена.
Нищета? Могенсен был философ, он презирал материальные блага. Кроме того, Амстед дал ему тысячу крон. Почему же он почувствовал усталость от жизни как раз в тот момент, когда ему подарили такую крупную сумму денег?
Кроме того, чиновнику военного министерства куда легче достать динамит, чем бедному одинокому человеку.
Полиция построила свою версию на довольно прочном фундаменте. Однако решающих улик у нее не было. От обвинения в убийстве пришлось отказаться и довольствоваться остальными пунктами обвинительного заключения.
Но достаточно и этого.
Для Теодора Амстеда это означает разорение и гибель, означает потерю пенсии, потерю гражданских прав, позор и исключение из общества порядочных людей.
Это финансовый крах. Полученные страховые суммы необходимо вернуть с процентами. Так же как и пенсию, которая выплачивалась его жене. И еще штраф в налоговое управление. И возмещение убытков и судебных издержек.
А быть может, еще и развод и алименты. Фру Амстед хотела посетить его в тюрьме и поговорить с ним. Но ее не пустили к нему, и пришлось сноситься с ним через защитника.
Фру Амстед в полном отчаянии. Возвращение мужа явилось для нее гораздо большим ударом, чем его смерть. Что теперь будет? Как жить? Все разрушено. Все, достигнутое хорошим воспитанием, школой, университетом. Вся основа их существования. От квартиры на улице Херлуф–Троллесгаде придется отказаться, обстановку продать.
А Лейф? Вряд ли представится возможность дать ему образование. Что с ним будет? Без школы, без учения — что он станет делать все то время, пока ему не исполнится двадцать пять лет? Да, главное — Лейф. Неужели из него не выйдет такой же дельный чиновник и уважаемый гражданин, какими были его предки?
Сколько вопросов и проблем!
На кладбище есть могила. Могила с надгробной плитой, цветами и белым песком. Она куплена на сорок лет, как место вечного упокоения, — куплена для постороннего человека. Что с ней делать?
Теодор Амстед этого не знает. Он не может делать никаких распоряжений насчет своей собственной могилы. Он сидит за решеткой и свободен от всякой ответственности. От многого он теперь свободен — с него взятки гладки.
Надо было бы договориться с родственниками Моген- сена, если таковые существуют. Но Теодор Амстед не может вести переговоры. Хорошо еще, что при данных обстоятельствах он очутился за решеткой…
Когда предварительное следствие заканчивается, Теодор Амстед не ходатайствует об освобождении. Не просит выпустить его из тюрьмы до суда. И не хлопочет о свидании с женой.
Много есть неразрешенных вопросов. Много бед свалилось на семью Амстед.
Но арестованному Амстеду все же повезло. В одном по крайней мере; обвинение в убийстве ему все–таки не предъявлено.
Остается лишь обман страхового общества, подделка документов и уклонение от уплаты налогов.
За все вместе он получает восемь месяцев тюремного заключения.
Теодор Амстед не желает подавать апелляционную жалобу.
47
В жизни Теодора Амстеда снова царит тишина и порядок.
Его день распределен до минуты. У него снова есть занятие. И жизнь снова приобрела для него смысл.